— Да.

— Кубатура?

— Двести одиннадцать тысяч.

— Размахнулись, Алексей Федорович.

— Вы думаете?

— Точно, уверен.

Дубенко еще раз рассмотрел проект. Огромные количества вставали перед ним. Он прикидывал потребности транспорта для перевозки всех этих гор строительных материалов. Тысяча вагонов щебня, восемьсот песка, тысяча двести шлака, сорок тысяч вагонов кирпича, семьсот пятьдесят леса круглого и пиленого.

Дубенко поднял глаза на Тургаева.

— Вашим словом определить... загнули, Алексей Федорович.

— Нет.

— Представьте себе сорок тысяч вагонов кирпича. Для чего столько кирпича?

— Для печей. Натопить такую махину...

— Кирпич отменяем, — сказал Дубенко, — можно и не топить, дело идет к весне...

— Зима только началась, — перебил его Данилин.

— Раз началась, значит, скоро кончится. В крайнем случае поставим паровое отопление. Калориферы у нас есть, трубы также.

— Котельная не справится, — возразил Тургаев.

— Перерассчитаем котельное хозяйство. Может, добавим котлов. Словом, кирпич надо отменить. Стекла тоже, тем более семнадцать тысяч квадратных метров. Отменим стеклянные фонари, хотя это нужно и даже красиво. Будем освещаться многоваттными лампами. Лес достанем рядом в тайге, о шлаке узнайте в паровозном депо, там, вероятно, много его в отвалах. Щебень нужно найти на месте. Пожалуй, тут есть камень, нужно поставить дробилки, и все будет в порядке. Дело нехитрое. Смолить столбы и узлы нужно. Смолу достанем на коксохиме, кстати, там ее выпускают в реку. А площадь вообще нужно сократить. Вы даете, Алексей Федорович, большой запас. Размах крыльев самолета гораздо меньше... Ведь не восемнадцать же метров! Тут сократить. Тогда будет легче с перекрытиями и колоннами...

— Вы так быстро, на ходу разломали весь проект, — укорил Данилин.

— Антон Николаевич, сейчас все делается на ходу и быстро. Война... Да... Нам не миновать прокладывать в тайгу узкоколейку. Здесь имеется даже насыпь, строители фабрики, вероятно, тоже интересовались лесом. Нужен расторопный транспортник, как бы сказал Шевкопляс, резвый муж, чтобы достать рельсы, вагончики и хотя бы два мотовоза. В крайнем случае используем рудничные электровозы, пустим в тайгу небольшую электричку...

— Резвый муж есть, — сказал Тургаев с улыбкой.

— Кто?

— Белан.

— Белан? Ни за что не поверю. Здесь Белан?!

— Белан здесь и работает неплохо, — подтвердил Данилин. — Видите, как вы можете ошибаться в людях.

— Странно. В самом деле, некрасивая история. Рамодан знает?

— Ну, как же.

— Позовите Белана сюда.

— К сожалению, его нет здесь. Он достает гвозди, поковки, олифу и толь для сборочного. Должен быть здесь денька через четыре, не раньше.

— Как все это странно, — сконфуженно произнес Дубенко, и заторопился. — Вы поедете со мной, Алексей Федорович. Сегодня приступим к разгрузке оборудования. Эшелоны прибывают сегодня.

— Все шесть?

— Вероятно.

— Зашьемся с разгрузкой.

— Посмотрим. Хотя, если по вашему методу — по одному вагону разгружать, действительно зашьемся. И кто вас подменил, Тургаев? Вероятно, вы, Антон Николаевич?

— Так всегда, — буркнул Данилин, — как начальство прикатит, так и то не по нем, и то не так.

— Не бурчите, Данилин, — ласково сказал Дубенко, — вы работали, а я бил баклуши, поэтому мне видней...

Кошевка летела с горки на горку. Дубенко насчитал три подъема и четыре спуска. От станции к заводу три километра. Вагоны нужно будет подавать на подъездной путь.

Угрюмов встретил его в своем обычном расположении духа. Возле него сидели представители местных организаций — секретарь горкома, председатель горисполкома, начальник отделения дороги. Дубенко познакомился со всеми и сейчас же изложил свой план разгрузки эшелонов. Угрюмов выслушал его внимательно, задал несколько вопросов, подумал.

— Сколько сегодня выйдет народу? — спросил он Кунгурцева, секретаря горкома партии, небольшого человека в черной гимнастерке, с умными главами.

— Одиннадцать тысяч наметили. Но точно обещать не могу...

— Одиннадцать тысяч? — удивленно переспросил Дубенко, — слышите, Тургаев?

— Слышу. — Тургаев приподнял брови.

— Наших выйдет тысячи две с половиной? — спросил Дубенко у Тургаева.

— Примерно около этого.

— Друг друга не подавят? — осторожно спросил Угрюмов.

— Надо создать фронт разгрузочных работ, — предложил Дубенко, — разбить на эстакады, к каждой эстакаде прикрепить определенных людей и дать соответствующий срок для разгрузки.

— Обсудите, как лучше и спорее, — предложил Угрюмов и, запахнувшись в пальто, ушел к себе.

— Нездоровится ему, — сказал Кунгурцев, — вероятно, грипп, а может и сердце пошаливает. Только не любит он, когда насчет его болезни разговор.

— Пойдемте, решим у меня, — сказал начальник отделения дороги, — там все распланируем. Я позову своих.

— Только своих не зовите, — сказал Дубенко, — как пригласите специалистов, так все дело пропадет, имею опыт. Надо на все смотреть свежими глазами и не бояться решать даже то, что кажется с первого взгляда абсурдом. Я наблюдал новостройки на пути в вашу область. Интересовался.

— В общем, направляемся выносить абсурдные решения, — съязвил Тургаев.

— Не придирайтесь к словам, Тургаев, — сказал Дубенко.

К пяти часам вечера двести пятьдесят плотников и подмастерьев, присланных шахтоуправлениями, срубили на двух разгрузочных площадках двадцать восемь передвижных эстакад. Вязку бруса и досок закончили к шести часам при помощи подошедших рабочих завода. Таким образом, разгрузка состава должна была проходить одновременно в двух пунктах — на пятом запасном пути станции и на подъездном пути завода. Станция не была приспособлена для ведения крупных грузовых операций, и поэтому нужно было быстрее закончить разгрузку, чтобы не застопорить продвижение северных поездов с грузами для фронта и средней полосы России.

Эстакады, сделанные по длине вагона, с последовательным спуском, стояли у путей новенькие, желтые, пахучие. Плотники положили возле себя топоры и пилы и, закурив, смотрели на труды своих рук. Еще с утра, когда было получено задание, они считали его невыполнимым в такой срок, а теперь вот все сделано и неплохо. Начинался какой-то пересмотр человеческих возможностей. Это уже не было простым перевыполнением норм, это начиналось геройство. Но вряд ли плотники думали об этом. Махорочный дымок поднимался в воздух, глаза поблескивали от гордости за самих себя. Дубенко сказал им: «Молодцы, скоро справились». Они посмотрели на неизвестного начальника и ответили: «Такое всегда в срок сделаем». А ведь с утра они ничего не обещали, и Дубенко втайне негодовал тогда на этих спокойных, неторопливых людей. Вспомнил слова Угрюмова: «Уральцы мало обещают, но много делают».

Дубенко пришел к Угрюмову, сидевшему в комнате дежурного по отделению и спокойно проверявшему состояние участка дороги. Дежурный говорил по селектору, и Угрюмов нетерпеливо спрашивал его и поправлял. Огромное движение грузов по горной однопутке требовало ясного оперативного руководства. У Ивана Михайловича болело горло, вероятно, к гриппу присоединилась ангина, и он тихо спросил Дубенко о ходе подготовки к выгрузке. Дубенко выразил удовлетворение изготовлением эстакад, но боялся, что обещанные секретарем горкома одиннадцать тысяч человек не явятся. Угрюмов выслушал его, покачивая головой, потом поднял свои серые глаза и тихо произнес: «Кунгурцев обещал — сделает. Утром он был еще не совсем уверен и поэтому немного был сдержан, а сейчас он звонил мне. Люди подойдут через тридцать минут, точно к прибытию поезда. Шесть эшелонов подаются сюда двойниками. Здесь мы будем делить их и направлять одну половину к заводу, одну выгружать здесь».

В пять часов сорок пять минут к станции подошло семь тысяч горняков — мужчин и женщин и две тысячи заводских. Горняки притащили с собой листы котельного железа для перетаски оборудования волоком. В железе были пробиты дыры, в которые продеты крючья, цепи и тросы. Сотни три ребятишек, курносых и деловитых, пришли вместе с отцами и матерями, прихватив с собой санки на полозьях и на коньках. Людей распределили по эстакадам, установили очередность. Распоряжались со списками в руках парторги шахт и председатели шахткомов. Кунгурцев стоял на перроне рядом с Угрюмовым и тихонько, без излишней суеты, отдавал приказания.