— Как и тогда, американцы превосходят нас во всём, — продолжал он. — У них больше людей, больше оружия, больше кораблей. Но они так и остались жадными лентяями. Когда нашему космонавту для победы нужны всего лишь один тюбик жидкого риса, один кубометр кислорода и один патрон, американскому астронавту нужны журнал с голыми пышногрудыми девками, гамбургер, бутылка «Кока-Колы», рулон туалетной бумаги и две смены белья — это им понадобится после первого боя и чтения журнала...

Ровный строй людей в форме перед трибуной дружно захохотал.

— …..список можно продолжать бесконечно, — говорил адмирал. — Нам чтобы победить вся эта ерунда не нужна! У нас уже есть всё необходимое. Наша выносливость, наше трудолюбие, наша хитрость и наша воля. Американский президент считает себя хозяйкой Вселенной, но мы пришли сюда хорошенько потеснить её толстую задницу со звёздного неба!

Самболь тоже стояла в том строю и видела, как адмирал сиял. Не только благодаря пламенным речам, но и целой куче украшений и наград, по большей части незаслуженных и ничего не значащих, на своём кителе. Солдаты между собой нарекли его другим именем: Ким Ван, «Золотое Облако». Его вдохновляющие слова всегда блестели словно драгоценность, но на поверку оказывались пустыми. Люди гибли из‑за его ошибок и жадности. Он был падок на деньги и звания. Адмирал приходился зятем секретарю партии.

Рядовой Нгуен Анх Самболь (чьё имя являлось смесью кхмерского и вьетнамского, и означало «выражение лица, светящееся ярким умом») служила в диверсионно-разведывательном отряде «Чёрные Гекконы» 5-го десантного батальона, который базировался на корабле «Хошимин». «Гекконы» носили элитную чёрную форму. Их скафандры были очень лёгкими, с небольшим запасом кислорода, и также были полностью выкрашены в чёрный цвет. Даже стекло шлема могло затемняться, чтобы не отражать свет.

Перед самым началом войны ходили слухи, что «Гекконов» могут отправить на взятие главного объекта тылового обеспечения американцев — корабля «Тарава». Это был настоящий автоматический завод, производящий оружие и снаряжение. Построить его рядом с фронтом оказалась выгоднее, чем прокладывать пути снабжения до ближайших планет.

Самболь отчаянно хотела попасть добровольцем на это задание, и всё свободное время проводила в тренировочном отсеке, где была создана невесомость.

Однажды за этим занятием её застал сержант Нгуен Кван Сампхан. От её яростных кульбитов между препятствиями он по-отечески улыбнулся и засмеялся.

В магнитофон у стены он всунул аудиокассету и нажал кнопку воспроизведения. Заиграл один из вальсов Штрауса.

— Ты же не на летней олимпиаде, в самом деле! — сказал сержант, оттолкнувшись от стены в направлении Самболь.

Самболь уже было оттолкнулась от препятствия и подплывала к следующему. Услышав сержанта, по привычке она быстро выхватила пистолет из кобуры на поясе и развернулась, прицелившись. Сампхан долетел до неё, упёрся грудью в дуло пистолета и схватил Самболь за талию.

— Попалась! — воскликнул он.

— Вы мертвы, товарищ сержант, — сказала Самболь.

— Ничего подобного! И оружие тебе не поможет.

Вместе они упёрлись ногами в следующее препятствие и оттолкнулись от него.

— Я же чувствую, — говорил сержант ей под ухом, — как твои худенькие ножки напрягаются, дрожат. Чем больше ты напрягаешься, тем больше расходуешь кислород. Это космос, Самболь: здесь важна не сила, а плавность и точность движения. Видишь, какой я дядя здоровый? А двигаюсь получше тебя. Ты меня бы запросто обскакала на соревновании по художественной гимнастике, будь мы на Земле. Но здесь — нет. Слышишь музыку, рядовой Нгуен?

Могучими ладонями он держал её за талию и водил за собой по пространству отсека, толкаясь вместе с ней от стен и препятствий. Себе под нос он напевал игравший вальс и шептал ей на ухо «вот так... вот так...» когда она всё делала правильно.

Самболь докурила свою сигарету и легла набок, обняв ноги и прижав их к груди. Кончиком мизинца она подобрала немножко порошка с тумбочки и вынюхала его.

В её мыслях заиграл один из вальсов Штрауса. Она представляла, как некий мужественный сержант ведёт её и направляет по жизни, обняв могучими руками. Он учил её как справляться с трудностями, быть счастливой и говорил: «Вот так».

Агнешка постучала ногтем по стеклу аквариума. В мутной воде по другую сторону длинные усатые сомы посмотрели на неё, раскрывая свою молчаливые рты.

— Хотите одного? — тут же спросил торговец Свен. — Прямо из океана на Европе!

— Кому ты заливаешь, mon tabarnac?

Удерживая шляпу длинными пальцами, le Samouraï ударил краем полы в лоб Свену, и вернул её на свою голову.

— Да они выращивают их прямо здесь, в тяжёлой воде из реакторов! Что, не так? Le tabarnac de salaud!

— Пошёл ты, идиот... — сказал Свен прикрывая лоб, хотя тот и не болел. — Tabarnac у него то, tabarnac сё... Иди вымой рот с мылом, паскуда!

Le Samouraï взял Агнешку под руку. Они зашагали вперёд, оставив за собой Свена посреди кусков пенопласта и колотого льда, окружённого противным водяным запахом и сильно озадаченного.

— Я вообще‑то хотела попробовать здешние суши из сюрстрёмминга, — сказала Агнешка.

— Суши из сюрстрёмминга? — спросил le Samouraï. — Ха!

На одной стороне улицы женщины предлагали себя первому встречному, тогда как на другой католический священник читал проповедь и раздавал беднякам по горсти сухого молока.

— Когда король Густав VII сделал Фобос свободным портом, отменил налоги и убрал таможню, сюда сразу съехались все подонки галактики, — сказал le Samouraï. — После восстаний король и свою стражу отсюда увёз. Каждый теперь норовит здесь продать награбленное и обобрать всех по пути на Марс или спутники Юпитера.

— Если Фобос свободен, то от чего собрались освобождать его Вы? — спросила Агнешка.

— Э-хе, это Вы узнаете у Мечтателя, — сказал le Samouraï.

— Дурь‑то тебя, смотри, раззадорила. А в челноке как мумия сидел.

— Поэтому я редко нюхаю. В моём деле нужно быть сосредоточенным.

Город располагался в гигантской полости внутри Фобоса.

— Одни считают, что пришельцы давным-давно добыли здесь всё золото и улетели, — сказал le Samouraï. — Другие считают, что это какой‑нибудь зверь пролетал через Солнечную систему и хорошенько нагадил возле Марса.

— А как думаешь ты?

— Я лично не знаю, как там было на самом деле, но то что мы сейчас в дерьме — я не сомневаюсь.

В ушах у Агнешки стоял ровный гул и дребезжание люминесцентных ламп, тускло освещавших тёмные, узкие улочки между жилыми зданиями — нагромождениями коробчатых комнат друг на друга, которые упирались в самый «потолок» спутника Марса. Духота, сырость, свисающие провода и капли из подтекающих труб, падающие на голову словно небольшой дождь... У Агнешки начинала болеть голова.

— Я смотрю в чёрные окна домов, и представляю что всё это сплошная чёрная дыра, — сказал le Samouraï. — Это место все силы высасывает из людей. Их надежды, мечты. Души, в конце-концов.

— Куда ты меня ведёшь, в конце-концов? — спросил Агнешка и остановилась.

— Мы идём в «Зарядник». На Фобосе кроме лавок дельцов только одно предприятие — пушка «Колумбиада». Воплощение идеи одного древнего писателя-фантаста. Корабли привозят грузы в здешний космопорт, оттуда они загружаются в «снаряды», которые затем поднимаются вверх в «Заряднике» и заряжаются в «Ствол».

Le Samouraï говорил и одновременно складывал пальцы правой руки, выставляя большой и указательный.

— «Ствол» — это электромагнитная катапульта в кратере Стикни на поверхности. Снаряды с грузом разгоняются в катапульте и ими «стреляют» в Юпитер, в его спутники и дальше за пояс астероидов.

В Агнешку он прицелился указательным пальцем, и ткнул им в её лоб пару раз.

— Вращение Фобоса вокруг Марса придаёт снарядам дополнительное ускорение, — тем же указательным пальцем le Samouraï описал круги в воздухе.