— О, я бы не хотел быть один.
— А если бы Господь Бог так захотел, тебе бы пришлось слушаться.
— Пускай, ведь у Яночки есть мёд и вино! Правда же, что то вино у крёстной было от неё?
— Не знаю, милое дитя. Наверное.
Тут их прервал папа.
— Малыш, ты в самом деле думаешь, что Яночка там одна?
— Ну, раз с ней никого нет.
— Почему же с ней никого нет?
— А кто же?
— Господь Бог с ней. Её папа говаривал, что о послушных светлячках Господь Бог заботится, поэтому с ними ничего не может случиться, а если что и случится, то так надо. И Яночка это хорошо знает и слушается, и ничего не боится.
— А вы её, папа, любите?
— А почему бы мне её не любить!
— А вы, мама, тоже?
— Конечно, люблю.
— А крёстная её тоже любит?
— А как же. Все светлячки друг друга любят.
— Папа, а когда же мы полетим?
— Подожди, вот будет опять лето. Наверное, на святого Иоанна.
— А как это бывает, когда людям светят?
— Ничего особенного не происходит. Мы только летаем, а они видят.
— А если уже и крылья болеть станут?
— Дать им немножко отдохнуть. И тут же снова летать.
— Папа, а что эти люди делают, когда вы им не светите?
— Милое дитя, я не знаю, что они делают. Наверное, тоже спят или рассказывают друг другу сказки. Но я всё время слышу, что они не слушаются, и будто бы у них не всё хорошо.
— Не всё хорошо? В чём же?
— Ну, они друг друга не любят.
— Я бы им тогда светить не стал, раз они друг друга не любят.
— А это не наша забота. Если Господь Бог хочет, чтобы мы им светили, мы и светим.[14]
Малыш всё думал о тех сказках.
— Мама, расскажите мне какую-нибудь сказку!
— Но я, Малыш, уже ни одной не знаю.
— А ту, что вы мне давно рассказывали.
— О чём же она была?
— А помните, о том котике и кошечке. Помните?
И мама ответила, что расскажет, и начала.
«Жили-были котик и кошечка. И было это давно. Котик был такой красивый, весь чёрный как уголь, а кошечка — такая изящная, вся белая как молоко.
И они любили друг друга. И вот однажды родились у них котята. Трое, два котика и одна кошечка. Один из них был чёрный как уголь, второй белый как молоко, а кошечка была полосатая. Они любили друг друга и были добрыми. Всегда весело играли или помогали папе с мамой мурлыкать. Однажды весной мама сказала: „Дети, я с папой пойду поймаю какую-нибудь мышку или ещё кого, чтобы вам было, что есть. Ведите себя хорошо и не ссорьтесь! Мы скоро придём. Я вам туг немножечко натоплю, чтобы холодно не было“.
И немножечко им натопила, ушла и закрыла за собой двери, чтобы к ним туда никто не забрался. Котята весело играли. Тут котики решили, что будут бороться. А кошечка, что тоже будет. И так они все боролись и боролись, пока белый котик не оказался внизу. Ему было больно, и от этого он злился. Тогда он сказал, что больше с ними играть не будет. Сел у печи, хорошенько вылизался и сказал: „Смотрите, я такой красивый, весь беленький как молоко, а не такой грязный как дымоход и не такой чёрный как уголь“. Но второй котик сказал, что он намного красивее, точь-в-точь, как папа. Тут и кошечка начала хвастаться, мол она самая красивая, сразу и чёрная, и белая.
И так начали ссориться, и ссорились, и ссорились, а потом стали толкаться, и толкались, и толкались, пока не столкнули печку.[15] Печка завалилась, угли высыпались, в комнате начался пожар, полки, постель, шкаф, стол, всё загорелось — котята хотели убежать, но двери были заперты. И они так кричали, так кричали, но огонь их всё же поглотил. А когда пришли папа с мамой, котики и кошечка уже сгорели, сгорел и домик, и всё сгорело, потому что котята не слушались. И папа с мамой плакали. Рядом на холме стоял стол бок, на столбе повесили звонок, и звонили, и звонили, и был всем слушавшим урок. Дин-дин-дон, дин-дин-дон!»
Малыш слушал. Сказка ему нравилась. Он держал маму за руку, повторял «дин-дин-дон», и незаметно уснул, дин-дин-дон. И они всё спали и спали, а когда Малыш снова проснулся, папа с мамой уже не спали. Они лежали в постели и разговаривали.
— Папа, а когда же мы полетим?
— Ну, Малыш, когда придёт лето.
— А когда придёт лето?
— Когда? Как только пшеница зацветёт.
— А ещё не цветёт?
— О, ещё нет.
— Папа, а давайте посмотрим!
— Ну нет, Малыш, напустили бы сюда холода. Ещё ничего не цветёт.
Но раз Малыш сильно просил, и мама поддержала, что потом опять немножко протопит, тогда они встали, отбили доску, вытащили потихоньку мох и тут увидели: что был вечер и луна смотрела как рыбий глаз. Вокруг уже зазеленело, там вдалеке на каштанах из почек выглядывали листочки, а откуда-то сверху доносилось пение жаворонка.
— Видишь, Малыш, ещё ничего не цветёт. А вон там внизу, смотри, пшеница. В ней пока и ворона бы спрятаться не смогла. Она ещё долго не зацветёт. И там холодно.
Тут мама перебила папу.
— Смотри-ка, там, у ручья под ольхой, не три ли это маргаритки?
И папа посмотрел туда.
— Ах, и правда, три маргаритки. А там ведь маргаритки никогда не росли. Это умерли три светлячка. Наверное, они куда-то не успели, в прошлом году мороз скоро ударил, они туда забрались и замёрзли.
И Малыш заплакал.
— Мамочка, это крёстная, крёстный и Голубка, их замело, я же говорил.
— Ну не плачь, Малыш, это не они, — утешал его папа. — У Голубкиной маргаритки был бы красный ободок, а эти целиком белые.
И тогда Малыш плакать перестал.
— Папа, а маргаритка везде вырастает там, где умирает светлячок?
— Везде, а когда умирает личинка, там вырастает маргаритка с красным ободком.
— А что, если бы дятел сожрал крёстного, там бы тоже выросла маргаритка?
— Тоже.
— А где?
— Где-нибудь внизу под буком в траве.
— Папа, а дятел нас не схватит, когда мы полетим?
— Вряд ли. Он в лесу, а мы в лес не летаем. Только если сквозь него надо пролетать, а потом, как Господу Богу будет угодно.
Малыш тем временем мысленно был уже за лесом.
— Папа, мы тоже полетим к тому большому красивому дому с большими дверями, куда вы через окно влетели?
— Если будешь слушаться как следует, как-нибудь слетаем.
Окно папа уже забивать не стал, только хорошенько мхом заложил. Мама затопила и стала варить супчик. Варила-варила и сварила. Малыш подставил стул к столу, они сели, и папа стал молиться:
О Господи, наш дорогой,
Проснувшись, стоим пред Тобой,
Усердно Тебе молясь.
Дай жить нам, Тебя боясь,
слушаясь неизменно
и радуясь друг за друга.
И они ели и наелись, но выходить на улицу даже и не думали.
Только ещё разок посмотрели в окно, но совсем чуть-чуть. Было ещё очень холодно, поэтому они скорее опять легли и стали разговаривать. И разговаривали, но когда обо всём поговорили, маме захотелось, чтобы они снова уснули, но папа и без того уже наполовину спал. Но Малышу спать не хотелось. Он просил, чтобы мама рассказала ему какую-нибудь сказку, но раз она больше ни одной не знала, пусть расскажет ту, старую, И мама начала:
«Жили-были котик и кошечка. И было это давным-давно. Котик был такой красивый, весь чёрный как уголь, а кошечка такая изящная, вся белая как молоко. И они любили друг друга. Однажды у них родились котята. Трое, два котика и одна кошечка. Один был весь чёрный как уголь, второй полосатый, а кошечка была белая как молоко».
Но тут Малыш закричал:
— Нет, мама!
— Что не так?
— Не так это было!
— И как же было?
— Та кошечка была не белая как молоко, а была полосатая!