Тем временем вице-президент Панамы доктор Элиас Кальдерон сообщил, что панамское правительство потребует от Израиля ареста и выдачи Харари.

«Израильское правительство должно понять, что этот человек причинил огромный ущерб панамо-израильским отношениям, и их дальнейшая судьба зависит от того, как поведет себя Израиль во всей этой истории», — писал Кальдерон Ицхаку Шамиру.

Согласно самым осторожным оценкам панамской прокуратуры, Харари за семнадцать лет своей деятельности в Панаме увеличил свое состояние на 30 миллионов долларов.

Прошло несколько месяцев. Израильско-панамские отношения нормализовались и стали такими же теплыми, как и в те времена, когда развивались они под опекой конкистадора из Мосада.

Никто больше не вспоминал о Харари, никто не требовал его выдачи. Имя его исчезло со страниц печати, словно чья-то властная рука зажала рот журналистам. Все стали делать вид, что никакого Харари не было и в помине.

Ранним утром 7 ноября 1938 года у инкрустированных ворот германского посольства остановился молодой человек с тем сосредоточенным выражением лица, которое обычно бывает у людей, принявших важное решение. Целую минуту юноша стоял неподвижно.

Потом позвонил.

Открыл привратник.

— Вам кого? — Голос привратника звучал недружелюбно.

— Посла, — отрывисто бросил посетитель на безукоризненном немецком. — У меня к нему важное дело.

— Посла еще нет.

— А когда он будет? — спросил юноша и вдруг улыбнулся так открыто и доверчиво, что привратник смягчился.

— Не знаю. Но вы, если хотите, можете изложить свое дело секретарю посольства господину фон Рату. Прямо по коридору последняя дверь направо.

— Благодарю вас, — наклонил голову молодой человек и быстрыми шагами пошел в указанном направлении. Через минуту из кабинета секретаря донеслись выстрелы. Привратник и охранник ворвались в кабинет и увидели фон Рата, корчившегося на ковре. Рядом спокойно стоял странный посетитель.

— Я к вашим услугам, господа. — произнес он высоким ломким голосом.

В нашу задачу не входит анализ вопроса, каким образом Адольф Гитлер смог заразить бациллами безумия целую нацию, считавшуюся одной из самых цивилизованных в Европе, как удалось ему найти десятки тысяч помощников, включая рафинированных интеллигентов и садистов-палачей для реализации своих изуверских планов, почему немецкий народ шел за своим фюрером до конца, как сатанинская когорта.

Конечно, Гитлер уничтожал и христиан, и пацифистов, и цыган, но лишь к евреям он относился со злобой, не имеющей никаких человеческих черт, с накалом такой ненависти, к которой неприменимы уже нравственные критерии, укоренившиеся в европейской цивилизации.

Гитлер никогда не скрывал своего намерения уничтожить евреев — эту субстанцию зла из мяса и крови. Придя к власти, он ввел антисемитские Нюрнбергские законы[9]. Евреи вытеснялись из всех сфер государственной и общественной жизни. Страшный противник — государство — все энергичнее и грубее подталкивало их к краю пропасти. Фюрер не мыслил для них иной участи, кроме физического истребления.

«Если бы даже и не было ни синагоги, ни еврейской школы, ни Библии, еврейский дух все равно бы существовал и распространял свое влияние. Он существовал изначально, и нет ни одного еврея, который не воплощал бы его, — провозгласил Гитлер. — Без радикального решения еврейского вопроса все усилия разбудить и оживить Германию обречены».

Израильский историк Яаков Тальмон, исследовавший глубинные истоки Катастрофы, писал: «Потерпевшая поражение в Первой мировой войне Германия развила психоз „нации в осаде“, которой угрожает весь мир во главе с евреями — организаторами мирового заговора, укоренившимися внутри немецкого национального организма. Внедряя свою либерально-космополитическую пацифистскую пропаганду, играя доминирующую роль в оппозиционных партиях, распространяя пораженчество, игнорируя символы национальных мифов, евреи вонзают нож в спину борющегося немецкого народа.

Стоило только пасть рейху, как появились они, эти черви на теле нации, в роли новых правителей — главных сторонников примирения с Западом и соблюдения Версальского договора — иными словами, капитуляции и рабства».

В подобной атмосфере выстрел Гришпана вызвал цепную реакцию, превратившуюся в реализацию самых жутких метафор, вплоть до окончательного решения.

Пять раз стрелял Гриншпан. Не в фон Рата. В призрак третьего рейха, воплотившийся для него в этом человеке. Две пули попали в цель. Рана в живот оказалась смертельной. Фон Рат умер 9 ноября. Фон Рат не был нацистом, но смерть от руки «гнусного еврейского убийцы» превратила его в национального героя.

Орган нацистской партии газета «Фолькишер беобахтер» писала 8 ноября в редакционной статье: «Германский народ сделает выводы из покушения на фон Рата. Он не будет терпеть невыносимую ситуацию. Сотни тысяч евреев контролируют целые секторы в немецкой экономике, радуются в своих синагогах, в то время как их соплеменники в других государствах призывают к войне против Германии и убивают наших дипломатов».

Эта статья была, в сущности, открытым призывом к погрому.

9 ноября Гитлер прибыл в Мюнхен, в ту самую знаменитую пивную, где он создал когда-то нацистскую партию. Торжественно отмечал «коричневый» город пятнадцатую годовщину неудавшегося «пивного» путча Гитлера и Людендорфа — первую казавшуюся жалкой тогда попытку взять власть. Узнав о смерти фон Рата, Гитлер сказал Геббельсу:

«Я возвращаюсь в Берлин. Хватит праздновать. А ты действуй. И помни: я хочу, чтобы выступление против евреев носило спонтанный характер и явилось бы выражением истинно немецкого духа мести и гнева».

Через пять минут после отъезда Гитлера Геббельс обратился с речью к командирам штурмовых отрядов: «Национал-социалистическая партия не унизится до организации выступлений против евреев. Но если на врагов рейха обрушится волна народного негодования, то ни полиция, ни армия не будут вмешиваться».

Через два дня, когда осколки стекла, давшие название страшной ночи, искрясь живым блеском, еще усеивали мостовые возле сгоревших синагог и разграбленных еврейских домов с пустыми глазницами, нацистское телеграфное агентство опубликовало следующее заявление: «После того, как стало известно, что немецкий дипломат скончался от ран, нанесенных ему гнусным еврейским убийцей, во всех городах рейха состоялись стихийные антиеврейские демонстрации. Глубокое чувство гнева, охватившее немецкий народ, воплотилось в спонтанных действиях нации против евреев».

12 ноября рейхсминистр Герман Геринг издал указ, обязывающий немецких евреев выплатить компенсацию в миллиард марок за убийство фон Рата, за свой счет провести ремонт зданий и помещений, пострадавших в Хрустальную ночь, и передать все свои предприятия и коммерческие фирмы в арийские руки.

Время уже было глухое, зябкое, но все же совесть мира смутилась, и раздались голоса протеста, парированные министерством Геббельса с наглым апломбом.

Возмутился даже последний немецкий кайзер Вильгельм второй, находившийся в эмиграции в Голландии. Кайзер, не жаловавший евреев в бытность свою у власти, раздраженно заявил журналистам:

«Позор то, что происходит сейчас в Германии. Армии нельзя вмешиваться в эти грязные дела. Старые ветераны и все честные немцы обязаны протестовать».

Но армия безмолвствовала, и евреи поняли, что они не могут ждать пощады, ибо нет у них защиты.

Итоги Хрустальной ночи: сожжены 220 синагог, разрушены 10 тысяч еврейских магазинов и такое же количество квартир, 35 тысяч евреев арестованы, свыше 100 убиты во время погрома.

Евреи, попавшие в концлагеря, прошли все круги ада. Пережили муки голода, издевательства, побои. Пятьсот из них были замучены сразу. Остальных временно освободили. Они вернулись домой сломленными, утратившими волю к жизни, с глазами, запечатлевшими выражение ужаса и отчаяния. На улицах этих людей обходили стороной и говорили шепотом: «Они были там».