ЕКАТЕРИНА ТАУБЕР. ПЛЕЧО С ПЛЕЧОМ Третья книга стихов (Париж, 1955) «Любовь росла, как дерево, годами…» Любовь росла, как дерево, годами И с каждым годом крепла, как вино. Сбывалось все, что дерзкими мечтами Восхищено: просящему дано. По лестнице высокой испытаний, Сквозь сумерки ущербных этих лет, Пронес ты сон о светлом браке в Кане, Которому конца не может и нет… «В дупле оливы жили пчелы…» В дупле оливы жили пчелы, С жужжаньем радостным взлетали Навстречу солнцу… В час печали Припомни гомон их веселый, Их тельца тускло-золотые, Как бы пронизанные медом, И дрока заросли густые, И кипариса два у входа В усадьбу: пышный и высокий Над маленьким и робким другом Склонялся с нежностью глубокой, Как ты над слабою подругой. «Лишь сосны молодости нашей…» Лишь сосны молодости нашей Под южным небом все шумят. Голодный ветер море пашет И чайки за кормой летят. Все вечное не изменилось, — А мы проходим и пройдем. Одно мгновенье что-то снилось И сердце падало и билось, И пело только о своем. «Там ветхая была теплица…» Там ветхая была теплица, И дождик шел едва, едва. Все было внове: воздух, лица, При встрече первые слова. Жизнь начиналась робко, в малом, И было ей не по себе. Ты по складам тогда читала В своей удаче и судьбе. Был лунный блеск тепличных стекол. Под ними — белые цветы, И сердце чуждое… до срока… Что понимала в сердце ты! «Нет времени побыть вдвоем…» Нет времени побыть вдвоем, Остановиться, оглянуться. Взвихренный жизни водоем, В тебе нельзя не захлебнуться! Лишь вечерами, перед сном, Очнешься: поглядишь устало, И вот опять плечо с плечом, И снова жизнь прекрасна в малом. Ложится лампы бледный круг На одеяло. Близки тени. И книга выпала из рук… И медленней полет мгновений… «Кончался день ненастный и дождливый…»
Кончался день ненастный и дождливый. Как прежние — уйдет в небытие. А были вместе мы под кровлею счастливой, Не зная слов: «твое», «мое». Все было будничным: будильник мирно тикал, По стеклам капли крупные текли. И сад чернел таинственно и дико, И влагой пахло от земли. За каждодневным, незаметным делом Текли часы без взглядов и без слов, Лишь нежностью насыщенные зрелой, Как рыбака негаданный улов. «Дочь ушла за своею судьбою…» Дочь ушла за своею судьбою, — Ей в окно постучался гонец. И с ноябрьскою ночью слепою Ты один остаешься, отец. Те же тихие спутники — книги На твоем постаревшем столе. Их никто не возьмет, не похитит, Ими сердце не будет болеть. Что-то новая жизнь ей расскажет? Что из прежней она сбережет? …Неизменно стоишь ты на страже — Тайный спутник и вечный оплот. На Страшном Суде Как жених, ты снова станешь справа И высок, и прям, Прожитого беспорочной славой Пораженный сам, Понимая: поздно, не до лести В судный страшный час, Со своей трепещущей невесты Не спуская глаз; Крепко, крепко стиснувши ей руку, Соразмерив шаг: «Не захочет нашей Бог разлуки, Беспредельно благ. Заслуженным поделюсь с тобою; Одного венца Попрошу за стертой гробовою Гранью у Отца». «Опять зима. Как хорошо проснуться…» Опять зима. Как хорошо проснуться В дождливый день и поглядеть в окно. Под ветром сосны маются и гнутся, Дворовый пес скребется в дверь давно. Грохочет ставня. Медленно пылают В камине корни вековых олив. Вот груда книг… Но мысли улетают На прошлого таинственный призыв. Как воскресить? Есть где-то в мире слово Единственное. Точное. Оно Небытие покинуть хочет снова И просиять, коль будет суждено. Ищи, ищи! За черною работой Пусть месяцы и годы протекут. Оградой верной, каменным оплотом, Благословеньем станет этот труд. «В траве высокой детская головка…» В траве высокой детская головка, Колосья трав щекочут чуть висок, Рука венок плетет еще неловко, А мир огромен — столько в нем дорог. И в небесах пути открыты тоже. Нежданный к ним так легок переход: По вечерам с мольбою руки сложишь, А ночью крылья вырастут, и вот Уже летишь к густой ольхи вершине В гнезде птенцов веселых поглядеть Иль в проруби небесной, темно-синей, Глубоко окунувшись, замереть… А по утрам на низкую скамейку У ног отца задумчиво присев, Поведать про небесную лазейку, Про где-то там оборванный напев. |
