— Разумеется, спали, это не стоит исследования.

— А мне кажется, что не спали; ибо сон есть образ смерти, а смерть есть дочь греха. Следовательно, до прегрешения человек не мог спать.

— Ах! вот задача! — вскричал мой Антикварий. — Это должно исследовать.

— Исследуй пожалуйста; а я покуда усну.

Оставив в размышлении моего спутника, я удалился в особый покой; вместо чая, я велел подать себе фиников и вина ку-мирос… винные ягоды с вином — прекрасно!

Поел, лег спать, вдруг…

Но счастие часто помогает и не в таких затруднительных обстоятельствах.

Я проснулся.

— Послушай, господин мой, — сказал я Антикварию, — не съездить ли со мной в Элевсинский храм? там, я слышал, много тайн, а, я охотник до них.

— Тебе любопытно осмотреть храм девы, Кирни Елизийской[48] — Там никаких тайн нет, кроме града усопших, коих души покоятся в недрах блаженства; но если ты хочешь принять закон Эллинский, то святая Пифия, посредством священных звуков Арфийских, приподнимет пред тобою завесу с тайны будущей жизни. Однако же не советую никому заглядывать в пучину будущности… те, которые взглянут на рай и ад — не жильцы на этом свете.

О, если так, то благодарен.

Таким образом, отложив поездку к Элевсинским затворницам до другого времени, я поехал в Коринф. За кедровой рощей открылась священная возвышенность, усеянная храмами: там в честь Юпитера-Сильного, там в честь, Юпитера-Рока, там в честь Юноны-Беллоны, или воинственной, там в честь Юноны-Венеры — т. е. достославной матери красоты и любви, там в честь Юноны-Сифии, Минервы…

Влево виднелись горы Арголиды. За ними, думал я, Аргос и Аргомены, славившиеся во время владычества, Азов своими матросами и строением кораблей с палубами.

Вот на право, Святое озеро[49], на лево воды Салема!

Вот и стены Границы, или Коринфа. Народ стекается из окрестностей, смотреть на своего владыку Филиппа, который окружен уже Амфиктионами, Архонтами и всеми властями городов Греции.

Поверенные их прибыли с дружиной, с венами и дарами.

Воины каждого города стояли около своего знамени; толпы народа окружали их; по улицам суд и ряд, все толкуют о Филиппе. — Там и сям-раздается вроде польского непозволям.

И языки и мечи у греков остры; да у двенадцати Драконовых городов двенадцать голов, а у двенадцати голов двенадцать умов.

— сказал Оракул. Филипп слышал это, и начал рубить по одиночке, припевая:

С трудом продравшись сквозь толпу, я заехал в гостиницу под вывеской «Баранья нога», и спросил себе обедать.

— Как прикажете, господин, изготовить барана? целиком, или по частям? — спросил меня хозяин с засученными рукавами до плеч.

— Нет мой благодетель, я удовольствуюсь и ногой бараньей, вроде той, которая висит у тебя на шесте, над домом.

— Для меня все равно: и баран, и баранья нога в одной цене.

— Как?

— Да так; баран не человек: не отнимешь ноги, не перерезав горла; он не пойдет на деревяшке в стадо, ждать покупщика другой его части.

— О, — думал я, это притеснение! — Что ж мне делать с целым жареным бараном?

— Скушать на здоровье, господин, или угостить прохожих.

— Доброе дело! жарь целого барана!

— А вина какого прикажешь, господин?

— Какое есть, кроме Коринфского.

— В Коринфе, требовать иного вина кроме Коринфского?… вот странная вещь!

— Что ж тут странного? мне по Истории известно, что Коринфское вино есть самое худшее из всех вин Греции.

— Вот клевета! Ну, знаю я, что эти слухи распустили мошенники винные откупщики, чтоб города, сбираясь в Коринф на сейм, запасались их паленым вином. Ах, они суслики! Нет, господин, доброе вино и без похвалы пьется; а у нас самотёчное, сам отведаешь.

С этими словами хозяин вышел, и чрез несколько минут принес на огромном медном блюде жареного ягненка, и в Этрусском кувшине вина.

— Егэ! какие у вас маленькие бараны!..

— Такова порода, самая вкусная.

— И без рог, точно ягненок.

— Ягненок! да в Коринфе ягненка за весь талант не сыщешь!

Из гор гоняют к нам стада откормленных, взрослых баранов для бойни, а ягненку добежать ли такую даль?…

— Ээ! — думал я, — ты, друг, верно происходишь от Гебров! — Ну, дай-ко попробовать вина.

— Кало Краси! славное вино! — повторял хозяин, наливая в чашу.

Я отведал — и сморщился как сморчок.

— Кало Краси! — повторял хозяин.

— Пьфу! да это просто кислое вино!

— Кислое? — а какое ж вино бывает иначе? — это кислота природная, а не поддельная, не то что сладость в Кипрском, или в Самарийском с другого берет. Нет, у нас не мешают вина с соком из плодов, и не варят его!

— Хоть бы на рыбью шелуху в нем крепости!

— Крепости? полно, господин! то крепкое вино, которое укрепляет человека, а не то, которое расслабляет его так, что он на ногах стоять не может.

— Ты, я вижу, великий плут, приятель! — сказал я засмеявшись.

— Послушай, господин, ты не шути священным именем! Вот, вздумал меня называть богом Елисейских блаженных полей! Изволь, господин мой, заплатить за барана и за горшок вина, десять Афинских дракоников.

— Что за драконики я ни понимаю.

— Ну, драхмы, по-вашему. Давай! а не то пойдем в Судейскую!

Чтоб отделаться от этого жида, я достал из кармана бумажник и бросил ему на стол белую ассигнацию.

— Это что за хартия? письмо? от кого?

— Это деньги.

— Деньги я вижу ты издеваешься надо мной! пойдем в Судейскую! пойдем, господин мой. Эй! помогите мне этого человека отвести к судье! Это какой-то неверный, соглядатай!

На крик его вбежала толпа народа; я оторопел. Меня повели на площадь к народной Судье.

Мне стоило бы только помыслить, чтоб вырваться из рук моих насильников, но я хотел посмотреть, что из этого будет.

— Что сия суть? — спросил Судья, окинув важно толпу, и поправляя на плече свою зеленую тривуну.

— Да вот, — сказал хозяин, — вот человек, который ругается богами, и не плотит за жареного барана и за вино.

— Кто ты есть? — спросил Судья обратясь ко мне.

— Я есмь муж, — отвечал я.

— Имя?

— Скандер.

— Откуда?

— Из Скифии, путешественник.

— Вот, изволь посмотреть, господин Судья, какой папирус дал он мне, вместо денег… какую-то Финикийскую торговую метку.

Судья взял ассигнацию; стал рассматривать.

— Какая Финикийская!.. тут греческая печать с изображением двуглавого Юпитера!.. только слова непонятны… Ба, ба, ба! да это священные письмена! тут и священные цифры Египетские!.. и знаки светлые!.. Простите, господин великий, что вас потревожили невежды; позвольте проводить вас в Прорицалище: оно только разрешит недоумение наше, что делать нам с такою огромною особою, как вы?

Судья поклонился мне и почтительно просил следовать вперед. Мы отправились на гору, в храм Венеры Мелании, или прощающей. Двери храма были отперты; мы приподняли занавес, находившуюся перед дверьми, и вошли как под покров ночи. Но в глубине мрака раздавались тихие звуки музыки.