Большевики стремились снести не только Иверские ворота, но и все здания, опоясывавшие Красную площадь. На рисунке, иллюстрировавшем официально изданный в 1936 году «Генеральный план реконструкции города Москвы», напротив Кремля на сотни метров в небо поднимается скопище небоскребов Наркомата тяжелой промышленности. У его подножия маршировали массы трудящихся с флагами, салютуя тем, кто на трибуне Мавзолея Ленина... Проекты громадного наркомата разрабатывались виднейшими архитекторами для строительства в Китай-городе...

«Площади вокруг Кремля расширяются, со стороны Спасских и Никольских ворот Красная площадь увеличивается вдвое» – такова одна из директив сталинского Генерального плана, где ставилась задача превратить Москву в образцовый социалистический город.

Стань, читатель, на указанном месте между Спасскими и Никольскими воротами и представь, что бы произошло после исполнения такой директивы... Требовалось сломать десятки замечательных зданий, Верхние торговые ряды, ГУМ, крупнейшее сооружение старой Москвы, и другие соседствующие с ним дома. Как известно, торговые ряды, Верхние и Средние, остались на месте, план до конца реализовать не успели, помешала война. Но Иверские ворота уничтожили.

Снесли нависавшие над тротуаром палаты бывших Присутственных мест. Вот почему видим мы в проезде перед глазами кусок гладкой стены, где укреплена мемориальная доска в честь томившегося в стенах здания Александра Радищева. Его везли через Москву в ссылку...

Писателю Анне Караваевой причудилась «милой прекрасная картина Красной площади» после сноса ворот и башен. Вместе с Иверскими воротами сломали стоявший вблизи них Казанский собор, преследуя бредовую цель расширить Красную площадь вдвое. До недавнего времени на месте собора грудились у входа в туалет покупатели торговых рядов, заодно утолявшие жажду возле автоматов газированной воды. Так стала выглядеть эта земля при Сталине.

За триста лет до «социалистической реконструкции», в 1630 году, на средства князя Дмитрия Пожарского при содействии казны на Красной площади начали возводить собор. Спустя три года каменщики и иконописцы сделали свое дело.

Казанский собор был невысоким, с одной главой, выраставшей из пены каменных кружев, называвшихся кокошниками. Они напоминали языки пламени, горящие в небе, поэтому такие храмы называли «огненными». Перед собором находилась палата с каменным шатром, к ней примыкала еще одна малая палата, над которой поднималась башня колокольни, небольшие приделы Гурия и Варсонофия. Храм возвели в честь иконы Казанской Божьей Матери.

Икона эта почиталась чудотворной, с ней связывался счастливый исход битвы с захватившими столицу поляками. В 1612 году была внесена она в Москву в день освобождения города ополчением во главе с князем Дмитрием Пожарским. Князь хранил икону у себя дома много лет, до дня освящения собора. В тот торжественный день он вышел из палат на Лубянке с Казанской Божьей Матерью в руках. Пройдя весь путь, внес ее в храм, где у входа встречал ее народ с царем и патриархом. Спустя двести лет после 1612 года этой иконой благословляли Михаила Кутузова; с русской армией дошла она до Парижа и благополучно вернулась домой. Где сейчас икона Казанской Божьей Матери? Ее удалось спасти, она хранится под сводами Елоховского собора, в нескольких километрах от Красной площади...

А Казанский собор, Иверские ворота с башнями и часовня снова оказались на прежнем месте, восстали как птица Феникс из пепла. Их возродили в конце ХХ века в знак крушения тоталитаризма.

Кажется, так было всегда, не зиял провал между зданиями Исторического музея и музея Ленина.

Ревнители подлинности старины презрительно называют возрожденные памятники «новоделами». Мне же они по душе. И всем, кто видит чудные стены и башни, тоже.

У главных ворот Кремля. Вид с Москворецкого моста издавна волновал воображение художников. Испокон века мост этот представал средоточием жизни, где сходились два людских потока. Один направлялся с Красной площади в Замоскворечье, другой двигался ему навстречу, в центр города, где с утра до вечера кипел великий торг.

Отсюда пред пешими и конными представала панорама Кремля и Китай-города. Между ними пламенели купола Василия Блаженного.

Простор заполняли стены и башни, палаты и дворцы, монастыри и церкви с колокольней Ивана Великого во главе. На склоне горы лепилось друг к другу множество приземистых строений с разноцветными стенами и крышами. Их опоясывали вывески лавок и торговых рядов. Над крышами колосились колокольни, бесчисленные купола церквей. Застройку эту можно было признать хаотичной, причудливым конгломератом. Со временем, однако, вырисовался неповторимый, полный жизни пейзаж. Он манил поэтов и живописцев.

Под названием «Москворецкий мост» Константин Коровин и Константин Юон написали картины в 1911 и 1914 годах. К последнему году относится картина художника Клевера под названием «В дни большой войны». На ней все тот же мост и прилегающие к нему здания, расцвеченные красно-сине-белыми национальными флагами России по случаю объявления мировой войны.

А начал рисовать вид Москвы с этого моста в 1800 году художник Федор Алексеев, академик живописи. По указу императора Павла I он с учениками запечатлевал пейзажи Первопрестольной, чтобы оставить потомкам память о городе, каким тот был на рубеже XVIII—XIX веков.

Среди московских пейзажей Алексеева есть вид Москворецкой улицы. От моста она шла в гору. На переднем плане виден дом в классическом стиле с портиком, какие поныне встречаются на московских улицах. Это фасад некогда существовавшего Мытного двора, перестроенного из другого, более древнего сооружения – каменных палат. Там в Средние века взимали с торговцев мыт – пошлину с живого товара, мелкого и крупного рогатого скота, что гнали в город на продажу.

Напротив Мытного двора возвышается колокольня церкви в честь Святого Николая. Она называлась Москворецкой. Другой куполок виднелся напротив церкви, по другую сторону улицы, где находилась часовня. Когда Москворецкую улицу запечатлели Коровин и Юон, на ней насчитывалось около сорока владений, значит, строений скопилось к тому времени намного больше. Они принадлежали не знатным, не титулованным фамилиям, рядовым домовладельцам. Вся улица заполнялась домами с лавками. На акварели Алексеева у многих зданий видны арки галерей, где шла торговля. Даже под колокольней виден устроенный навес какой-то лавочки.

Москворецкая улица напоминала нынешнюю Маросейку. Длина ее равнялась 420 метрам, ширина – 23. Предопределили ширину проезда габариты Москворецких ворот Китай-города. Его крепостная стена тянулась от Кремля вдоль берега Москва-реки в сторону Яузы. Московский бытописатель Павел Богатырев запомнил улицу такой:

«Вокруг Москворецкой улицы идут лавки, торгующие пряностями; здесь всегда острый запах. Торгуют воском и церковными свечами, а также мылом и знаменитыми в то время муромскими сальными свечами. Они были так крепки, что торговцы зимой на морозе стучали ими одной о другую, и они не трескались и не ломались. Нагара они давали мало и горели ярко.

На противоположной стороне торговали веревками, рогожами, разной бумагой, а на самом углу у моста были живорыбные лавки с садками на реке, откуда и снабжалась Москва аршинными живыми стерлядями».

Позднее, в XX веке, характер торговли изменился, появились новые товары, другие магазины, но, как прежде, правил бал в округе Меркурий, покровитель купечества и торговли. Им, купцам, городские власти передали в конце XVIII века здание Мытного двора, где располагалось Московское купеческое общество и лавки. Когда купцов после революции изгнали отовсюду, здание превратилось в советское учреждение, его занял Московский отдел народного образования...

Москворецкая улица всегда пользовалась вниманием властей Москвы, ведь она проходила у главных ворот Кремля. Описывая ее, историк Петр Сытин цитирует разные старинные документы, где речь идет о ее благоустройстве и планировке. Среди них есть царский указ Алексея Михайловича, датируемый 8 октября 1668 года, под названием «О переносе дворов от Москворецких ворот и о не бытии впредь дворам на оных местах». Дворы перемещались на другие, соседние территории. Слишком удобна и дорога была здешняя земля, чтобы ее всю расчистить от строений «для уличного простору», о котором пеклись с давних времен.