Когда к ним приезжала Джессика, малышка вела себя отлично. Ее личико (при виде которого Меган замирала от любви и счастья) светилось от радости.

Поппи была рада Джессике. Она стала узнавать свою тетушку. И пока Меган отсчитывала побитые и щербатые ступени бетонной многоэтажки Санни Вью, она не переставала удивляться: неужели Поппи уже умеет любить? И неужели любит Джессику больше, чем ее, родную мать? А, с другой стороны, кто может ее в этом обвинить?

С ребенком Джессика вела себя раскованно и естественно. Меган же ни на минуту не могла освободиться от внутренней напряженности и озлобленности. Она стала совсем не такой матерью, какой собиралась быть, и причину этому видела не только в недостатке сна.

Меган постоянно ждала, что вот-вот стрясется что-то ужасное. Иногда, когда ребенок уставал от собственного плача и засыпал, Меган ложилась возле кроватки так близко, чтобы слышать дыхание девочки, и, не в силах побороть страх, постоянно проверяла, жива ли ее малышка. Долгими часами женщина молила об одном: чтобы Поппи, наконец, уснула, но когда та действительно засыпала, Меган обуревал страх: ей начинало казаться, что дочь умерла.

Любовь к дочери словно поработила Меган, и из этого рабства ей не освободиться никогда. Это была первая и единственная любовь, от которой она никогда не сможет уйти, которую никогда не сможет преодолеть, которая будет длиться до конца ее дней. Эта мысль одновременно вдохновляла ее и повергала в депрессию.

Меган постучала в покарябанную грязную дверь.

Ответа не последовало, хотя изнутри доносилась музыка: Джастин Тимберлейк обещал веселить свою девушку всю ночь напролет. Меган снова постучала, гораздо громче. Наконец дверь открылась, и женщина оказалась посреди непередаваемого хаоса.

На мебели то тут, то там валялись кучи грязного белья. В воздухе висел тяжелый запах табака, гашиша и немытых подносов из-под дешевой пищи на вынос. Тощая маленькая собачка рылась в остатках еды.

— Мне нужен настоящий доктор! Дипломированный! Я свои права знаю!

— Я теперь и есть дипломированный доктор, миссис Марли.

Лицо миссис Марли подозрительно скривилось.

— Когда это ты успела?

— На прошлой неделе.

Каким-то образом Меган ухитрилась пройти итоговую аттестацию. Поздними ночами, пока Кирк укачивал их воющую дочь, она писала письменные работы, а по утрам, приходя в клинику, совершенно измученная, она проводила видеосъемку своих врачебных приемов и консультаций, причем очень трудно было сфокусировать камеру, когда, к примеру, приходилось осматривать простату какого-нибудь пенсионера. Рядом с ней совсем близко сидел Лауфорд и делал пометки в своем блокноте для отчета научного руководителя.

Потом был еще экзамен, на котором письменно надо было ответить на многочисленные вопросы, и Лауфорд оказался прав: Меган, королева по сдаче экзаменов, смогла бы пройти его даже во сне. Что она и сделала, потому что глаза ее постоянно слипались, а голова то и дело падала на стол.

— Мои поздравления, доктор! — захихикала миссис Марли.

— Спасибо.

— Теперь, когда ты стала настоящим доктором, надо надеяться, что больше ошибок ты не наделаешь.

Меган не стала объяснять миссис Марли, что все ее достижения сводились к тому, как, с трудом преодолев год ординатуры, она продемонстрировала то, что называется на языке медиков «минимальной компетенцией». И долгие годы в медицинском колледже, и жуткие дежурства на скорой помощи, и двенадцать месяцев в качестве ординатора общей практики, когда ей приходилось каждый день принимать больных и умирающих, — все свелось к тому, что в конечном итоге ей сказали: она может с гордостью носить звание обладателя «минимальной компетенции».

«Что делать, — думала Меган. — Таковы порядки. И теперь я стала мисс Минимальной Компетенцией».

— Так в чем проблема, миссис Марли?

— У меня нервы! — Она угрожающе сложила руки на своей полновесной груди. — С мозгами у меня все в порядке! Я не полоумная и не психопатка! Но по утрам мне трудно встать с постели. И из дома выйти я почему-то не могу.

— Вы чувствуете агорафобию?

Миссис Марли равнодушно воззрилась на Меган.

— Это что, боязнь пауков?

— Вы испытываете затруднения, выходя из дома?

— Да. Я принимала таблетки. Но они уже кончились.

Меган сверилась со своими записями.

— Судя по предписанию, их должно было хватить еще на две недели.

— Ну и что? А их не хватило!

— Так вы как их принимали — точно по инструкции?

— Знаете что? Они мне помогали, и я удвоила дозу.

— Миссис Марли, — вздохнула Меган. — Доктор Лауфорд выписал вам сильный трехкомпонентный антидепрессант. Он контролирует выработку серотонина в центральной нервной системе. Вам нельзя было…

— Я свои права знаю! — загремела миссис Марли.

В это время в комнату вошла Дейзи и начала апатично гладить жующую остатки пищи собачку. Меган подошла к ней и присела на корточки. На ребенке была одна только грязная засаленная майка.

— Дейзи, милая, почему ты не в школе?

— Мама сказала, что мне не надо больше туда ходить, мисс.

От возмущения миссис Марли взорвалась.

— Как она может ходить в школу, когда я не могу выйти из дома? Ты, глупая корова!

Меган выпрямилась.

— Я очень сожалею, — сказала она. — Мне не хочется это делать. Но боюсь, что мне придется вызвать социальные службы.

Лицо миссис Марли побагровело.

— Социальные службы! Я не желаю, чтобы в моем доме ошивались какие-то добренькие дядьки и тетьки! Пускай катятся куда подальше!

— Ребенок совершенно заброшен. А теперь, когда вы плохо себя чувствуете…

Дейзи начала тихо и безнадежно плакать — просто для самой себя. Меган положила руку ей на плечо и повернулась к матери.

— Никто не хочет отнимать у вас Дейзи. Мы постараемся этого избежать.

— Избежать! Мой брат однажды тебя уже отделал, и снова отделает как следует!

Миссис Марли сделала шаг к Меган, и Меган непроизвольно отпрянула. В глубине ее желудка появилось щемящее, сосущее чувство. Страх. Если сейчас с ней что-то случится, что будет с ее ребенком?

Однажды днем Джессика и Наоко отправились прогуляться с детьми по улицам Лондона. Поппи спала в своей коляске, а Хлоя с ясными глазками и пингвином под мышкой сидела в своей, прогулочной. Последнее время Хлоя с пингвином не расставалась.

Когда женщины зашли в кафе выпить кофе, Хлоя поставила пингвина на пол и нажала кнопку на одном из его крыльев. Пингвин немедленно ожил и начал петь механическим голосом:

При этом пингвин, действительно, подпрыгивал на одном месте и хлопал крыльями. От удовольствия Хлоя покачивала головкой и улыбалась.

— Что-то новенькое, — сказала Джессика. — Это покачивание головкой.

— Просто она поняла, что ее голова может вертеться в разные стороны, — пояснила Наоко.

Потом женщины вышли из кафе и стали прощаться. Наоко погладила спящую Поппи по личику, Джессика наклонилась, чтобы поцеловать Хлою и — по особому настоянию ребенка — ее пингвина.

А потом они увидели их.

Майкл прощался с какой-то женщиной возле местного «Хилтона», и их поцелуи в толпе бизнесменов и бизнеследи, одетых в серые корпоративные костюмы, казались вызывающими. Майкл и Джинджер, секретарша автосалона, делали это абсолютно открыто, ни от кого не прячась.

Джессика взглянула на Наоко. Джинджер была на десять лет старше и по красоте даже в подметки ей не годилась. Так почему? С какой стати мужчина рискует потерять жену и ребенка ради такой старой калоши, как Джинджер?

Хлоя воспользовалась паузой и снова взялась за своего пингвина.