В половине одиннадцатого работа заканчивается, и все неторопливо идут на кухню, потому что наступает время для главной трапезы дня — обеда. Он состоит из мисо — густого супа из овощей, а также риса и соленых кушаний. В тишине за стенами монастыря звонят велосипеды и слышатся крики играющих детей. После еды миряне и молодые унсуй возвращаются в дзэндо. Более опытные ученики занимаются ответственными делами — ведут счета, делают покупки, помогают роси по хозяйству. Послеобеденное собрание в дзэндо уже более неформальное: у новичков много свободного времени для отдыха, иногда они выходят погулять или покурить. Разговаривать не запрещено, но никто не расположен к беседе.
Часам к трем все заканчивается, и входит дзикидзицу. Когда все в сборе, в центральном зале звонит колокол, и это значит, что пришло время пения вечерних сутр. Каждый день читается новая сутра, и когда объявляют ее название, некоторые — те, кто еще не выучил ее наизусть, — вынимают из широких рукавов маленькие книжки. Вернувшись в дзэндо, снова читают Праджняпарамитахридая сутру, и дзикидзицу сначала громко и звонко зачитывает отрывок сам. Голова его при этом склонена в сторону статуи Кашьяпы, а ладони сложены лодочкой и поднесены ко рту, чтобы звук был сильнее.
Все сидят несколько минут, а после звонка к вечерней трапезе идут в кухню, снова исполняют сутры, садятся и вынимают свои чашки. Никто не разговаривает. Пища предлагается жестом «подаяния», и жестом же человек делает знак «хватит». В конце приема пищи, который состоит из риса и соленых овощей, передается по кругу чаша с горячей водой. Каждый отливает из нее немного в свою чашку, выпивает и вытирает посуду небольшим полотенцем. После этого чашки собирают, заворачивают в ткань, монахи поднимаются с подстилки и выходят.
В дзэндо сумрачно, а на дворе и совсем темно. Дзэнбо собираются снова, некоторые со своими покрывалами под мышкой, и каждый, входя, кланяется статуе Кашьяпы. Правую руку все держат перед грудью плоско, как нож, и, рассекая перед собой воздух, кланяются, обращаясь к центру комнаты, раскладывают свое покрывало и садятся на него в позе «полулотос». Потом приходят также учителя, профессора колледжа, человек шесть студентов университета в черной форме, которая одинаково подходит и для занятий, и для баров, и для храма. Кто-то неуверенно входит и нерешительно кланяется, боясь сделать что-нибудь не так, но желает попробовать дзадзэн, потому что это нечто «японское» и «высокое». Один студент, на вид самый бедный из всех, обрил голову, как унсуй, и каждый вечер аккуратно посещает занятия. Он совершенно спокойно сидит на подстилке, не общаясь ни с кем. К половине восьмого зал уже наполовину полон, что является нормой для нынешних дзэнских собраний, и раздается звон большого колокола на колокольне. В это время звонарь громко распевает сутру, его голос разносится над соседними лавками и домами. После этого в дзэндо зажигается неяркий свет и вечерний дзадзэн начинается.
Дзикидзицу садится впереди всех и отмечает каждые полчаса ударом деревянных палочек и звонком. За его спиной курятся благовония, а над головой висит небольшая деревянная шкатулка с надписью по-китайски «еще рано». В конце первого получаса он ударяет палочками один раз и негромко восклицает: «Кинхин!» Это знак к «дзадзэн на ходу» — вся группа встает, закатывая рукава и поднимая полы своих одежд, и по сигналу мастера начинает двигаться один за другим по периметру зала. Все идут быстро, в ногу, а дзикидзицу возглавляет шествие широким самурайским шагом. Они ходят и ходят по кругу, то в тени, то на свету, кланяясь статуе Кашьяпы, пока дзикидзицу не ударит палкой о палку и не крикнет: «Хватит!» Круг разрывается, и все бегут к двери. Это ночной сандзэн. Еще через двадцать минут все вернутся, чтобы продолжить медитацию — но на сей раз уже не размышлять над ответом, а ожидать ответа от роси.
Дзадзэн — серьезное занятие. Это ощущается даже в воздухе. Дзикидзицу встает, берет в руки большую плоскую палку, кладет ее на плечо и начинает не торопясь ходить по залу, вдоль рядов людей, которые сидят с полузакрытыми глазами, глядя в пол прямо перед собой. Если новичку неудобно сидеть так, наставник легко ударяет его палкой по плечу и разрешает принять более легкую позу. Если унсуй сидит неправильно, мастер без всякого предупреждения стаскивает его с подушки. Ученик встает и снова садится. Все происходит в молчании. Если вдруг кто-то задремлет, легкий удар палкой тотчас же разбудит его. Ученик и дзикидзицу кланяются друг другу, и ученик наклоняется еще ниже, чтобы получить четыре удара по бокам. Признаться, это не очень больно, хотя громкий звук удара вполне может привести ученика в ужас, — удар нужен лишь для того, чтобы разбудить нерадивого. От долгого сидения страшно затекают ноги, но подняться нельзя, пока не прозвонит колокольчик дзикидзицу. Разум нужно как бы отложить в сторону. Конец первого часа отмечается звоном колокольчика, и тут же начинается второй кинхин — приятные двадцать минут ритмического шага. Шагание заканчиваются внезапно, и если кто-то не успел сесть по сигналу, дзикидзицу тут же стаскивает его с подстилки. Дзэн стремится к свободе, но его практика отличается суровостью.
Во время кинхин некоторые унсуй незаметно исчезают из зала. В десять они возвращаются — слышно, как они быстро бегут по каменной дорожке. В руках у них большие подносы с горячей лапшой-удон в больших лаковых чашках. Поклонившись дзикидзицу, унсуй обходят комнату по кругу и ставят еду перед каждым учеником; те, кто хочет, получают по две или даже по три чашки. Снова следуют поклоны, и все быстро принимаются за еду, проворно орудуя палочками. Дзэнбо славятся скоростью поедания лапши, и никто не хочет быть последним. Но вот пустые чашки отставлены в сторону, и по рядам проходит подавальщик с тряпкой, которой он стремительно протирает пол перед каждой подстилкой. Подавальщики становятся у двери и кланяются группе. В ответ им тоже кланяются. Потом один из подавальщиков называет имя человека — обычно друга или покровителя содо, — который купил лапшу для сегодняшнего вечернего сэссин. Все снова кланяются. Медитация продолжается. В половине одиннадцатого объявляется перерыв, и все выходят на улицу, чтобы покурить и немного поболтать в темноте. «А правда, что в Америке интересуются дзэн?» — спрашивают они с искренним любопытством, ведь их соотечественники почти не обращают на них внимания.
В одиннадцать часов под звон колокольчиков и перестук палочек в последний раз исполняются сутры. Вечерние гости собирают свои подстилки и уходят, кланяясь на прощанье дзикидзицу и Кашьяпе. Те, кто остался, заворачиваются в свои одеяла и туг же ложатся спать. Дзикидзицу обходит всех, говорит: «Посоветуйтесь с подушкой», — и выходит. Зал погружается в темноту. Но это еще не всё — как только гаснет свет, все встают, берут свои подушки и медитируют, уже кто как хочет. Следующий день начнется в три часа.
Так проходят все дни сэссин. Несколько раз по утрам роси читает лекцию (тэйсё), основываясь на каком-нибудь рассказе из дзэнских книг — обычно это Мумонкан или же Хэкиганроку. Пока группа сидит в главном зале, ожидая учителя, один дзэнбо встает и начинает громко бить деревянной палкой по обеим сторонам большого барабана, наполняя воздух глубокими вибрирующими звуками. Роси, скрестив ноги, садится на высокое кресло, берет чашку чая и начинает свою лекцию, которая, кажется, может свести с ума, — вечер за вечером он повторяет своим бедным ученикам, что совершенный путь нетруден, он говорит серьезно, и ученики знают, что он прав.
В середине недели все моются и снова бреют головы. Есть дзэнская поговорка: «Изучая коаны, нельзя отдыхать даже в бане», — но, честно говоря, это правило никто никогда не соблюдает. В бане стоят две металлические ванны, под которыми раскидывают хворост, чтобы развести огонь. Голубоватый дымок, сладкий запах веток хиноки и суги располагают к неторопливой беседе и настоящему очищению. Даже в бане нужно кланяться — на этот раз маленькой святыне высоко на стене — и до, и после купания. Дзикидзицу берет свою бритву и бреет всем головы. Ему же никто не помогает, и он приводит себя в порядок сам, не глядя в зеркало.
