Между тем ежедневно, снова и снова, ей приходилось отвечать на одни и те же вопросы, которые задавали акушерки и мистер Стюарт. Как у нее со зрением? Не плывет ли у нее перед глазами? Не появляются ли в глазах вспышки света? Не мучают ли ее отупляющие головные боли? Все эти расспросы в сущности сводились к одной проблеме: как развивается эклампсия?

Сперва Меган не обращала особого внимания на мистера Стюарта. Он казался ей не столько врачом, сколько шоуменом, выступающим перед обожающими его медсестрами и акушерками. Но постепенно она поняла, что ей с ним очень повезло, потому что за внешностью Роберта Редфорда скрывался блестящий гинеколог с обширными знаниями и опытом. По мере приближения родов Меган все больше осознавала, что его юмор и очаровательная непринужденность были всего лишь профессиональной маской, манерой поведения у постели больного и к его человеческим качествам не имели никакого отношения.

Мистер Стюарт тщательно изучал результаты ультразвукового обследования, анализы крови и мочи, кривые давления Меган, а также едва слышный ритм сердцебиения Поппи. Он уделял и матери, и ребенку столько внимания, сколько мог, боролся за каждый лишний день беременности, чтобы легкие ребенка успели развиться как можно лучше. Но вместе с тем доктор прекрасно осознавал, что кровь Меган в любую минуту может буквально вскипеть, и тогда ему придется не просто принимать роды или делать кесарево сечение, а бороться за жизни обеих. Конечно, он старался не допустить, чтобы дело зашло так далеко. Но Меган прежде всего боялась за жизнь ребенка, а заботы о собственной жизни полностью переложила на плечи мистера Стюарта.

Ее давление все еще оставалось высоким, сто пятьдесят на девяносто пять (уровень полнотелого пожилого чиновника, ведущего сидячий образ жизни), но тем не менее было стабильным. Каждое сканирование показывало, что ребенок вполне здоров, хотя растет немного медленнее, чем предписывает норма. У Поппи появилась привычка скрещивать свои крошечные ножки, словно она терпеливо ожидала наступления великого дня, как пригородный пассажир терпеливо ждет прибытия электрички. И этот простой жест открывал в сердце Меган источники любви, о существовании которых она и не подозревала раньше.

Ничего страшного с Поппи не происходило. Меган прекрасно осознавала, что вся проблема в ней, в матери. Она лежала на больничной койке, а Джессика стояла рядом с ней, и вместе они слушали с помощью сонографа с каждым днем усиливающееся сердцебиение Поппи, и вместе радовались, что у Меган в животе растет эта маленькая жизнь.

— Сердечный ритм уверенный и стабильный, — с улыбкой сказала медсестра. — Я оставлю вас ненадолго. — Она сжала руку Меган. — Не беспокойтесь, мамочка. У вас родится прекрасная дочь.

Когда медсестра ушла, Меган повернулась к Джессике.

— Иногда мне кажется, что я ее подведу еще до родов, — сказала она.

— Глупости, — возразила Джессика. — Вы обе пока справляетесь прекрасно.

В дверь вежливо постучали.

— Это снова он, — сказала Меган. — Больше никто не утруждает себя стуком.

— Войдите! — крикнула Джессика.

— Как дела? — Кирк робко просунул голову в дверь. — Всё по-прежнему?

— Как в кино у нас с Поппи вряд ли получится, — протянула Меган. — Я не собираюсь судорожно стискивать руками живот и вопить: «Пора!»

Кирк смущенно улыбнулся. Джессика посмотрела на него с симпатией. До чего же милый парень! Разве всем женщинам не хочется встретить на своем жизненном пути именно такого мужчину? Внимательного, заботливого, желающего быть рядом? И с чего это ее сестра так с ним грубо обращается?

— Мистер Стюарт просмотрел все мои анализы и решил, что давление слишком высокое, — продолжала Меган. — Поэтому он попросил анестезиолога найти окно в своем напряженном графике и вписать меня между игрой в гольф и коровой из соседнего кабинета. Можешь быть уверен, что никаких больничных драм здесь не ожидается, тебе ясно? Не будет никакого Джорджа Клуни и бегающих по коридорам дамочек в белых халатах.

Кирк еще немного помедлил в дверном проходе, неуверенно улыбаясь.

— Хорошо, — наконец сказал он.

— С ней все в порядке, — поддержала его Джессика. — И с ребенком тоже.

— Хотите, я принесу нам кофе? — спросил он.

— Было бы здорово, — любезно улыбнулась Джессика.

— А если ты дашь мне ключи, — обратился Кирк к Меган, — то я могу сходить в твою квартиру и покрасить гардероб.

Меган представилась ее маленькая квартирка и те изменения, которые в ней произошли за последнее время. Вместе с сестрами она уже вычистила спальню и обустроила место для ребенка. У нее появилась чудесная детская кроватка (подарок от Джессики и Паоло), коляска (вклад Кирка), в углу — новый комод с удобными полками (от отца), заполненными детской одеждой (от Кэт). Сентиментальные старые дамы из регистратуры и поликлиники надарили ей целое стадо плюшевых зверей, всех этих изумительно бесполезных медведей, собак и лягушек, которые, тем не менее, придали ее жалкой арендованной квартирке своеобразный уют и сделали ее больше похожей на детскую.

Больше всего Меган беспокоилась об одежде. Для нормального новорожденного ребенка она будет в самый раз, но для недоношенной Поппи слишком велика.

— Меган! — Кирк вернул ее в реальность. — Так кофе и ключи?

— Только кофе, — ответила Меган. — Если честно, мне бы не хотелось, чтобы ты ходил в мою квартиру, когда меня там нет.

— До чего же ты сурова. Холодна как лед. Хорошо, я принесу кофе.

Однажды она разрешила ему зайти: именно, когда он нарисовался на пороге с коляской в руках. Но и тогда ей не понравилось, какими глазами он осматривал ее жилище. Словно был разочарован, что его дочери придется жить в такой убогой обстановке. Как будто считал ее, Меган, никудышной матерью. А что он ожидал увидеть? — со злостью думала она. Кенсингтонский дворец? Она, между прочим, мать-одиночка!

— С чего ты на него так крысишься? — спросила Джессика, когда Кирк ушел. — Этот ребенок свяжет вас навсегда.

Меган задумчиво посмотрела на свою сестру.

— Может быть, именно это меня и бесит больше всего.

Дверь открылась, и в палату вошел мистер Стюарт с кипой бумаг в руках. Он одарил Джессику полным комплектом лучезарных улыбок, а затем сел на кровать и взял Меган за руку.

— Итак, на каком мы сейчас сроке? — спросил он.

— Тридцать четыре недели, — с готовностью ответила Меган. — По-прежнему слишком рано. Она еще слишком мала. Нам надо постараться дотянуть хотя бы до тридцати шести недель. Ну, пожалуйста! Помогите нам дотянуть до тридцати шести недель!

Он задумчиво покачал головой.

— Взгляните сюда.

Доктор показал на линию графика. Линия в начале быстро поднималась вверх, затем постепенно выровнялась, а затем остановилась на точке, с которой, казалось, готова была вот-вот упасть вниз. Она напоминала траекторию полета стрелы, которая в любую минуту собиралась спикировать вниз, к земле.

— Это график роста ребенка, — кивнула Меган. — Рост замедлился.

— Именно то, что и должно было произойти, — пояснил доктор Стюарт. — Эклампсия оказывает влияние на задержку крови в плаценте. Рано или поздно ребенок перестает расти. Но вам об этом известно не хуже моего.

Джессика жадно вглядывалась в график из-за плеча доктора.

— А что это значит? — спросила она.

На несколько секунд в палате повисла тишина, в которой слышался только усиленный сонографом ритмичный звук детского сердцебиения. А затем Меган сказала:

— Это значит, что нам пора.

А затем началось ожидание. Оно длилось и длилось до бесконечности, словно напряженный график анестезиолога и пробки на улицах Лондона сговорились, чтобы оттянуть момент рождения дочери Меган. Сестры и акушерки деловито входили в палату, мерили Меган давление, произносили какие-то ласковые, ничего не значащие слова, словно Меган ждала не ребенка, а автобус на остановке.

Это невыносимое ожидание! До какой степени оно может измучить человека в самом конце долгого и тяжелого пути! Меган казалось, что ее жизнь остановилась. Что на тот период, пока анестезиолог спешил в больницу по загруженным транспортом улицам Лондона, время умерло. Приехала Кэт с цветами. Джессика теребила Меган за ногу. Позвонил отец, но так и не нашелся, что сказать. Кирк переминался с ноги на ногу у окна, стараясь никому не мешать.