Моя подруга Виолетта вызвалась быть моим переводчиком: «Ольга рассказывает, что работает у одной анорексички, которая по всему дому оставляет мешки с рвотными массами, – ей хочется сохранить форму, чтобы позднее стать актрисой. Хозяйка все время раздражена, но ее муж оставляет на столике в салоне хорошие чаевые. Ольга его никогда не видела, но знает, что это крупный мужчина, потому что гладит его рубашки…» Сама Виолетта в течение долгого времени присматривала за детьми одной из таких дам. «Знаешь, такая грустная женщина…»

Судя по всему, и в Берлине у богатых дам-домохозяек не самая сладкая жизнь. Иногда они появляются в центре города. Правда, в очень небольшом количестве, видимо, чтобы напомнить простым цыпочкам, что курятник гораздо больше, чем думают в центральных округах столицы. Они бывают на коктейлях в посольствах, посещают благотворительные концерты. О, классическая музыка! Это их любимый конек. И разумеется, как повсюду в Берлине, не требуется специально наряжаться, чтобы пойти послушать оперу или симфонию. Но если у вас есть красивое вечернее платье и подходящие к нему лодочки, если у вас сохранился роскошный свадебный наряд, стоивший целое состояние, и затраты на который обязательно должны окупиться, то вы, девушки, просто обязаны использовать свой шанс! Когда, если не сейчас, сыграть по-крупному! Ведь наши курочки в жемчугах беззастенчиво пользуются такими моментами. Голая спина, оборки до пола, а иногда даже диадема на голове. Что меня изумляет больше всего, так это то, что хозяева жизни, холеные и цветущие, прохаживаются по фойе с таким видом, будто не совсем уверены в том, что одеты достаточно хорошо. Идеальный дресс-код таких больших музыкальных вечеров – это как деловой костюм при приеме на работу. Но здесь можно встретить и персонажей великого смешения в берлинском понимании (кричащие расцветки, невероятно смелые стрижки). Особенно в Опере, где провокационные мизансцены часто вызывают шок в берлинском артистическом микрокосме. И когда, характеризуя человека, говорят о нем, что он берлинский артист, это означает, что либо его внешний вид, либо прическа не вписываются в современные представления о том, как должны выглядеть обычные люди.

Но что бы там ни говорили, три оперных зала в городе и два концертных не являются частной собственностью курочек в жемчугах и их спутников. Будучи студенткой, я ходила в Оперу на Унтер-ден-Линден приблизительно раз в месяц. Покупая билеты в последний момент, непосредственно перед представлением, можно приобрести их с 50-процентной скидкой на все места.

Каролина – она работает в одном из зданий из стекла и стали на Фридрихштрассе, экономической и торговой артерии города, полностью перестроенной после объединения (один из редких кварталов Берлина, где можно увидеть женщин и мужчин в деловых костюмах), – рассказывает: «С моими коллегами мы иногда принимаем спонтанное решение завершить день в театре, отправившись на 19-часовой спектакль. Это привносит разнообразие в нашу жизнь». Подкрепившись перед спектаклем кренделем с тмином, купленным у разносчика (он подзывает покупателей сигналами велосипедного звонка, расположившись со своей ивовой корзиной на главной лестнице), в антракте они позволяют себе маленькую кружку пива в фойе с позолотой, в здании, которое насчитывает около трех веков. А в ноябре – декабре, выходя из театра, сразу же попадают в атмосферу рождественских базаров. И нет ничего лучше, чем выпить горячего вина после Вагнера!

Единственный добросердечный человек, который дает по монетке билетершам, – это я. В черных юбках и белых блузках они стоят при входе в Филармонию, которая похожа на большой золоченый цирк-шапито; это необычное здание было построено по проекту архитектора Ганса Шаруна в начале 1960-х годов. (Любители винтажа, наслаждайтесь! Обратите особое внимание на люстры. Сегодня модные дизайнеры на Инвалиденштрассе делают такие же, требуя за работу 3000 евро!) В руках каждая билетерша держит белую пластиковую миску вроде тех, что входят в наборы посуды «Тапнерваре», в которые – дзинь, дзинь – посетители что-то кидают. Скорее всего, чаевые, подумала я, не в силах отречься от капиталистического мировоззрения. Сколько рук потребуется, чтобы убрать такой огромный зал. А ведь еще есть персонал в раздевалке, официанты в баре… Концерт, конечно, бесплатный, но это нормально, когда просят сделать небольшое пожертвование! И вот я совершила эпохальную покупку программы… Любезная билетерша вернула мне мой евро. «Нет, нет, мы собираем только жетоны, которые вручают при входе. Так мы производим подсчет количества зрителей». Зрителей, сидящих на ступеньках лестниц, ведущих в большой зал, иногда бывает больше тысячи. А иногда они усаживаются прямо на полу, прислонившись к опорам, поддерживающим наклонный потолок. Только старики и инвалиды, представив удостоверение крепкому парню, стоящему возле оградительных стоек с канатами (ему доверена роль охранника), получают сидячие места – обычные складные стулья возле малой сцены. В этот раз их было не менее трех сотен. Отсюда и это странное впечатление – когда днем по вторникам попадаешь на бесплатный концерт в Филармонию, кажется, что попал на планету «тростей, ходунков и палок для слепых». Даже зрители, сидящие в строгих костюмах в бельэтаже бара, не первой молодости: в среднем лет шестьдесят. Это Берлин пожилых, в тысяче лье от гламура нового центра! Но есть также и несколько студентов с сандвичем в руке, решивших отдохнуть от зубрежки в Sta-bi (Staatsbibliothek – Национальная библиотека), которая находится как раз напротив, и еще две-три мамочки с младенцами, спящими в слинг-шарфах. Груднички вызывают мое восхищение: в течение сорока пяти минут камерной музыки (скрипка и пианино в тот день) лишь однажды раздался детский крик. И остается добавить, что их мамочки являются сторонницами дзен-философии: в широких одеждах, с большими сумками антиглобалисток через плечо, в непременных тюрбанах. Шарфами (сшитыми из ткани с добавлением «вареной шерсти») при малейшем агу-агу они еще крепче прижимают детишек к груди. Закутанные до глаз, эти молодые женщины в полном молчании наслаждаются Брамсом.

Мастерство и доступность музыкантов Филармонии потрясают… Играя бесплатно, они исполнили на бис два или три музыкальных произведения. Публика аплодирует, но не слишком долго – видимо, артрит кистей рук дает о себе знать.

Обязательно надеть теплый свитер и кроссовки. Этим вечером играют Мендельсона в «Бергхайне», где, вопреки обыкновению, не будет ни возбуждающе громких децибелов, ни обезумевшей многотысячной толпы танцующих, наэлектризованных диджеем.

Я знаю, что сегодня в самом большом ночном клубе города будет холодно. Под металлическими конструкциями этого мрачного собора дает концерт квартет Fauré. «Джин-тоник и Соната, bitte» – таков девиз этого вечера, устроенного по инициативе студии грамзаписи Deutsche Grammophon (у них логотип желтого цвета). Приблизительно раз в месяц в одном из клубов города студия организует музыкальные вечера, контраст которых меня всегда поражает.

Голый бетон стен в противовес арпеджо и гармонии музыкального ряда. Все удовольствие обойдется в пять евро. Отсутствие людей и тишина в здании бывшей электростанции непривычны. Никакой суеты возле подсобных помещений слева и справа. Эта ночь в «Бергхаймс" будет единственной в своем роде. Сидя на полу или прислонившись к ледяным перегородкам, зрители потягивают пиво, негромко разговаривая. Сдержанный гул изредка прерывается позвякиванием бутылок. Над маленьким подиумом, где обычно стоят самые знаменитые диджеи в мире, висит психоделическая видеоустановка, которая приковывает мой взгляд. Да, «Бергхайн» всегда гипнотизирует, какая бы музыка в нем ни звучала. Раздаются первые печальные звуки виолончели… Мелодия, подхваченная уникальной акустикой клуба (заполняющей все его пространство), вибрирует и уносится ввысь. Пробирает дрожь восторга! «Бергхайн» сдержал все свои обещания.