— С чего бы это?

— С того… ну, в общем, ты мне понравилась. Все было ужасно… То есть я хотел сказать, потрясающе!

— Все было нормально.

— Просто непередаваемо! — Он даже поежился от воспоминаний. — Вообще-то я никогда не делаю таких вещей.

— Твоя девушка должна быть этим довольна.

Он, действительно, упоминал тогда в разговоре, что у него есть девушка, но Меган уже не помнила, когда он начал воспринимать ее сексуальные сигналы и постепенно проникаться внутренней уверенностью, что да, она ему тоже интересна. И вот теперь у него хватило благородства покраснеть. Хм, похвально для столь красивого молодого человека!

— Я просто хотел с тобой попрощаться. Вот и все. И сказать, что я надеюсь увидеться с тобой снова.

— Сколько тебе лет, Кирк?

— Двадцать пять.

— А мне двадцать восемь. Я врач. Напомни мне, чем ты занимаешься?

— Я преподаю.

— Какой предмет?

— Ныряние с аквалангом.

— Так вот: ты молодой инструктор по нырянию с аквалангом, живущий в Сиднее, а я будущий врач общей практики, живущий в Лондоне. К тому же старше тебя на три года.

— Ты не так уж стара.

— Ну, да… В общем, я не думаю, что у нас с тобой что-нибудь получится.

Он повесил голову, и Меган пришлось бороться с собой, чтобы не броситься ему на шею, не попробовать снова вкус его поцелуев, не сказать ему всю правду.

— Я просто хотел тебя увидеть. Это все. Обычно я не делаю таких вещей, как тогда. Напиться и упасть в постель с незнакомой женщиной.

— Говори громче. Пусть тебя услышат пожилые дамы на автобусной остановке через дорогу.

Кирк наконец понял, что его приход сюда был не лучшим решением.

— Возьми, — сказал он, передавая ей клочок бумаги с написанным на нем телефонным номером. Между ними была дистанция. Очень большая дистанция. — Если я когда-нибудь тебе понадоблюсь… Или, ну, ты знаешь, вдруг ты приедешь в Австралию.

— Спасибо.

— Как я уже сказал… ты мне очень понравилась.

— И ты мне понравился.

— Знаешь, как поется в одной песне: «Увидимся в следующей жизни».

— Да, — ответила она. — Увидимся в следующей жизни, Кирк.

Он ушел, и стоило ему повернуть за угол, как она разорвала клочок с телефонным номером на мелкие кусочки.

На глаза навернулись слезы. «Молодой, полный спермы простак, — думала она. — Держит путь к своей подружке и будущим деткам, а я ему ничего не сказала. Даже словом не обмолвилась, не попросила помощи в столь трудный момент! Он прав: тогда все получилось очень мило. Впрочем, можно сказать, что ему повезло. Потому что я не хочу создавать с ним семью. У меня уже есть семья».

Эта семья имела странную конфигурацию. По всем законам жизни она должна была давным-давно распасться. Сестры стали взрослыми, у каждой из них появилась собственная жизнь, полная работы, домашних забот и мужского внимания. По всем законам жизни работа и мужчины должны были полностью забрать все их время и отлучить друг от друга.

Однако, несмотря на то что Джессика имела, как полагается, мужа и дом, а Меган с Кэт большую часть времени посвящали работе, все же сестры крепко держались друг за дружку — точно так же, как держались в детстве, когда из дома ушла мать.

Об этом они не говорили. Однако Рори, когда только начал встречаться с Кэт, был несказанно удивлен, узнав, что — что бы ни происходило в их жизни — сестры каждый день созванивались и хотя бы раз в неделю старались встречаться в кафе. «У тебя какая-то из ряда вон выходящая близость с сестрами, тебе не кажется?» — спросил он Кэт с этой своей непередаваемой улыбкой. Но для Кэт, равно как и для Джессики, и Меган, в этой близости не было ровным счетом ничего ненормального.

Кэт объясняла это просто: никто не любит свою семью больше, чем выходцы из разбитых семей.

Они всегда старались встречаться в ресторанах, равноудаленных от мест обитания всех троих.

Когда Меган училась в Королевском медицинском колледже, а Джессика жила в своей Маленькой Венеции вместе с Паоло, они встречались в Сохо, в захудалом тогда ресторанчике Кэт, где и ковры, и посетители были одинаково задрипанными.

А теперь, когда Кэт работала в Хэкни, а Джессика переехала в Хайгейт, место их встреч сместилось к востоку, в ресторан возле мясного рынка в Смитфилде. Предложение поступило от Кэт. В этом заведении официантами служили молодые иностранцы, одетые в черное, и подавалась традиционная английская еда, вроде бутербродов с беконом, овсяной каши и жареных яиц. Горячее питье здесь приносили в кувшинчиках, а не в чашках с блюдцами. Все эти изыски преподносились так, словно были невесть какими деликатесами, все имели аутентичный пролетарский отпечаток, если не считать, конечно, заоблачных цен.

Кэт приехала первой и сквозь огромные ресторанные окна наблюдала за работой на рынке, где носильщики в белых халатах день и ночь таскали на себе плоские упаковки свежего мяса и грузили их в ожидающие у входа грузовики.

Следующей появилась Джессика, и они стали наблюдать вместе.

— Лет через десять все это исчезнет, — со вздохом сказала Кэт. — Переедет на окраины. А Смитфилд превратится в еще один Ковент-Гарден с его магазинами одежды, уличными клоунами и многочисленными кафе.

— Вот и замечательно, — рассеянно ответила Джессика, рассматривая меню.

Кэт посмотрела на нее осуждающе.

— Ничего замечательного я здесь не вижу, Джесс.

Джессика пожала плечами.

— А ты предпочитаешь смотреть на всех этих мужиков, таскающих на себе мертвых коров? Пожалуй, это создает атмосферу, не правда ли?

Тут появилась Меган, ежеминутно поглядывающая на часы и все еще под впечатлением от утренних разговоров в больнице. Она торопливо схватила меню.

— Ты получила результаты анализов? — деловито спросила она Джессику.

Джессика ответила утвердительно. К ним подошел одетый в черное официант, и они сделали заказ, тыкая пальцами в меню, потому что тот не понимал по-английски. Когда официант удалился, Кэт с Меган нетерпеливо посмотрели на Джессику, ожидая отчета.

— У меня эндометриоз, — сообщила та, произнося это слово, как некое заклинание. — Так показала лапароскопия.

— Этим объясняются твои боли при месячных, — деловито пояснила Меган.

— Эндометриоз. — Кэт тоже посмаковала это слово. — Ну, и что это значит? Он имеет какое-то отношение к менструальному циклу?

— Да, — объяснила Меган. — Он говорит о состоянии менструального цикла. Фрагменты мембраны, идентичные внутреннему слою матки, попадают туда, где им совсем не место, в мышцы матки, в фаллопиевы трубы, в яичники. По существу, именно они дают такое сильное кровотечение во время менструации и вытекают вместе с кровью.

— И не дают мне забеременеть, — вставила Джессика. — И это самое ужасное.

— А эта болезнь лечится? — спросила Кэт.

— После менопаузы она исчезает сама, — усмехнулась Меган.

— Звучит многообещающе, — уныло вздохнула Джессика.

— Болезнь можно ослабить при помощи таблеток, — продолжала Меган. — Таблетки остановят менструации, а вместе с ними исчезнет и боль. Таким способом можно купировать болезнь, остановить ее прогрессирование. Но лучшим лекарством от эндометриоза…

Джессика посмотрела на нее с горькой улыбкой.

— Лучшим лекарством от эндометриоза, — спокойно продолжала Меган, — является беременность.

— Интересно, — заметила Джессика. — Эта болезнь мешает мне забеременеть, и она же лечится с помощью беременности.

— Когда ты забеременеешь, симптомы исчезнут. Но ты права: именно эти симптомы затрудняют процесс зачатия. Затрудняют, Джесс! А не делают невозможным. Очень прошу тебя мне поверить.

Меган обняла Джессику, и та положила голову ей на плечо. Поглаживая Джессику по голове, Меган посмотрела в окно и увидела, как носильщики грузят в фургоны туши окровавленного мяса и безголовые, изжелта-белые коровьи скелеты. Заляпанные кровью белые халаты носильщиков напоминали эпизоды из фильмов ужасов Джексона Поллока.