-Черт возьми, я отныне собираюсь говорить так, как мне угодно!

-Г-н Анри, я слышала, обо мне ходят не очень красивые слухи.., - сменила Джулия тон.

-Вы заявляете об этом так просто! Я, право, потрясен! Ваш друг - кардинал так плохо осведомлен о том, что произошло!? Он, что же, еще не в курсе, что мы ознакомились с вашими изумительными откровениями?!

-Мой друг - кардинал?

-Да! - мушкетер внезапно схватил ее за руку и сжал ее запястье. - Вы и в самом деле считаете меня таким идиотом, каким меня изобразила ваша любезная подруга в письме к г-ну Ришелье?

-Что?

-Почему вы побледнели? Ах, да! Какая же это неосторожность - г-да мушкетеры все узнали! Теперь, верно, Его высокопреосвященство рассердиться на вас!?

-Г-н Анри, послушайте…

-Я мог еще мечтать, что вы, служа кардиналу, любите меня, но вчера и эта глупая надежда рассыпалась в прах. Сударыня, почему вы взяли на себя труд самой нанять бретеров, чтобы убить нас?

Джулия почувствовала, что недалека от того, чтобы не разрыдаться от тех чудовищных обвинений, что он бросал ей в лицо.

-Я мог бы простить вам нелюбовь, предательство по отношению к королеве Анне и даже насмешки надо мной, - его глаза метали молнии, а пальцы бессознательно впивались ей в руку, - но вы пожелали видеть меня мертвым, сударыня! Жаль, не правда ли, что я остался жить? Недаром вы столь удивлены, мой голубоглазый ангел!

Саркастическая улыбка скользнула по его бледным губам и исчезла, словно стертая болью.

-Г-н Анри!

-Я не смогу простить вам этого никогда в жизни! Я вас так любил! - де Арамисец отвернулся. - А вы посмеялись надо мной, более того, вы решили избавиться от меня! Только благодаря нашему искусству держать шпагу мы с друзьями спаслись.

-Но мне Изабелла сказала..

-Увольте меня от всяческих объяснений! Я, знаете ли, человек понятливый! И передайте Его высокопреосвященству, что вы были великолепны! Нет, не просто великолепны, а восхитительны, когда с милой улыбкой частенько беседовали со мной о короле и заговорах! Вы выглядели очень, очень искренней. - Он закашлялся, словно эти слова разорвали ему грудь. - Я не могу вас ненавидеть, я вас любил! Видит бог, я вас любил нежнее и безнадежнее, чем кто- либо, чем ваш де Рон! Конечно, я убью его, сударыня, хотя бы для того, чтоб доказать вам, что я владею шпагой лучше, чем он! Я не могу вас ненавидеть. Но я могу кое- что другое! – де Арамисец несколько секунд прямо глядел в ее широко распахнутые глаза, потом сделал шаг вперед. - Я вас презираю!

Он вскинул голову и прошел мимо.

-Берегись! - Страшный крик распорол тишину улицы. Крик и тяжелое грохотанье позади мушкетера. Он инстинктивно обернулся, и глаза его расширились от ужаса. Джулия, растерянно опустив руки, глядела ему вслед, а на нее сзади неслась четверка обезумевших лошадей, появившихся из-за угла в начале улицы. Кучер на козлах кричал и делал отчаянные попытки остановить лошадей.

-Жули! - закричал де Арамисец не своим голосом.

Но было поздно. Лошади сбили маркизу с ног и понеслись дальше. Обезумевший от ужаса де Арамисец бросился к девушке в голубом, лежавшей без движения на мостовой.

-Жули! - он издал горлом странный звук и упал рядом с ней на колени. Джулия была без сознания, но дышала. Мушкетер подхватил ее на руки, как ребенка и, прижав к себе, побежал к карете.

-Домой! - крикнул он таким страшным голосом, что кучер подпрыгнул на козлах.

Вмиг лошади домчали карету к дому Джулии. Де Арамисец на руках принес ее в комнаты. Он пригрозил прибежавшему лекарю:

-Если ты не спасешь ее, я сам поджарю тебя на медленном огне!

Вид его был страшен. По - счастью, Джулия отделалась лишь ушибами и несколькими царапинами, глубокими, но не заслуживающими особо пристального внимания. Обморок же объяснялся сильным ударом о камни мостовой. Де Арамисец просидел рядом с любимой до вечера. Но, к несчастью, Жули пришла в себя только тогда, когда он ушел, и сразу начала плакать.

Несколько дней он не отходил от ее дома. Де Арамисец уверял себя, что его зовет сюда только долг перед женщиной, которая из- за него попала в беду, не смогла вовремя отклониться от внезапно понесших лошадей. Он дворянин, рыцарь, и, стало быть, не может не проявить простую вежливость. Так, во всяком случае, он говорил друзьям. Но рано или поздно ему пришлось вернуться к своим прямым обязанностям и отправиться с донесением в Лувр. Там его и заметила Изабелла дю Трамбле.

-Де Арамисец! - закричала она, словно внезапно очнувшись от страшного сна, и побежала к нему по лестнице наверх, не обращая внимание на придворных вокруг. - Наконец-то я встретила кого-то из наших друзей! Сударь, что происходит? Джулия рассказала мне, что вы ей наговорили! Как же вы могли? Вы должны были верить ей, а не наветам неизвестно каких недоброжелателей!

-Это совершенно невозможно сейчас - верить вам обеим! Отныне мы с вами по разные стороны той стены, что зовется долгом по отношению к тому, кому служишь. Мы служим королю Людовику, а уж кому позволяет служить вам ваша совесть, решать вам!

-И вы говорите мне то же самое!

-Что делать, сударыня!? В конце концов, это вы превратили нашу жизнь в кипящий котел, в котором дотла сгорели доверие, открытость, теплота.

-Я не писала письмо кардиналу Ришелье - повторяю это в тысячный раз, сударь!

-Вот как!?

Они с непримиримым видом стояли у окна, не обращая внимания на то, что их со всех сторон толкают снующие вокруг пажи и гонцы. Мимо важно прошел пожилой герольдмейстер в надушенном алом с белыми вставками костюме, подозрительно посмотрел на беседующих мушкетера и фрейлину королевы Анны. Перехватив его взгляд, Изабелла заторопилась, опасаясь, что сейчас кто- нибудь сделает ей замечание по поводу болтовни с военным лицом при исполнении им приказа.

-Господин де Арамисец, спросите у де Тревиля, спросите у Ее Величества! Они ответят вам, что еще до того, как мы с вами оказались вместе, мы с Джулией помогали им! Спросите, прошу вас! Сделайте же что- нибудь в нашу защиту! Или вы готовы бросить нас с Джулией на растерзание врагов только потому, что вы оказались чрезвычайно щепетильны? Но нельзя быть щепетильным, не разобравшись как следует, а что, собственно, происходит!

-Все это теперь не имеет ровно никакого значения ни для меня, ни для вас,- покачал головой де Арамисец. - Не будем об этом более! Как она? Она поправится?

Изабелла взглянула в его непривычно усталое лицо своего друга и тяжело вздохнула:

-Ей уже лучше, де Арамисец, хотя она сильно потрясена вашими словами. Но как вы могли подозревать Джулию в том, что не любит вас!? Нельзя притвориться влюбленной!

-Черт возьми, - проговорил де Арамисец с досадой, - я не могу вам верить. Не могу! Не при вас этот прощелыга де Рон признавался в любви к ней, вы не слышали, как бретеры утверждали, что их наняла голубоглазая дама, чтобы убить нас четверых. И, наконец, вы представить себе не можете, что за танталовы муки испытывает человек, читая грязное письмо того, кому он вручил свое сердце! А в письме вашим почерком, сударыня, написано, что вам до смерти хочется отделаться от глупцов - мушкетеров.

-Я не писала письмо! Боже всемогущий, что я должна сказать вам, чтоб вы поверили мне? Что я должна сделать? Или для меня будет лучше умереть и сообщить в предсмертном письме, что я была чиста перед вами? Тогда вы мне поверите!?

-Любезно напомню вам, сударыня, что вы с некоторых пор не приезжаете более к господину де Тревилю, словно избегая нас, а госпожа де ла Шпоро… Вы знаете, что слуги не пропускают меня к де ла Шпоро по ее приказу?

Он внезапно замолчал, словно назвал запретное имя.

-Сударь, я не приезжаю к господину де Тревилю, потому что меня вызывают в Лувр почти каждый день, порой беспричинно задерживая на два или три дня подряд. Вот сегодня, только я освободилась от дежурства у королевы Анны, мне велели остаться и на ночное дежурство у покоев королевы! Я не успеваю даже заехать домой! Вас же теперь не бывает в Лувре!