Улыбнулась:

– А полицейского звали Эш, правда? Его ведь так звали?

– Кто сказку рассказывает, я или ты?

Я врезал по двери, распахнув ее настежь. Обогнул толпу старых пердунов в домашних халатах и шлепанцах, окутанных облаками сигаретного дыма.

Куда, черт возьми, он…

Вот, по другую сторону низкой стены, отделяющей каслхиллскую больницу от автомобильной парковки. Беременная женщина, выкрикивая ругательства, колотит по окну древнего «форда-фиесты», с ревом отъезжающего от обочины.

Ругань у меня за спиной – это констебль О’Нил врезался в толпу куривших пенсионеров, лицо раскраснелось, на щеках блестит пот.

– Вы его взяли?

– Я что, твою мать, похож на того, кто его взял? Давай за машиной. БЫСТРО!

– О господи…

Он неуклюже вскарабкался на низкую стену, направляясь к нашему ржавому «воксолу», припаркованному на двойной желтой, как раз в том самом месте, где остановка запрещена.

Беременная женщина стояла посреди дороги, грозя кулаком вслед «фиесте», которая, виляя, выезжала через ворота больницы на Нельсон-стрит.

– ЧТОБ ТЫ СПИД ПОДХВАТИЛ И СДОХ, ВОРЮГА ПРОКЛЯТЫЙ!

Я затормозил рядом с ней:

– Вы его лицо хорошо разглядели?

– Он, сволочь, мою машину украл! Вы видели?

– Вы узнаете его, если увидите снова?

– У меня собака в багажном отсеке! – Закрыла руками рот. – ТОЛЬКО ВЕРНИСЬ СЮДА, ЗАДРОТ ЧЕРТОВ!

Патрульная машина с визгом рванула от бордюра и остановилась, скрипя тормозами, на противоположной стороне дороги. О’Нил опустил стекло:

– Он уходит.

Я указал женщине на больницу:

– Не уходите отсюда, пока с вас не снимут показания, поняли? – Потом подбежал к машине и запрыгнул внутрь. Хлопнул дверью. Ударил О’Нила по плечу: – Дави на газ!

Он так и сделал, и старый «воксол» рванул вперед в облаке дыма от покрышек.

Вырвались на Нельсон-стрит, едва не столкнувшись с малолитражкой. Водитель нажал на гудок, глаза на лоб вылезли, рот перекосило от ужаса.

О’Нил удержал машину – обе его руки намертво вцепились в руль, зубами закусил нижнюю губу – и погнал ее вверх по холму. Мимо окон понеслись газетные киоски, магазины с коврами и парикмахерские. Я вцепился рукой в ремень безопасности, врубил сирену с мигалкой.

Сирена взревела, заглушая рев мотора, и мы понеслись по дороге, рассекая предобеденный трафик.

Взлетели на вершину холма. Я вытащил рацию и заорал в нее:

– Чарли Хоутел Семь вызывает Базу, мы преследуем Потрошителя. Двигаемся в восточном направлении по Нельсон-стрит. Перекройте дорогу. Он в коричневом «форде».

Пауза, потом на линии захрипел голос с сильным акцентом уроженца Данди:

– Вы что, напились?

– Срочно высылайте на место подкрепление!

«Воксол», проскочив вершину холма, метра три пролетел по воздуху и снова шлепнулся на асфальт. О’Нил сидел за рулем, вывернув плечи вперед и держа руль в прямых руках, как будто толкая машину, придавая ей дополнительную скорость.

– Вот он! – Я ткнул пальцем в ветровое стекло.

«Фиеста» исчезла в тоннеле под дорогой.

Нас разделяло секунд тридцать. Сверху над нами громыхало шоссе, а О’Нил все прижимал и прижимал к полу педаль газа. Вой сирены эхом отзывался в бетоне. Снова выскочили на свет.

– Почти догнали…

Теперь нас разделяли секунды четыре, не больше. «Фиеста», едва не сбив женщину на мотоцикле, проскочила на красный в том самом месте, где Нельсон-роуд пересекает Кэнард-стрит, и понеслась наперерез пассажирскому автобусу. Он врезался прямо в «фиесту», со стороны переднего пассажирского сиденья. Машину подбросило в воздух метра на полтора, закрутило и швырнуло на столб светофора.

– Черт! – О’Нил врезал по тормозам. Выкрутил руль влево, отчего зад машины занесло и она заскрипела шинами по булыжнику.

А потом все пошло, как в замедленной съемке. Цвета стали яркими и резкими, словно высвеченные декабрьским светом. Женщина с коляской, рот раскрыт в безмолвном крике. Мужчина на верхней ступеньке лестнице рядом со входом в книжный магазин, рисовавший граффити на стене. Маленькая девочка, выходившая из кондитерской, застывшая с надкусанным пирожным во рту. Фургон «Транзит», водитель давит на гудок – и мы врезаемся прямо в него.

Удар был словно выстрел из дробовика – кубиками триплекса засыпало весь салон «воксола». Машина опрокинулась набок, на мою сторону, я повис на ремне безопасности, потом сдетонировали подушки. Окружающий мир заполнился белым и вонью от фейерверка. Потом машина снова встала на колеса, покачалась, и осколки триплекса дождем застучали по моей коже. Ноздри забило запахом пыли, подушек безопасности и бензина.

Потом щелчок – и пленка пошла с обычной скоростью.

О’Нил, склонившись вперед, висел на ремне безопасности, по лицу из раны на лбу и разбитого носа текла кровь. Радиатор «Транзита» заблокировал окно с его стороны.

Я попытался справиться с ремнем, голову заполнил свистящий звон.

Надо выбираться… Толкнул дверь и, шатаясь, выбрался на дорогу, держась рукой за крышу машины, чтобы оставаться в вертикальном положении.

Кто-то завопил.

«Фиеста» изогнулась вокруг фонарного столба, пассажирскую сторону вдавило внутрь. Фонарный столб тоже был не в лучшем виде. Его согнуло и скрючило, стеклянный фонарь болтался на паре проводов.

Вокруг меня завертелись желтые и черные точки, затуманивая улицу.

Я моргнул. Покачал головой. Щелкнул челюстью. И звон из оглушающего стал просто болезненным. Господи, ну и месиво…

Когда я шел через дорогу, под моими ботинками хрустело стекло.

В багажном отсеке «фиесты» кто-то скулил. На меня уставилась пара коричневых глаз, мокрый нос прижался к потрескавшемуся стеклу хетчбэка. Потом распахнулась водительская дверь, и мерзавец выпал на дорогу. Мешковатый спортивный костюм, кроссовки, большая вязаная шапка натянута на уши. Я не видел его лица, только затылок.

– Вы! Вы арестованы!

И тут все началось. Он вскочил на ноги, как на пружинах, не обернулся, руки и ноги заработали, как поршни, и рванул в сторону сине-белой гостиницы из монолитного бетона на Гринвуд-стрит.

Только, черт возьми, не это.

Я помчался за ним, на ходу доставая рацию.

– Срочно пришлите «скорую помощь», пересечение Кэнард, Нельсон и Гринвуд. И вызовите пожарных, там собаку в обломках зажало.

Побежал еще быстрее, пульс бился в горле и ревел в груди.

За угол Гринвуд. Впереди возвышался железнодорожный вокзал – громадное здание в викторианском стиле, похожее на перевернутую лодку из стекла и стали, с массивной колоннадой из бетона, пристроенной в 1970-х, чтобы могло подъехать такси и было где укрыться курильщикам.

Протолкался через главный вход в гул людских криков и грохочущей музыки. Внутренняя часть вокзала представляла собой большое открытое пространство, с переходами для пассажиров, арками, возвышавшимися над железнодорожными путями и соединявшими полдюжины платформ. Свет проникал внутрь сквозь грязную стеклянную крышу.

Рядом с билетными кассами установлена большая сцена вроде шатра, с логотипом «Каслвейв FM» по обеим сторонам и растяжкой «ПРЕВРАТИМ МИЛИ В УЛЫБКИ!!!» посредине. В передней части сцены стол, задрапированный черным, за ним пара придурков, хлопавших в такт музыке поднятыми над головой руками и при этом не выпускавших из рук микрофонов.

Море человеческих тел хлопало руками в ответ. Все стояли плечом к плечу, сгрудившись в главном зале вокзала.

– Ha, excelente mi amigos! – Музыка стихла. – Сколько всего, Колин?

– Ну, Стив, мы уже добрались до Кале во Франции, правда, круто?

– Мегафантастически круто! – Гудок старомодного автомобильного рожка с резиновой грушей.

Где он, черт бы его побрал?

Не видно, чтобы кто-нибудь бежал. Никто не размахивает кулаками и не ругается из-за того, что его оттолкнули.

– Это Великолепный Стив и Чоооооооокнутый Колин, пять минут второго на наших часах, и мы вживую, вживую, ВЖИВУЮ из железнодорожного вокзала Олдкасла в Логансферри!