Изабелла опять зевнула. Лувр уже глубоко спал под охраной гвардейцев кардинала. Мушкетеры сегодня не дежурили, к досаде обеих подруг. В этих долгих ночных дежурствах только и была радость - поговорить со знакомцами из роты мушкетеров. Все остальное ночное время - тягучее как липовый ароматный мед - приходилось бороться со сном. Особенно тяжело было, когда королеве Анне не спалось - приходилось ходить туда- сюда, бегать за теплым стеганым покрывалом, молоком на кухню или читать вслух церковные гимны.
Фрейлины обычно имели поистине превосходное здоровье и такую же смелость, ибо беганье по темному, а порой холодному дворцу, по узким лестницам или переходам, безусловно, не способствовало укреплению жизненных сил. Но ни одна из фрейлин не согласилась бы добровольно отказаться от подобной чести - быть приближенной королевы. Анна Австрийская, истая испанка, впервые из всех французских королев самолично набирала себе фрейлин, руководствуясь лишь личным впечатлением, а потом уже подробными рекомендациями. Только пятеро их них были представлены ей королем, и именно они не пользовались ее беззаветным доверием.
Фрейлины дежурили и днем и ночью, часто подменяли друг друга, и, в общем, пользовались в Лувре относительной свободой. Но все они были превосходно воспитаны, образованы, знали несколько языков, умели врачевать, готовить, составлять букеты, шить и все как одна превосходно читали вслух. На дежурство они приходили в скромных платьях светлых тонов, почти без декольте, которые королева не любила, до сих пор отдавая предпочтения закрытым испанским нарядам, чем французскому открытому платью. Фрейлины все как один старались быть разговорчивыми, веселыми и набожными дамами. Исключение составляла, пожалуй, только Изабелла дю Трамбле. Но, по словам королевы Анны, юной графине многое прощалось, ибо Изабелла даже молчала жизнеутверждающе.
Жизнью девушек во дворце распоряжалась обер-гофмейстерина, сорокалетняя Мария де Роган, особо доверенное лицо у королевского трона. Она и следила, чтоб те жили в подходящих условиях, имели самое необходимое и были сыты и хорошо одеты. Но Джулия в первый же день своей службы во дворце твердо сообщила г-же де Роган, что они с Изабеллой сами будут следить за своей крошечной комнатой, и в особом внимании не нуждаются. Герцогиня де Роган только порадовалась за подруг и переключила внимание на других девушек, менее самостоятельных и более нерешительных.
-Может быть, стоит еще раз поужинать? - вяло спросила сейчас Изабелла, глядя на остатки заячьего паштета и шпината на маленьком столике красного дерева, приткнувшемся в углу комнаты. От голоса подруги Джулия вздрогнула и проснулась.
Комната дежурных фрейлин была маленькой, но очень приспособленной для охраны сна Великих лиц государства. Здесь стоял пюпитр с разбросанными листами бумаги и перьями, низкий стол с книгами у догорающего камина, две лютни, виола лагамба и кастаньеты притулились на особом возвышении у окна. Там же стояли два табурета, затянутые ярким синим бархатом с королевскими лилиями. Две двери располагались друг против друга - одна вела в покои королевы, вторая - в приемную. Обе они, украшенные овальными вставками из менского фарфора, были сейчас закрыты. Фарфор красиво блестел в неровном свете двух высоких канделябров на двенадцать свечей. Пламя слегка колыхал приятный ночной ветерок из полуоткрытого окна, выходящего в садик королевы.
Изабелла поежилась от ночного воздуха и вздохнула. Она взяла потрепанный томик любовных стихов Арнаута Добеле, который перечитывала в последнее время, и медленно прочла вслух:
-Смотрю на нее, онемев
И сердце к ней так устремив,
Что и в груди не сдержать,
Если б на нем не лежали
Думы о той, что умножит
Власть надо мною в свой срок, -
Только о том и мечтаю! Ах, Джулия, как, должно бы прекрасно услышать такие изумительные стихи из уст любимого!
Жули не ответила, глядя широко раскрытыми глазами, как тихонечко открывается дверь приемной. Де Арамисец украдкой сделал Жули знак и скрылся.
-Жули, послушай еще одно замечательное стихотворение! Мне кажется, тебе оно понравится:
Готов я, любви восхотев,
Жечь свечи и масло олив,
Тысячи месс отстоять,
Лишь бы мне счастие дали.
Пусть мне Люцерну предложат, -
Светлой головки кивок
Я на нее не сменяю, - медленно читала Изабелла.
-Я сейчас приду, - прошептала Жули и соскочила с кресла. Она поправила волосы на затылке, разгладила юбку платья красивых горчичного и белого цветов с роскошными кружевами по подолу и вышла. В приемной, тускло освещенной только светом из Фрейлинской, никого не было. Жули огляделась. Не делает ли она ошибку? Но оставаться рядом с Изабеллой она не могла, слишком уж была заинтригована. Где- то скрипнула половица под осторожной ногой. Жули огляделась и пошла на звук.
Необычно тихо было в Королевском дворце, будто днем не бега¬ли здесь пажи, не сплетничали разряженные придворные, не звенели бокалы с красным вином! Осторожно ступала Жули по паркету, словно влекомая некой силой.
Одна из маленьких гостиных была освещена. Маркиза заглянула туда, дрожа от любопытства и предвкушения чего- то необычного в своей жизни.
-Входите же! - раздался торопливый шепот. Жули вздрогнула. Де Арамисец, смертельно бледный в свете свеч, собственной персоной предстал перед ней. Красивые руки его комкали перчатки. Де Арамисец улыбнулся с таинственным видом и жестом пригласил Жули в комнату.
-Что это значит? - прошептала маркиза и вошла, шурша юбками. Она присела на диван у дверей.
Де Арамисец глубоко вздохнул.
-Я поменялся дежурством с одним гвардейцем кардинала, который несет караул недалеко отсюда. Он будет дежурить в следующий раз вместо меня.
Жули, замирая от волнения, молча глядела на него. Де Арамисец прошел к дверям и запер их на задвижку.
-Вы заперли дверь, сударь!- воскликнула Джулия, трепеща от волнения.- Объяснитесь немедля, что все это значит, де Арамисец! Вы, ночью, в Лувре, просите фрейлину королевы Анны остаться с вами наедине!
-Я должен непременно вам открыться сегодня!- начал он, устремляя на маркизу полный нескрываемого обожания взгляд, проникший в самую глубину сердца Жули.- Я не в силах более терзаться неизвестностью, которая изводит меня день за днем!
-О, сударь, не говорите загадками!- возразила Жули строго. Сердце ее трепетало от сладкого предчувствия. - Если сейчас королева Анна внезапно позовет меня, а меня не окажется в приемной, я и представить себе боюсь, что будет! Я не могу задерживаться, чтоб побеседовать с вами, я на дежурстве, должна немедленно идти! Вы не должны задерживать меня, сударь!
-О, сударыня, дайте мне хотя бы четверть часа!
-А затем я буду свободна?
-Да, моя госпожа!
-Говорите, де Арамисец, у вас не более десяти минут!
Де Арамисец в сильнейшем волнении прошелся по комнате. Жули, сцепив на коленях руки, не могла отвести глаз от стройной красивой фигуры молодого мушкетера, от его изумительно светлых глаз, таящих в себе любовь, радость, восторг! Маркиза обожала в де Арамисец все: его чуть хрипловатый смех, движения, полные какой-то кошачьей ловкости и грации, манеру внимательно слушать, чуть склонив голову к плечу.
-Я никогда бы не осмелился оторвать вас от дежурства у комнат Ее величества, - начал он,- если бы я не понял, что теряю время, и вы можете полюбить другого. Может быть, вы не простите меня, сударыня, но смотреть, как самые блестящие дворяне признаются вам в любви, я более не могу! Это выше моих сил, г-жа де ла Шпоро! Я благословляю те дни, когда я один мог быть вашим верным рыцарем! Путешествие за вашей подругой было для меня Эдемом. Тогда я мог надеяться, что вы замечаете меня, а ныне… Я для вас, верно, один из множества поклонников, которому дарят лишь мимолетную улыбку!? А я бы с радостью умер, если бы это привлекло ко мне ваше внимание. Вы так прекрасны, г-жа де ла Шпоро, что у меня болит сердце, так прекрасны, что, я уверен, солнце прячется за облака, завидуя вашей пленительной красоте! Для меня нет на земле королевы, кроме вас, г-жа де ла Шпоро! У меня нет больше сердца, оно у ваших ног. Если вы отшвырнете его кончиком туфельки, я не переживу этого!
