Второй документ представлял собой собственноручно написанный Бером отчет о военном потенциале израильской армии. В арабских генеральных штабах многое дали бы, чтобы его заполучить.

Начальник Мосада Исер Харел утверждал, что подозревал Бера начиная с 1956 года. Малхин сказал по этому поводу:

— Вполне возможно, хотя мне об этом не было известно. Вообще же Исер по роду своих занятий подозревал многих. Слишком многих. Нам пришлось бы арестовать десятки людей, если бы мы руководствовались его интуицией.

В ходе следствия Израиль Бер, надеясь на смягчение своей участи, рассказал все о своей шпионской деятельности. Но отказался сообщить сведения, проливающие свет на его личность.

Выяснилось только, что не был он ни Израилем, ни Бером и никогда не воевал в испанских интернациональных бригадах. Кем в действительности был этот «Штирлиц» — так и осталось тайной.

Известно лишь, что КГБ внедрил этого агента в Палестину в 1940 году и законсервировал до поры до времени. Расконсервировал его Соколов.

Бер был приговорен к десяти годам тюрьмы. Ему это не понравилось, и он обратился в Высший суд справедливости, что привело к небывалым в израильской судебной практике последствиям. Беру добавили пять лет.

Умер он в заключении в 1966 году. Соколов был отозван в Москву сразу после ареста Израиля Бера. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Сотни книг уже написаны об израильском Мосаде. Однако если мысленно составить карту деятельности Мосада, то будет на ней одно большое белое пятно.

Когда мутной волной вскипела на контролируемых территориях интифада, то весь мир был поражен силой злобного неистовства восставших аборигенов. Острие злобы было направлено не против Израиля и израильтян. Ее жертвой пали сотни жителей Иудеи, Самарии и Газы — палестинцы, подозревавшиеся в сотрудничестве с израильской разведкой. Этих людей кромсали топорами, резали ножами, вешали и расстреливали. Лишь в редких случаях удавалось Израилю их защитить.

Правда, самые ценные агенты все же были спасены и законсервированы до лучших времен. Палачи-мстители не сумели напасть на их след. Но тайное стало явным. Выяснилось, что израильская агентурная сеть на контролируемых территориях состояла из многих тысяч осведомителей. Повсюду имел Израиль «глаза и уши».

Как вербовались эти люди? Каковы побудительные мотивы их действий? Какова реальная ценность добываемой ими информации?

Свет на эту тайну Мосада проливают воспоминания бывших руководителей палестинского отдела израильской разведки Рафи Ситона и Ицхака Шошана, фрагмент из которых приводится ниже в свободной обработке автора.

Эдмонд был человеком солидного уже возраста, исполненным зрелых сил, отличавшимся глубиной интеллекта, широтой кругозора и культурными навыками, неизвестно как приобретенными среди бесконечных скитаний. Дружеские контакты связывали его не только с палестинским руководством, но и с представителями самых влиятельных кругов в Иордании.

Связи Эдмонда с израильской разведкой начались еще до создания Израиля, — армия и разведка у нас старше государства — и возобновились уже после того, как Эдмонд поселился в иорданском городке, вырванном людским упорством из цепких лап окружающей пустыни.

Ясно, что от такого человека никто не требовал действий начинающего агента. Да и шпионажем в общепринятом понимании этого слова ему почти не предлагали заниматься.

Эдмонд был, в сущности, экспертом высшего класса, блестящим аналитиком, тонким интерпретатором подспудных перемен в арабском мире. Наш отдел на него не давил, понимая, что негоже на породистой арабской лошадке воду возить. Он сам добывал сведения, представляющие для нас интерес, и пересылал их по надежным каналам.

Помощь Эдмонда была неоценимой при анализе сложных политических ситуаций, то и дело возникавших в бурлящем котле арабского национализма. Благодаря ему мы знали все о новых политических лидерах, появлявшихся в Иордании и в палестинской среде.

Мудрым человеком был Эдмонд. Его оценки поражали нас своей аптекарской точностью. Обладая богатейшим опытом и феноменальным чутьем, он предвидел развитие событий, и его прогнозы почти всегда сбывались. Мы часто прибегали к его помощи, потому что оценка и правильная интерпретация разведывательных данных иногда важнее добытых сведений.

И мы берегли Эдмонда. Никогда не прибегали к его услугам, если существовала хоть какая-то возможность получить интересующие нас сведения через других агентов. Эдмонд был нам нужен для поручений особой важности.

Но в чрезвычайной ситуации, сложившейся после Шестидневной войны, мы без колебаний обратились к нему за помощью.

Израиль еще был опьянен победой над армиями трех арабских государств. В течение шести дней крошечная страна превратилась в военную супердержаву на Ближнем Востоке.

Но глубоко разочаровались все, кто надеялись, что военная катастрофа заставит арабских лидеров сесть за стол мирных переговоров.

Через два с половиной месяца после израильской победы арабские руководители решили собрать всеарабскую конференцию на высшем уровне в столице Судана Хартуме. И если в прошлом конференции подобного рода сопровождались победными фанфарами и проходили при свете юпитеров, то теперь все было иначе.

В угрюмом молчании съезжались в Хартум арабские лидеры в августе 1967 года. Они не устраивали пресс-конференций, воздерживались от публичных высказываний, не выступали с пропагандистскими заявлениями. Покров тайны окутывал хартумскую встречу в верхах.

Никто не знал, ни какие вопросы стоят на повестке дня, ни какие резолюции имеют шансы быть принятыми. Арабские средства массовой информации, в прошлом захлебывавшиеся от восторга при освещении таких событий всеарабского значения, теперь с трудом цедили слова. Даже час открытия конференции держался в тайне. Поступавшая из Хартума информация была настолько куцей и противоречивой, что не было никакой возможности разобраться в сущности происходящих на конференции событий, определяющих глобальную политическую стратегию арабского мира.

Правда, в канун конференции арабская печать не скупилась на прогнозы, и, надо сказать, что они были обнадеживающими с точки зрения Израиля. Арабские политические обозреватели приходили к выводу, что тон в Хартуме будут задавать умеренные лидеры, такие, как король Хусейн и президент Египта Насер. Считалось, что они решились наконец искать мирные пути к урегулированию израильско-арабского конфликта.

Президент Насер, выступивший по прибытии в Хартум с несколькими лаконичными заявлениями, лишь усилил эти надежды. На брифинге для арабских журналистов, Насер сказал:

«Сильная буря, обрушившаяся на арабский мир 5 июня, смела многие принципы, считавшиеся незыблемыми, и стала поворотным пунктом в определении новой политической стратегии арабской нации».

Известный французский журналист еврейского происхождения Эрик Руло, встретившийся с Насером незадолго до Хартумской конференции, возвестил миру о готовности египетского диктатора к политическому компромиссу. Эрик Руло писал в газете «Ле монд»: «Насер готов подписать мирный договор с Израилем в кратчайший срок».

Но мы-то знали, что среди арабских руководителей существуют острейшие разногласия относительно путей дальнейшей борьбы с Израилем. Вот почему упал тяжелый занавес, отделивший актеров хартумского спектакля от зрителей. Арабские лидеры не желали, чтобы тайны их кухни стали достоянием гласности.

Лишь Эдмонд мог раскрыть нам тайны Хартумской конференции, и один из наших агентов отправился в путь.

Проводимая нами политика открытых мостов помогла ему перейти израильско-иорданскую границу, не вызывая подозрений. Эдмонд получил наше послание, содержащее просьбу сделать все возможное и раздобыть полную или частичную информацию о ходе Хартумской конференции. Мы подчеркнули, что его услуги будут должным образом оценены и вознаграждены.