Люк над головой. Через решетчатую крышку падает свет и мелькает зеленая листва, качаемая ветром. Он сюда не проникает, но может проникнуть газ, две его разновидности – болотный и метан. В коллекторе нет газовых магистралей, они лишь изредка пересекают коридор, встречаясь на нашем пути. Но, утекая из труб, газ в поисках выхода может попасть в просторные коридоры… Чтобы он не застал врасплох, выходит ежедневно дозор – газомерщики со «спутником шахтера». Маленький прибор предупреждает об опасности.

Женщины идут молча.

– Наговоримся потом, здесь смотреть и слушать надо. – Диспетчер всматривается, в порядке ли трубы. Казалось бы, зачем дозор? Кто может нарушить покой коммуникаций – кругом ни души?

– Она живая, наша труба, видно, как движется, – замечает диспетчер.

По трубам пульсирует кипяток, и мощная магистраль не лежит неподвижно, съезжает иногда с опор.

Если где случится поломка, то вызывается аварийная бригада. В коллекторе – все условия для работы; все перед глазами, рыть траншеи не нужно. Удобно и рабочим, которые постоянно следят за коллекторами.

В былые времена приходилось часто во время аварий подземных коммуникаций вспарывать землю. В наши дни роют землю один раз, когда прокладывают коллектор, его «проходят» щитом, как метро. Коллектор похож на уменьшенный в размерах тоннель. В одних местах – выглядит как труба, в других – прямоугольной формы. Почти везде идем не сгибаясь. Высота до 3,5 метра. Москва имеет подземные коридоры под многими дорогами. Строить их начали до войны со времен реконструкции Тверской, тогда улицы Горького.

Расписываюсь в журнале, где отмечено время начала нашего путешествия. Это не пустая формальность, а свидетельство, где каждый сам удостоверяет, что покинул коллектор. Время входа 9.33. Время выхода 11.30. Два часа в лабиринте, из которого не пришлось искать выход.

В кладовой рубля. В год столетия со дня рождения Ленина я побывал с группой туристов «По Ленинским местам Франции и Швейцарии». Так называлась та интересная поездка. В Швейцарии нам рассказывали о банках, хранилище золотого запаса. Вернувшись в Москву после такой экскурсии, мне захотелось побывать в нашем хранилище золота. С этой просьбой я обратился к заместителю управляющего Госбанком СССР Кудрявцеву. Он внимательно выслушал меня, понял мое желание и признался, что власти его мало, чтобы разрешить побывать там, где хранят золото СССР. Мы не Швейцария. Но в хранилище денежных знаков – пригласил. Куда я попал, очевидно, первым из пишущей братии.

В «Московской правде» опубликовать репортаж оттуда – не захотели. Отнес я его в более свободомыслящую «Комсомольскую правду», где его напечатали под хорошо придуманным в редакции заголовком «В кладовой рубля».

С тех пор прошло много лет. Нет больше страны и тех денег, что увидел я в Центральном хранилище денежных знаков СССР. Но, в сущности, на этом тщательно охраняемом объекте все происходит так, как прежде. Поэтому я решил без изменений, со всеми своими прежними заблуждениями в экономике включить тот материал в книгу. Тем более что после меня в секретном хранилище ни один журналист не побывал. Там гостей не принимают.

В самом большом нашем Центральном хранилище Госбанка СССР деньги принимают, пересчитывают и помещают на хранение в кладовые. Они похожи на залы ожидания, где ждет отправления груз, принадлежащий многомиллионному хозяину – народу.

Центральное хранилище напомнило мне большой вокзал, украшенный колоннами и картинами, белокаменными ступенями с резными балясинами. Железные тележки, на каких возят носильщики багаж, усиливают впечатление, что ты на станции. На широких лестницах оживленно, многолюдно. Все время сюда поступают и отсюда уходят в дальний путь во все концы страны грузы, сопровождаемые инкассаторами.

Банковские работники хорошо знают, что мало на земле вещей столь непоседливых и склонных к перемене мест, как деньги. Отсюда, из Центрального хранилища в Настасьинском переулке у Тверской, они начинают близкие и сверхдальние путешествия. Сюда в конце концов прибывают. После того как закончат службу, уступив место другим, пахнущим типографской краской билетам Государственного банка, попросту, деньгам.

От Центрального хранилища расходятся маршруты в расположенные по всей стране кладовые отделений Госбанка, чья структура отражает схему административно-территориального деления страны.

«Единый крупнейший из крупнейших государственный банк, с отделениями в каждой волости, при каждой фабрике – это уже десять десятых СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО аппарата».

Таким представлялся Государственный банк страны В. И. Ленину.

– Наш крупнейший в мире банк создан таким, как его мыслил основатель нашего государства, – сказал мне заместитель председателя Госбанка СССР А. А. Кудрявцев.

(Задним умом богатый, скажу, чего не знал, когда писал все это. Хотя действительно Госбанк СССР стал крупнейшим в мире, его отделения открылись повсюду в стране, но «развитого социализма», как нам внушали, построить за много лет мира не удалось. Прилавки продуктовых магазинов с каждым годом пустели, промышленные товары производились низкого качества, все гонялись за импортными вещами, машинами, привезенными из капиталистических стран, где никакого «социалистического аппарата», о котором говорил Ленин, не существовало.)

В республиках, областях, городах, в каждом районе имеются отделения банка, их тысячи. Всего в СССР их насчитывается свыше четырех тысяч. Если представить денежное обращение в виде движущегося потока, то эти отделения – как бы станции на его пути. Здесь поток регулируется, учитывается и направляется по разным каналам – на заводы, стройки, в колхозы, институты, райсобесы.

Там, в цехах заводов и фабрик, шахтах и рудниках, на стройплощадках и в лабораториях институтов, создаются активы Государственного банка, добывается золото, нефть, алмазы, выпускаются машины, станки, выращивается хлеб – то есть создаются богатства, какими обеспечиваются билеты Государственного банка, без которых деньги – всего-навсего бумага.

Смысл слов о таком обеспечении, прочесть которые можно на каждой денежной купюре, я особенно почувствовал, попав в кладовые Центрального хранилища. Введя меня в большой зал, заполненный штабелями холщовых мешков, чье содержимое мне уже известно, начальник управления эмиссионно-кассовых операций сказал, показывая в сторону мешков:

– Это еще не деньги…

Да, новые, прибывшие с фабрики Гознака пачки билетов разного достоинства – в 5, 10, 25, 50 и 100 рублей – не станут деньгами до тех пор, пока не будут пущены в обращение. Этот час приближают своим делом и трудом все, кто работает и служит, тем самым увеличивает богатство, мерой которого служат деньги.

Здесь, в кладовой бумажных денег, с утра до вечера идет работа. В светлом углу, огражденном высокой решеткой, за столами ведется счет, где ошибиться нельзя. На железной поверхности стола, похожей на решетку, разложены пачки с деньгами. Когда поступают деньги, побывавшие в употреблении, то включают вытяжную вентиляцию, и воздушные струи через отверстия в столе удаляют с пачек пыль.

Сейчас в тишине ведут счет новым деньгам, доставленным с фабрики Гознака. У стола находятся три инкассатора, сопровождающие их с фабрики. Счет ведут контролеры и кассиры хранилища. Считают они пачки, не вскрывая их. Я подождал, пока заполнился деньгами один мешок. Его перевязали и навесили на него матерчатый ярлык. На нем расписались фиолетовыми чернилами контролер и кассир. Оба они отвечают за счет и оба навешивают на мешок персональные пломбы. На ярлыке такая надпись:

(Не надо быть пророком, чтобы сказать – вернутся к нам бумажные деньги достоинством и в 5 рублей, и в 1 рубль, когда Россия восстанет с колен, поставленная бездарными управителями СССР и радикальными реформаторами России. Будут и копейки, которые люди станут поднимать с пола, а не оставлять у касс, как сейчас, когда ни за одну копейку, ни за один рубль купить нечего.)