– Таких случаев я не припоминаю, – сразу ответил Сергей.
– Да, некоторые болезни проявляют себя не сразу, и возможно, что я действительно болен! – сказал Гарри, не находя себе места от волнения и возбуждения. – Но если представить, хоть на мгновение отбросив сомнения, и поверить в то, что я прав. Что на Земле в ближайшее время произойдет ядерная война, которая уничтожит все живое. Как мы спасемся?
– Так, стоп! – резко скомандовал Сергей. – Гарри, теперь уже мне за тебя действительно страшно! Да с чего ты взял, что произойдет такая масштабная война, которая уничтожит все живое, что нам придется бежать с Земли и искать в космосе новый «дом»?
– Я не могу это утверждать, пока не могу, – уже более спокойным голосом сказал Гарри, больше не желающий вызывать в друге подозрения в собственной разумности. – Но человечество катится в тартар, где и погибнет. Когда смерть окажется близка, нужен будет челнок, который даст надежду тем крохам человечества, которым необходимо будет спастись.
– Гарри, но пока нет признаков надвигающегося ядерного апокалипсиса! – сказал Сергей, несколько повысив голос, но только лишь с целью поставить акцент на своем предложении и совершенно без тени раздражения.
– Но когда эти признаки появятся, Сергей, будет уже поздно что-либо предпринимать! – резко сказал Гарри, грустно осознавая, что друг, на которого он так рассчитывал, не понимает его и, следовательно, на его помощь уже не приходиться надеяться.
– Даже не знаю, Гарри, что ответить, – сказал Абрамян, закуривая еще одну сигарету. При встрече они сделали заказ, но ни один из них ни к чему даже не прикоснулся. Разговор сразу принял высокие обороты, и на еду они не обратили внимания. – Да, если ты окажешься прав, то нам нужно действовать уже сейчас, но если представить все-таки, что этот смертоносный для всего человечества ядерный удар – плод твоего воображения, не больного воображения, Гарри, а воспаленного, – уточнил Сергей, чтобы не оскорбить друга резким словом, – и уставшего от постоянной борьбы за мир, гуманность, нравственность и справедливость в этом полном противоречий мире. От этого можно съехать с катушек, Гарри! Может быть, тебе просто нужно немного отдохнуть, не думая совершенно ни о чем, кроме как о своей жене и ребенке. В конце концов, просто побездельничать, Гарри.
– Как раз о жене и ребенке я думаю, Сергей, – сказал Гарри спокойным тоном, окончательно разуверившись в том, что друг его поймет и тем более поможет. – Я уверен, что находка метеорита не простая случайность. Последние десять лет я много путешествую, я объехал и обошел почти все уголки этой планеты. Я трижды был в кругосветных плаваниях, отчетливо представляю, насколько огромен мир, как необъятен Тихий океан, и считаю практически невозможным случайное обнаружение одного из миллионов островов, разбросанных в нем, на который мы высадились по просьбе моей жены, которой стало жалко этот одинокий и маленький островок. Она видела тысячи подобных островов, а я и того больше, но именно к этому острову она выказала материнскую опеку и попросила причалить к нему. – Гарри говорил с азартом и без остановок, его речь слилась в единый и слаженный поток. – Мы высадились на острове и через несколько минут поняли, что нам хочется стать родителями. Нам это не приходило в голову в течение семи лет супружества. Мы зачали там мальчика, которому сейчас один годик. Через несколько часов мы собирались покинуть остров, но Лилия наступила именно на то место, где песок меньше всего скрывал метеорит. Я, конечно, понимаю, что совпадения бывают, но это мне кажется не совпадением, а знаком судьбы. Теперь у меня есть сын, и я мечтаю и желаю, чтобы у него было прекрасное будущее, чтобы у него БЫЛО БУДУЩЕЕ! Я не сумасшедший, Сергей! Хотя, даже если и так, что мешает мне создать что-то, что даст человечеству надежду на спасение, если беда все-таки придет. Если ничего не произойдет, я буду самым счастливым человеком на свете. Но если произойдет – я дам людям шанс!
– Ты не сумасшедший, Гарри, – сказал Сергей, – просто мне кажется, что ты на взводе. Я уверен, что ядерной войны – в ближайшие годы, по крайней мере – не будет, поэтому у тебя есть время. Тебе нужно немного расслабиться и продолжить свою работу, но не с таким рвением. Возможно, придет время и мы будем работать вместе, все может быть, но не сейчас. Я не хочу оставлять друга, но я не могу оставить мою страну.
– Ты прав, Сережа, – ответил Смит. – В последнее время я замкнулся на этой мысли, но я с этим уже начал свыкаться. Если раньше я этого опасался, то теперь я понял, что необходимо продолжить свою обычную жизнь, в которой, помимо моих прежних увлечений, появится новая страсть – работа над метеоритом. Сейчас, после разговора с тобой, мне нужно еще немного отдохнуть и, все взвесив, планомерно продолжить работу. Мне тоже кажется, что время в запасе есть. Давай тогда поговорим о чем-нибудь другом, мне нужно отвлечься. Теперь я понимаю, что уже не молодой мальчик. Юность – вот прекрасная пора, когда ты на все способен, ни за что не переживаешь и все получается так, как надо.
– Ну вот, это другое дело! Кстати, где вы остановились в Москве? – спросил Абрамян.
– У подруги Лилии, с которой они познакомились на музыкальных выступлениях, – ответил Смит.
– Я приглашаю вас к себе, хочу, чтобы вы жили у меня, – предложил Сергей.
– Спасибо за предложение, Сергей, но, думаю, это не сулит тебе ничего хорошего, не стоит пренебрегать предосторожностью, – сказал Гарри, имея в виду повышенный интерес службы внутренней разведки к дому Сергея. – Тем более что я получил твой отказ от сотрудничества, а раз так, то мы уже завтра улетаем домой.
– Я настаиваю, мой друг, чтобы ты, Лилия и Сэмюэл пожили несколько дней у меня, нам нужно еще о многом поговорить, так многое вспомнить, – сказал Сергей.
– Нет, Сергей, не могу. Думаю, ты не обижаешься и понимаешь меня, – сказал Гарри.
– Жаль, Гарри, – грустно сказал Сергей, после чего, чтобы смягчить обстановку, улыбнулся. – Тогда ничего не поделаешь. Теперь же предлагаю выпить по рюмочке!
– С удовольствием! Хочу, чтобы ты знал, что мое предложение остается в силе бессрочно. Если надумаешь, я буду тебя ждать у себя. Ты не видел лучших условий для работы, чем моя лаборатория. Я уверен, Сережа, что ты приедешь. Через время, но приедешь. Единственное, когда решишь, дай мне сигнал вот по этому устройству, – и Гарри протянул Сергею нечто вроде маленького брелока. – Нажми трижды вот на эту кнопку, она единственная, и я пойму, что ты принял мое предложение. Это простое устройство для передачи сигнала, который невозможно уловить. После твоего сигнала я отвечу тебе также тройным нажатием на кнопку. Это будет свидетельствовать о том, что мне удобно принимать от тебя сигналы. После этого – надеюсь, с университетских времен ты не забыл азбуку Морзе – в зашифрованном виде ты сообщишь мне о своем решении.
– Хорошо, Гарри. Ты все предусмотрел, как всегда, – весело сказал Сергей.
– А то! Ну что, друг, давай выпьем, а то русская водка, говорят, быстро испаряется. – Друзья весело рассмеялись, после чего выпили по рюмочке, а потом еще по одной, затем еще по одной…
Проведя вместе за теплой и сердечной беседой несколько часов, друзья с горечью расстались. Ни один из них не знал, увидятся ли они еще когда-нибудь или эта встреча была последней. Дело не в том, что Сергей уверовал в конец света, который предвидел Гарри, просто их встречи, с учетом разных причин, случались все реже и, рано или поздно, могли вовсе прекратиться. Но тем не менее каждый в душе надеялся на то, что еще увидятся и встреча может продлиться дольше, чем сегодня.
Что касается Сергея, то в его душе остался некоторый осадок от того, что сказал ему Гарри Смит. Абрамян размышлял, связан ли этот осадок с тем, что Гарри мог оказаться прав, или с тем, что Гарри мог оказаться болен. Его жестоко обеспокоили две эти причины. Абрамян – человек с молниеносной реакцией на любую информацию, за доли секунды он безошибочно не только просчитывал математические задачи, но также оценивал положение тех вещей, которые творились вокруг, будь то экономическая, политическая, психическая или иная задача. Миллиарды людей ежедневно получают различную информацию, которая сочится изо всех источников, становясь заложниками, а иногда и рабами этой информации, так как, не отличая правду от лжи, качественную продукцию от подделки, человек верит во все, что ему говорят. Мозг Сергея Абрамяна работал на невероятно сложном и сверхорганизованном уровне сознания, неподвластном ни одному другому человеку, являя собой невообразимо сложный аналитический аппарат, способный читать мимику, жесты и интонацию человека, рисуя его точный психосоциальный портрет, хотя никаких специальных навыков он не получал. Но на сей раз он еще не до конца, хотя времени было предостаточно, разобрался в том, что же произошло с его другом. Сергей видел, что Гарри здоров, и это было очевидно – Смит был абсолютно таким же, как и раньше, что особенно проявлялось в той части беседы, когда друзья оставили тему катастрофы, к которой уже не возвращались. Но одно не мог выбросить Сергей из головы, а именно тему катастрофы, о которой с такой импульсивностью говорил Гарри. Почему эта мысль не отпускала русского ученого? Как отвечал сам себе на этот вопрос Сергей, а точно ответить он не смог даже на следующее утро после долгой ночи, которую он провел в беспокойных размышлениях на эту тему: он очень любил Гарри и не мог даже подумать о том, что у него появились проблемы с психическим здоровьем, – скорее всего, это либо перенапряжение мозга, которое носит преходящий характер и после отдыха пройдет само собой, или же, не приведи господь, может быть проявлением неизлечимого страдания либо не изученным еще наукой чувством предвидения.
