– Я весьма польщен, но вы явно не в моем вкусе.
– Клэр Янг. Двадцать четыре года, брюнетка, рост около ста семидесяти сантиметров, вес семьдесят два килограмма. Хорошенькая, ширококостная такая. – Провел руками над своими бедрами. – Ну, вы понимаете, бедра широкие, хорошо для рождения ребенка.
Я взглянул на Бабз:
– Тебе никогда не хотелось сделать карьеру в качестве работника здравоохранения? Там бы тебя точно никто не обскакал.
Улыбнулась в ответ:
– Пусть бы только попробовали.
Джейкобсон поднялся со стула:
– А теперь я бы хотел взглянуть на камеру мистера Хендерсона.
* * *
Камера была не так чтобы очень большая – пара шконок вдоль стен, и больше ничего. Протяни руку, и сразу коснешься выкрашенной в грязно-серый цвет стены. Небольшой стол в дальнем конце, стул, раковина, в другом конце – отгороженное местечко для параши. С точки зрения начальства, достаточно вместительное пространство для двух половозрелых мужчин, чтобы провести совместно четыре года своей жизни.
Или для одного вполне взрослого мужика, который совсем не хочет делить эту камеру с кем-либо. Довольно забавно, но все соседи почему-то оказывались склонными к несчастным случаям. Все время падали и ломали себе что-нибудь. Руки, ноги, носы, яйца отбивали…
Офицер Бабз заполнила собой дверной проем. Руки скрещены на груди, ноги на ширине плеч, лицо словно вырублено из гранитного камня. Джейкобсон же, сделав пару шагов, остановился в центре камеры и воздел вверх руки, словно собрался благословить ее:
– Дом, милый дом.
Затем он повернулся и протиснулся к столу, пытаясь разглядеть прилепленную к стене фотографию. Ребекка и Кети на абердинском пляже улыбаются в камеру, а на заднем плане сияет Северное море. Поверх оранжевых купальных костюмов школьные свитера. На песке игрушечные ведра и лопатки. Кети четыре, Ребекке – девять.
Одиннадцать лет и две жизни тому назад.
Его голова склонилась на мгновение.
– Очень жаль было услышать о ваших дочерях.
Да, всем жаль.
– Наверное, это не так просто – горевать по ним, пока сидишь здесь. По обвинению в убийстве брата. Да еще когда из тебя регулярно дерьмо выбивают…
– Что на это указывает?
Он сунул руку в свою кожаную куртку, вытащил экземпляр Касл Ньюз энд Пост. Бросил на нижнюю койку:
– С прошлой недели.
Фотография занимала большую часть первой страницы. Крупным планом толстое женское лицо, обрамленное рыжими кудрями, густая россыпь веснушек на носу и по щекам, словно шотландская боевая раскраска. Пара фотографов отражалась в солнцезащитных очках, блеск вспышек фотографических камер. Рука поднята вверх, как будто она пыталась загородить свое лицо от объективов, но не смогла вовремя это сделать.
Над фотографиями большими заглавными буквами растянулся заголовок. «РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ЧУДО! ЖЕРТВУ ПОТРОШИТЕЛЯ ОЖИДАЕТ РАДОСТЬ МАТЕРИНСТВА.
Господь Всемогущий, вот это, что называется, выстрел из прошлого.
Повесил трость на раму койки, сел на матрас. Взял в руки газету.
ЭКСКЛЮЗИВ
Пятая жертва Потрошителя, Лора Страхан (37), получила потрясающее известие. Через восемь лет после того, как она стала первой женщиной, выжившей после нападения на нее психопата-извращенца, убившего четырех женщин и искалечившего еще троих, мужественная Лора ожидает рождения первенца.
Врачи полагали, что она никогда не сможет зачать ребенка после тех ранений, которые она получила, когда Потрошитель вспорол ей живот, засунул внутрь игрушечную куклу и зашил. Источник в каслхиллской больнице сказал: «Это просто чудо. Она никогда бы не смогла выносить ребенка к установленному сроку. Я очень рад за нее».
И что еще лучше, это будет настоящим рождественским подарком для Лоры и ее мужа, Кристофера Ирвина (32).
Читайте весь текст на стр. 4
Перелистнул на четвертую страницу.
– Кажется, у нее внутри все было изрезано.
– Вы вели официальное расследование.
Бегло просмотрел оставшуюся часть статьи. Фактов мало, разбавлено высказываниями друзей Лоры Страхан и игрой – кто первым угадает имя младенца? Ничего от самой Лоры или будущего отца.
– Они что, даже с семьей не поговорили?
Джейкобсон прислонился к столу:
– Ее муж врезал фотографу и пообещал засунуть камеру в зад репортеру.
Я сложил газету и положил рядом с собой:
– Молодец.
– Потребовалось целых два года восстановительных хирургических операций и лечения от бесплодия, но теперь она на седьмом месяце с небольшим. Должна родить в последнюю неделю декабря. Какой-то исключительно честный член журналистского сообщества получил доступ к ее медицинской карте.
– Это весьма душещипательная история победы, одержанной над превратностями судьбы, но только я не понимаю, каким боком это имеет отношение ко мне.
– Вы позволили ему уйти, Потрошителю…
У меня спина напряглась. Руки сжались в кулаки, костяшки пронзила боль. Процедил сквозь стиснутые зубы:
– Скажи это еще раз.
Офицер Бабз покачала головой, голос низкий и угрожающий:
– А ну-ка, полегче…
– Вы были последним, кто видел его. Вы его преследовали – и упустили.
– У меня не было выбора.
Уголки губ Джейкобсона поползли вверх.
– Что, все еще гложет?
Лора Страхан с гримасой на лице смотрела на меня с первой полосы газеты.
Я отвел взгляд:
– Не больше, чем кто-либо другой, кого мы не смогли поймать.
– Он убил четырех женщин. Потом была Лора Страхан, она выжила. Потом Мэри Джордан. А если бы вы поймали его, когда у вас была возможность… Ну, вам просто очень повезло, что он всего лишь искалечил еще одну женщину, перед тем как исчезнуть.
Да, конечно, Везунчик – это просто мое второе имя.
Джейкобсон засунул руки под мышки, покачался на каблуках.
– Вы когда-нибудь интересовались, почему он это сделал? Восемь лет прошло – и все тихо. Где он был все это время?
– За границей, в тюрьме или умер. – Я разжал кулаки, скрестил руки на груди. Суставы горели огнем. – Послушайте, мы закончили? А то у меня другие дела есть.
– А, ты еще не догадываешься. – Джейкобсон повернулся к офицеру Бабз. – Я его забираю. Навесьте на него монитор, и пусть вещи собирает. Машина нас ждет.
– Что?
– Мы еще не сделали официального заявления, но у медицинской сестры, которую вчера нашли мертвой, во внутренностях был зашит игрушечный младенец. Он вернулся.
Я снова сжал руки в кулаки.
5
Холодный ветер, схватив в охапку гость пустых пакетов от чипсов, закружил их в танце по неосвещенной парковке. Прежде чем исчезнуть в ночи, маринованный лук и креветочный коктейль сплясали в паре метров над асфальтом шотландскую кадриль.
Джейкобсон провел меня сквозь ряды машин к большому черному «рэнджроверу» с затемненными стеклами. Открыл заднюю дверь, слегка склонил голову:
– Экипаж ждет вас.
Бормотало радио. Голос в стиле диктора Би-би-си поплыл по холодному ночному воздуху.
– …четвертый день осады в Иглесиа де ла Асойя, в ла Асойя, Испания. Полиция Картахены подтвердила, что был убит один из заложников…
Я забрался внутрь, бросив под ноги черный пластиковый пакет со своими более чем скромными пожитками. Задержался, чтобы поскрести лодыжку на левой ноге, там, где висел браслет с монитором.
– …тремя вооруженными мужчинами под видом молящихся, со свечами в руках…
За рулем сидел полицейский-констебль в униформе. Его глаза мелькнули в зеркале заднего вида, проверяя меня. Джейкобсон забрался на переднее пассажирское сиденье.
– …доведя число погибших до шести…
Джейкобсон выключил радио.
– Эш, это констебль Купер. Один из ваших. Хэмиш, поприветствуйте мистера Хендерсона.
Констебль повернулся на водительском кресле. Худой, с длинным крючковатым носом, волосы подстрижены так коротко, что выглядят почти как модная трехдневная щетина. Кивнул:
