«Года с тобой живем на бивуаке…» Года с тобой живем на бивуаке Кочевниками у немилых рек. Барачных стен и голода, и мрака Нам не избыть — на наш их хватит век. Да, тяжела ты милостыня! Сухи Отверженных и гибнущих глаза. Не жди, что друг к тебе протянет руки, Что скатится целебная слеза. И очага не строй — его разрушат, И родину отнимут навсегда. Но есть иная родина… Послушай Плачь Иова сквозь страшные года. Вот так, как он, в беспамятстве и муке, Вот так, как он и нам давно пора… Учись, душа, единственной науке Освобожденья, мира и добра! «Все призрачно в мире. Все кончится скоро…» Все призрачно в мире. Все кончится скоро И камня на камне… Не думай! Молчи! Еще так прекрасны сады и соборы И братство бродяг на скамейке в ночи; И осень Парижа… Редеют каштаны И ржавые листья над Сеной летят. Под пепельным небом, в дожди и туманы Чердачные окна поэтов глядят. Пред ними былое. Для них Женевьева Выходит на площадь и город шумит; Старинных органов ликуют напевы И двери Сорбонны надежны, как щит. «Все мы как-то доживаем…» Все мы как-то доживаем Неизжитый век. В «дурачки» еще играем, Суетясь, движенья чаем Пересохших рек. Каждый словно занят делом В уголке своем, Только «дело»-то — не дело, И «углы» взамен удела, Богадельня — дом! Хорошо б теперь на паперть Храмов вековых. Но и храм-то нынче заперт, И дорог свернулась скатерть, Что вела до них. «Еще судьбы своей не знаем…» Еще судьбы своей не знаем, Еще для будущего спим, И книгу дней приоткрываем С тем нетерпеньем молодым, Как будто все начать сначала Еще возможно: подвиг ждет. Меж дел и будничных, и малых Наш час торжественный пробьет. |
