В это время вошел Правитель острова; при виде его врач и причет его, отступили от мнимого Эола.
— Пришел ли в себя раненый? — спросил он.
— Не только пришёл в себя, но уже и из себя выходит, — отвечал доктор.
— Что это значит?
— Г. Правитель, — сказал неизвестный, — прикажите выйти всем отсюда, мне должно говорить с вами наедине.
Правитель дал знак врачу и всем, кто только имел право входить в дом Правителя, чтоб удовлетворить любопытство видеть Эола.
Когда все удалились, неизвестный обратился к Правителю:
— Графа Провида я мог узнать, но ему узнать меня невозможно.
— Ужели чувства меня обманули! Государь Властитель Иоанн? — воскликнул Правитель острова.
— Он, — если ты веришь еще глазам своим, слуху и моим словам!
— Золотой век Астреи был полон чудес, Государь; царствование твое есть новый золотой век.
— До возвращения в Босфоран ты сохранишь тайну мою. На трон мой воссел злодей, за которого вы меня приняли; непостижимое сходство дало ему всю возможность воспользоваться доверенностью Царя к народу, насилие сняло с меня порфиру, и оно, может быть, скрывает теперь от народа обман, которого не создавало еще воображение до сего времени. Если хищник найдет случай заменить Корурский алмаз ложным, то и зрение знатока, не дерзающего приблизиться к голове Великого Могола, будет долго думать, что тупой блеск камня происходит от неясности солнца. Кому придет в мысли при разительном сходстве Эола со мною, что он не я? Но граф, подробности ты еще успеешь узнать. Прошу тебя, вели изготовить к отплытию в Босфоран корабль; ты поедешь со мною. Мне могут еще предстоять и опасности, и затруднения. Как аэролит, упавший в области Адрианопольской, трудно извлечь из земли, так, может быть, трудно будет мне свергнуть хищника власти с престола Царей; но Проведение сохранило Царя, сохранит и царство от замыслов его! На одном со мною корабле была девушка Мери с шестилетним ребенком. Где она, граф?
— И она, Государь, в моем доме.
— Теперь я спокоен; она возвратила мне свободу; я хочу быть ей благодарным, она поедет с нами.
— Но здоровье, Ваша рана, Государь!
— Рана моя ничтожна. Во время пути и след её пропадет. Граф, мое имя здесь не должно быть известно; назовите меня как хотите, только не Эолом; ибо это название может навлечь новые беды.
Правитель острова исполнил приказ Иоанна, корабль был изготовлен. Жителям острова и морской страже, взявшей в плен Альзаму, объявлено было, что раненый под именем Эола, не есть Эол, а владелец острова Мило, взятый в плен Пиратами, и что Эол вероятно погиб во время битвы. Чтоб успокоить гордость победителей, разочарованных сим известием, Правитель от имени Царя осыпал их наградами, и сказал, что он лично едет к Царю, просить для них особых вознаграждений за подвиг, который возвращает царству благоденствие.
Когда все было готово к отъезду, Иоанн вступил на корабль. Мери и Лена ожидали уже его в каюте. Радость их была неописанна, при появлении его. Но как удивилась Мери, когда заметила она уважение, которое Правитель острова оказывал Иоанну.
Корабль двинулся из пристани на всех парусах; день был ясен, ветер попутен, море спокойно; вправо были видны лиловые берега Ионии и Хиос, влево чернеющие скалы Скироса, а за ними область Эвбейская, и в тумане, отрасли обители древних богов и певцов.
Тучны и надуты были паруса, корабль, как дивный жезл рассекал море и оставлял за собою далекую, белеющуюся, как будто окаменевшую струю; иногда только, вслед за ним неслись дельфины стаями, и уподоблялись Нимфам, окружавшим корабль Энея, и поздравлявшим своего Царя с возвращением в родную Трою. Кто не сказал бы, что Иоанну покровительствуют те же боги, которые были рабами, оруженосцами, помощниками и исполнителями воли героев Илиада, Одиссеи и Энеиды?
Берег моря Эгейского, берет Геллеспонта и моря Мраморного пронеслись как время.
На третий день, пристань Босфоранская, волны Босфора и великолепные здания столицы приблизились к кораблю, который казалось стоял неподвижен. Набережная была пуста, выстрел приветный не раздался при входе корабля в морскую заставу; только над городом стояло облако пыли, которого причиною должно было полагать необыкновенное стечение народа.
С корабля спустили ладью. Иоанн, Правитель острова С. Георгия, Мери и Лена сели в оную и приблизились к берегу.
— Что значит это необыкновенное состояние города? — произнес Иоанн, — злодей успел уже нарушить порядок и лишить всех спокойствия!
— Мы это узнаем от этих людей, которые, кажется, отстали от прочих! Несколько матросов с кораблей и жителей набережной, заметно было, торопились также куда-то, все шли по одному направлению; Правитель остановил одного прохожего.
— Скажи мне, приятель, куда торопится народ?
— Как будто вам не объявляли, куда велено всем собираться.
— Мы приезжие.
— А! Так знайте же: ровно в полдень царским приказом всему правлению, войску и народу велено быть на площади, напротив дворца. Там, сказано в объявлении, совершится суд и казнь; там уже построен и эшафот.
— Кого же будут судить и казнить?
— Бог знает кого; все думают, что того человека, который помешал свадьбе царской с дочерью Сбигора-Свида.
— Кто-же этот человек?
— Нечистая сила знает про-то! Говорят, оборотень, которого наслала Римская Царевна. Однако же, вы верно видали как казнят, что не торопитесь на площадь; а всему Босфорану это в диковинку.
Прохожий удалился скорыми шагами.
— Свадьба Царя, посланный от Римской Царевны! — вскричал Иоанн. — Нам должно торопиться, я хочу присутствовать на суде злодея; но казнить злодей может только невинных и добрых; если б можно было спасти несчастную жертву его! Он умел до сего времени сохранить на себе личину Царя, умел отдалить все подозрения, что он не Иоанн! Удивляюсь ему!
Скорыми шагами приблизился Иоанн к площади, сопровождаемый Графом Провидом, Мери и Леной, которые не хотели оставлять его ни на шаг. Между тем среднюю площадь, против главного дворца, народ наводнил собою; все стояли в каком-то ожидании; смотрели на место царское и на эшафот; никто не подходил близко к оному, скрывая боязнь, чтоб Властитель в гневе не назвал его преступником, а возвышение, покрытое черным сукном, не было местом казни: боязнь свойственная тому миру, в котором нет положенной цены ни добру, ни злу.
— Властитель! Властитель! — пронеслось тихо между народом; и все умолкло. Мнимый Властитель шел из дворца, во всем облачении царском, сопровождаемый всем двором, в торжественных одеждах. Он остановился подле эшафота, и приказал следовавшим за ним занять свои места. Когда Сановники исполнили его волю, он к удивлению, всех взошёл на ступени эшафота. Все молчали, никто не осмелился произнести приветствия Царю.
— Народ! — сказал ложный Иоанн громким голосом. — Я пришел совершить суд над преступником!
Взоры всех следовали за страшными взорами его и с ужасом ожидали, на ком они остановятся.
— Читайте указ Иоанна об Эоле!
Чтец читал:
«Волею Провидения и согласием народа, я Иоанн, отец и Властитель, назначаю 1000 слав в награду тому, кто доставит живого или мертвого нарушителя благоденствия общественного — Эола…».
— Довольно! — вскричал лже-Царь. — Эол не дожил еще до того поношения, чтоб кто-нибудь на земле мог им располагать. Если собственную волю можно назвать предназначением Провидения, то раб Привидения сбрасывает с себя и эти оковы! Внятен ли вам голос Эола? Эол достиг до той высоты, с которой видна неизмеримая будущность, мой любимый океан! Слепцы! Если б был путь на небо, — я бы похитил свет у солнца, взошел бы с востока, и вы почли бы ложный блеск за затмение, привыкли бы к этому сумраку и не заботились бы о настоящем светиле! Рабы! Живите в тесноте ничтожного мира! Удовлетворяйте ничтожные потребности свои! Пресмыкайтесь! Спите, покуда настанет конец ваш, подобный началу! Смотрите на судью Эола! Смотрите на исполнителя казни, смотрите на это оружие!..
