Он же, мол, тогда заплакал, но мама оставила его и вышла. А он плакал, пока не проснулся. Тут-то он понял, что ещё ночь, и это был сон. Но утром сразу же пошёл посмотреть на шляпу, и крылышко на ней и в самом деле было. О, вот когда он во всём раскаялся! И слова Господни: «Блаженны милосердные: ибо они помилованы будут», они, мол, у него в памяти застряли, и Дух Святой будто бы ему с тех пор часто показывал, что он пока ещё весьма часто бывает немилосерден. И призвал, чтобы все своё немилосердие вспомнили и смирились, и никого не осуждали и не проклинали, и раз Господь Бог с ними настолько милостив, что ради возлюбленного Сына Своего все грехи им отпустил, чтобы, благодаря Ему, они были ко всем и к каждому милосердны.
И пока папа это слушал, стал плакать. А там, на первой скамье рядом с помостом сидела высокая, полная женщина, немного уже сгорбленная, а её каштановые локоны совсем побелели, а рядом с ней сидела очень, очень красивая девица, и обе они плакали.
Он сказал «Аминь» и все молились и пели, а когда пели, Павлик глянул на окно над дверьми, а там внизу на раме сидело восемь светлячков, семь молодых, а восьмой был Малыш. Вот Павлик, наверное, обрадовался! И, выходя, они что-то клали у дверей на тарелку, и оно звякало. И светлячки тоже полетели.
— Пойдёмте, пойдёмте, как-нибудь снова в другой раз! Теперь мы должны хорошенько светить.
И они полетели в тот самый сад у красивого дома и остались там все. Папе казалось, что света там всё ещё не хватает. И они все светили и светили, всю ночь хорошо светили, а когда петухи начали кукарекать, папа сказал:
— Слышите? Петухи кукарекают, день начинается, а вон там, смотрите, и небо краснеет. Летим-ка лучше домой!
И они полетели.
Мама и Яночка, и Голубка, и Голубушка, и маленькая Яночка уже их поджидали.
— Добро пожаловать, добро пожаловать! Как у вас было?
— Хорошо у нас было. Но, мама, мы так проголодались!
— Ну, так идите же, идите к ужину!
И помолились, и поужинали, а когда ждали, что светлячки им будут рассказывать, то те:
— Ну, мама, нам так спать хочется!
И тогда — идите ложиться. И едва они легли, уже сладко спали.
— Как всё-таки с ними получилось? — спросила мама. — Они не боялись?
— Да что ты! У них иные геройства, чем были у меня.
Мама рассмеялась.
— А знаешь, почему?
— Почему?
— Потому, что ты всегда был один, а их много.
— Я всё же рад, что их у нас много.
И они радовались. И только стало солнышко садиться, светлячки уже опять были на ногах и полетели, и все светили и светили, ничего не боялись, и ничего с ними не случилось. И так они всё время светили и слушались.
Когда однажды после завтрака они хотели лететь, Яночка передала, чтобы все пришли её навестить. И тогда они сразу пошли к ней. У рощицы под скалой расцвел вереск белыми и красными цветами, а под вереском — бархатный мох, а во мху на самой скале очень, очень красивый домик. И двери у него празднично блестели, а окошки торжественно сверкали, а Яночка, празднично одетая, лежала на постели, и всё было так, как будто у неё большой праздник. Двенадцать стульев стояло вокруг постели.
— Добро пожаловать, светлячки-господа и светлячки-дамы, добро пожаловать. Входите и присаживайтесь вот туг — приветствовала их Яночка и ласково им улыбалась. — Вы, папа и мама, садитесь сюда ко мне.
Светлячки были сильно удивлены, но у мамы глаза уже были полны слёз. И когда они расселись, Яночка села на кровати.
— Милые мальчики и девочки, и ты, мой Малыш, и Голубка, вы молодцы, что ещё раз пришли меня проведать. Господь Бог мне открыл, что сегодня утром я с этого света отойду,[31] и я хотела бы с вами попрощаться.
Папа и мама, и девочки уже плакали, но мальчики словно бы не хотели в это верить. Ведь Яночка была такая сильная и здоровая!
— Я всех вас любила и молилась, чтобы Господь Бог научил вас слушаться. Теперь меня здесь не будет, но Господь Бог и дальше будет вас учить слушаться. Только любите друг друга и каждый делайте своё дело! И ни в чём никогда у вас не будет недостатка. И если ты, милая Голубка, не сможешь выйти замуж со своей хроменькой ножкой, тогда мой домик будет твоим, чтобы тебе было, где жить. Когда я умру, похороните меня во мху прямо под окнами. Теперь ещё раз подайте мне каждый руку!
Вот когда светлячки подняли невероятный крик.
— Светлячки, почему же вы не хотите слушаться?
— Ах, мы хотим слушаться, ах, мы будем слушаться, только не умирайте!
— Сами вы хотите слушаться, и при этом хотите, чтобы я была непослушной? Господь Бог мне все грехи отпустил, и если хочет меня сегодня забрать, разве я стану противиться? Не плачьте, только слушайтесь хорошенько!
И когда ещё раз каждого поцеловала, легла навзничь и спокойно лежала, вся торжественная. И не ослабели глаза её, и сила её не истощилась.[32]
И когда она так спокойно лежала, словно бы ещё о чём-то вспомнила.
— Малыш!
И папа к ней наклонился.
— Там во дворе в кладовке я жуку-щелкуну кое-что приготовила. Он мне часто помогал. Пусть он за этим придёт! Передайте, что я ему кланяюсь и благодарю его.
Потом она закрыла глаза и больше их не открыла.
Ах, и Яночки у светлячков уже больше не было. Вот они наплакались! Потом выкопали перед окнами во мху могилку, заплакали, Яночку в неё удобно уложили, а на третий день там зацвела маргаритка — белая как молоко с красными как кровь краями. Это значило, что Яночка осталась девой.
— Щелкунчик! — закричал папа чёрному жуку, когда его впервые встретил. — Яночка умерла. И кое-что для тебя в кладовке приготовила, приходи и забери. Но его там много, возьми с собой тачку.
И жук-щелкун приехал забрать с тачкой, но не смог всё сразу увезти — горох и крупу, и чечевицу, и муку, и манку, и масло, и целую виноградину. Ему пришлось приехать ещё раз, а затем ещё. Вот он был рад! Но потом заплакал!
— Ах, где же я ещё такую госпожу найду!
И поехал своей дорогой, и радовался, и плакал!
И светлячки любили друг друга и слушались. Все светили и светили, личинки вели хозяйство, и ни в чём никогда не нуждались, но всегда всё у них было с избытком.[33] А когда светлячки однажды сразу после захода солнца прилетели в знакомый сад у красивого дома, о, там внизу такая была суета! Слуги сюда, служанки туда, а там наверху, вот было огней! И такой длиннющий стол, а вокруг него полно женщин и мужчин. А во главе сидела та очень, очень красивая девица с прекрасным венком на голове, а рядом с ней пригожий солдат с золотым воротничком. И Фреда с каштановыми волосами там был, и у него тоже был золотой воротничок. И светловолосый Павлик. Весь в чёрном, а в петлице у пуговицы три беленькие маргаритки.
— Светлячки, посмотрите! Здесь у них, похоже, свадьба, — сказал папа и оглянулся на бронзовку. И действительно, бронзовка сидел, заложив руки, на самом верху приоткрытых дверей. — Бронзовка, смотри, тут у них свадьба!
— Свадьба, а как же! Видишь вон там невесту с красивым венком! Это Элинка.
— А за кого она выходит?
— За того господина с золотым воротничком. Господи, вот это господин!
И папа был доволен, но нужно было светить.
И они все светили и светили.
И пришла осень. Света убывало, а холода прибывало, и тогда светлячки решили, что уже никуда не полетят. Только светлячки из валежника ещё раз всех пригласили. И они пришли и расселись вокруг печи, и ели, и пили, и разговаривали. Но старый светлячок из валежника предсказывал, что зима будет злая, он это заметил по муравьям, а те, что у них, мол, очень мало дров.
— А у нас их полно, — сказала мама. — Ещё с прошлого года много осталось, и в этом году мы всё лето дрова собирали. Мы могли бы вам немного дать.