Откопали этот зал в ХIХ веке, когда русские археологи настойчиво искали библиотеку Ивана Грозного, следы которой затерялись. Здесь, в Угловой Арсенальной башне, ее не оказалось. Но кто знает, сколько других таких тайников скрыто в недрах Боровицкого холма?

Далее на пути возникает Никольская башня, напоминающая готический собор. От приземистого прямоугольного основания ввысь вздымается стройный красно-белый шпиль со стрельчатыми щелевидными проемами. Из красного кирпича и белого камня русские мастера сложили нечто вроде колокольни с прорезями окон. По ее сторонам белеют четыре маленькие башенки такого же стиля. Этот готический шпиль украсил башню сравнительно недавно, в начале ХIХ века. Тогда архитектор Руска надстроил ее готическими высокими гранеными стаканами с белокаменными украшениями. На рисунках XVIII века Никольская башня смотрится вровень с Арсеналом, а завершалась она куполом. Этот купол разлетелся в 1812 году. После изгнания Наполеона башню восстановил Осип Бове, и мы ее видим такой, какой она тогда стала.

В старину у Никольской башни разрешались тяжбы, возникавшие на торговой площади между покупателями и продавцами. Сюда приходили истцы и ответчики и целовали крест, призывая в свидетели висевший на воротах образ Николая-угодника – «заступника и утешителя всех скорбящих». Православные верили, что этот святой карает клятвопреступников.

Случалось и такое. Однажды во время крестного хода на глазах всего народа в чтимый образ бросил палку бунтарь, схваченный и судимый. «Санкт-Петербургские ведомости» сообщили, что «на площади сожжен богохульник и иконоборец Шуйского уезда Василия Змиева крестьянин Ивашка Красный».

И на Никольской башне дежурили «дозорщики», и на ней красовались в прошлом часы, последний раз упоминаемые в 1612 году. После изгнания польских интервентов через ворота вошло «все воинство и все православные народы во граде Кремль во мнозе радости».

На месте Арсенала находился Оружейный приказ – сборное место стрельцов. Отсюда они, собравшись в полки, выходили на Красную площадь, чтобы, помолившись, начать путь к полю брани.

От Никольской башни стена Кремля поднимается высоко-высоко над Красной площадью. В центре ее – Сенатская башня, за ней виднеется здание бывшего Сената, где работало советское правительство, а в наши дни – Президент России.

Башня ничем особенным не знаменита. Сергей Петрович Бартенев находил, что «несколько удлиненная форма шатра придает Сенатской башне вид суровой недоступности».

На старых планах обозначалась вблизи нее еще одна башня, но след ее пропал…

В ноябре 1918 года у Сенатской башни собралась вся Москва. К первому празднику новой власти скульптор Сергей Коненков украсил башню цветным барельефом размером 7ґ8 аршин. То была мемориальная доска «Павшим в борьбе за мир и братство народов», всем похороненным у стены Кремля после боев в октябрьские дни 1917 года.

Сам автор так описывает барельеф: «Крылатая фантастическая фигура Гения олицетворяет собой Победу. В одной ее руке темно-красное знамя на древке с советским гербом, в другой зеленая пальмовая ветвь…»

Скульптор и его помощники, в срочном порядке устанавливая доску, дневали и ночевали возле стены. Во мраке горел костер, работа вызывала пристальный интерес москвичей.

«Прохожие, – вспоминает Сергей Коненков, – спрашивали: „Что здесь происходит?“ А одна старушка поинтересовалась: „Кому это, батюшка, икону ставят?“ – „Революции“, – ответил скульптор.

На церемонии открытия доски присутствовал Ленин и члены его правительства. Коненков протянул «вождю мирового пролетариата», как стали называть главу советского руководства, сделанную по сему торжественному случаю шкатулку, где лежали ножницы и печать со словами: «Московский Совет рабоче-крестьянских депутатов». Ленин перерезал ленточку, открыл доску, а шкатулку и печать попросил передать в Московский Совет, чтобы сохранить для будущего музея.

– Ведь будут же у нас свои музеи…

В сочиненной по этому случаю «Кантате» Сергей Есенин писал:

Тогда по Красной площади прошли колонны московских рабочих и солдат с красными знаменами, уверовавших в мировую пролетарскую революцию и грядущий коммунизм.

Наконец, за Сенатской башней вновь на нашем с Воробьевым пути высится Спасская башня. Под звон курантов мы попрощались.

А теперь ответ на такой вопрос, который, естественно, возникает, когда смотришь на Кремль.

Кто строил стены и башни? История донесла до нас несколько имен.

«Тою же весною, 29 мая (1485 года), была заложена на Москва-реке стрельница у Шишковых ворот и под нею выведен тайник; строил же ее Антон Фрязин».

Это летописное известие сообщает о начале строительства Тайницкой башни и имя ее автора. Антон Фрязин, то есть итальянец, построил красивую угловую башню у впадения Неглинки в Москва-реку, ее мы зовем Водовзводной.

Другой итальянский архитектор, Марко Руффо, возвел в углу стены над рекой круглую Москворецкую башню, называемую Беклемишевской.

Прибывший в Москву спустя пять лет после начала грандиозных работ в Кремле Петр Антонио Солярио начал Боровицкую башню, так удивляющую всех своей пирамидой. Он построил стену между Боровицкой и Водовзводной башнями, соорудил Константино-Еленинскую башню с воротами.

Спустя год Петр Антонио начал Спасскую башню и довел дело до конца. Беломраморные две доски, одна на латыни (со стороны Красной площади), другая на русском языке (со стороны Кремля), установленные над воротами, буквами, высеченными в камне, гласят:

«В лето 6999 (1491 год) июля божиею милостию сделана бысть сия стрельница повелением Иоанна Васильевича государя и самодержца всея Руси и великого князя Володимерского и Московского и Новгородского и Псковского и Тверского и Югорского и Вятского и Пермского и Болгарского и иных в 30 лето государства его, а делал Петр Антонио Солярио от града Медиолана». То есть города Милана.

Да, башня произвела, очевидно, сильнейшее впечатление на современников, если имя зодчего удостоилось чести стоять в одном ряду с именем «самодержца всея Руси».

Тот же Петр Антонио заложил Никольскую башню «не по старой основе», «да и стену до Неглимны». Через год Петр, обладавший неистощимой фантазией, соорудил Арсенальную башню, у нее 18 углов. К ней мы сейчас подойдем. То было последнее «сказание» Петра Антонио. В том году он скончался, успев украсить Кремль прекрасными творениями.

Этого Петра сменил спустя два года Алевиз Фрязин, его подлинное имя Алевизио да Каркано, то есть из Каркано. Он возвел стену «градную каменну возле Неглимны не по старой основе, града прибавиша». Этот мастер заложил Троицкую башню и другие стрельницы с западной стороны Кремля. Предполагают, что он же построил Набатную и Сенатскую башни…

Вот этим блистательным мастерам, сынам эпохи Возрождения, и Аристотелю Фиораванти, прибывшим в далекую холодную Москву из южных итальянских городов, мы обязаны тем, что они, сохранив пространственно-планировочную структуру белокаменного Кремля Дмитрия Донского, сумели создать руками московских каменщиков небывалой красоты и мощи крепость, украсившую землю.

В 1625 году англичанин Христофор Галовей и русский мастер Бажен Огурцов с товарищами возвели над Спасской башней шатровый верх. Одна за другой грозные стрельницы подняли шатры, так радующие сказочной красотой.

Впоследствии к Кремлю приложили руку лучшие зодчие Москвы и России, такие, как Матвей Казаков, Константин Тон, и другие.

Прошло пятьсот с лишним лет с тех пор, как началось строительство стен и башен Кремля. Поэты награждали крепость на холме восторженными эпитетами, сравнивали ее с Акрополем, Форумом. Можно долго цитировать стихи. Но я, заканчивая очерк, напомню всего две строчки Николая Рубцова: