– Вольно, центурион. Последнее время, Юлий, ты только и делаешь, что напоминаешь мне о себе. То уничтожаешь целый зерновой склад, сжигая хранящееся там зерно, то бросаешь командование и носишься по городу, спасая местных красоток, которые, на мой взгляд, не имеют ровным счетом никакой военной ценности. Ты – высоко профессиональный, талантливый офицер, представляющий и для меня, и этой когорты безграничную ценность, – рисковал собой. Более того, ты рисковал жизнями своих солдат, подставив их под командование опциона, и это в тот момент, когда враг был готов напасть на нас. Скажу прямо: твои действия по обороне зернохранилища, возможно, разрушили то немногое, что осталось от моей карьеры, если, конечно, мы не сможем вернуть украденное золото и тем самым загладить свою вину.
Юлий смотрел прямо перед собой, готовый понести любое наказание, какое выберет для него трибун. Но тот, не дожидаясь его ответа, отвернулся и указал на меч, лежавший поперек соседнего стула. Центурион тотчас же узнал клинок – это был меч Фронтиния. Традиционно он переходил от примипила к его преемнику.
– И как будто этого мало, у меня до сих пор остается нерешенным вопрос, кого назначить на место Секста Фронтиния, – продолжал Рутилий Скавр. – Явно не тебя, учитывая твои недавние выходки. Но если у тебя имеются соображения насчет твоих сослуживцев, я с удовольствием их выслушаю. Ты можешь предложить достойного преемника?
Юлий на миг задумался.
– Корв. Дубн и Целий слишком молоды. Клодий и Отон слишком резки, а Милону, наоборот, резкости не хватает. В принципе, на эту роль подошел бы Тит, но не думаю, что он к ней стремится. – Центурион вздохнул и покачал головой. – В такие моменты, как эти, мне всегда недостает Руфия. Или когда Дубн начинает задирать нос…
Скавр в упор посмотрел на Юлия. Лицо трибуна вспыхнуло гневом.
– Ты считаешь меня дураком, центурион? – спросил он и умолк в ожидании ответа.
Юлий понял: это был один из тех редких вопросов, которые, хотя и предполагали сами собой отрицательный ответ, но его тем не менее следовало обязательно высказать.
– Отнюдь, трибун, – сказал Юлий.
Рутилий молча впился в него взглядом. От этого взгляда и натянутой улыбки центуриону сделалось слегка не по себе.
– Вот как? Но это единственный вывод, к которому я пришел, тщательно обдумав наши действия за последние сутки. Пока я отсутствовал, гоняясь по дорогам за несуществующей угрозой, тебе и твоей центурии было поручено охранять золото прокуратора. Ты же не только сохранил золото, но и освободил гражданское лицо, ставшее жертвой моей глупости, ибо я приставил к этим деньгам поистине символическую охрану. Неудивительно, что Петр и его подручные были уверены, что золото уже у них в руках, стоит лишь немного поднажать на эту твою женщину. Думаю, нет смысла добавлять, что медом в этом пироге стала твоя идея поджечь пыль в зерновом складе, благодаря чему ты одним махом уничтожил банду Обдурона. Я, как и ты, слышал, как кладовщик предупреждал, что одной искры от удара кованой подметкой о камень будет достаточно, чтобы все зернохранилище занялось пламенем. Но я сомневаюсь, что мне пришло бы в голову использовать подобное разрушение как действенное оружие.
С этими словами Скавр с довольным видом откинулся на спинку стула. Юлий растерянно нахмурился.
– А как же разрушение зернохранилища? А твоя карьера?..
– Карьера? Да ну ее в одно место, примипил! Стать легатом мне не светит, если только не произойдет что-то воистину непредсказуемое, что перевернет нынешнюю политическую обстановку. Начнем с того, что я не слишком знатен. Кроме того, когда мы заново отстроим хранилище и вновь заполним его зерном, у нас еще останется достаточно золота, чтобы произвести хорошее впечатление на наместника. Ты видел цифры наших потерь? Нет? Тогда я их тебе прочту. В результате взрыва мы потеряли тринадцать человек погибшими и еще семь – ранеными. В то время как бандиты потеряли почти девяносто человек убитыми и такое же количество ранеными. Из тех, что остались живы, уйти удалось не более чем десятой части. Остальных мы взяли в плен, причем до них даже не сразу дошло, что, собственно, происходит, а все потому, что взрывом им отшибло мозги. Когда загорелась пыль, они были слишком близко к хранилищу, и кирпичи посыпались на них как из рога изобилия. – Скавр встал, обошел стол и протянул собеседнику руку. – Отличная работа, центурион. Ты не только вытащил мою задницу из огня. А день, когда мы забудем наш долг по отношению к невинным жертвам, попавшим в западню между нами и нашим врагом, станет воистину печальным днем. Профессия твоей знакомой – неважна. Она была той самой невинной жертвой, угодившей между двумя противниками. И спасая ее, ты поступил правильно. Как я понимаю, ты и дальше намерен заботиться о ней?
Не дожидаясь ответа, Рутилий отвернулся и указал на меч примипила.
– Ты естественный преемник владельца этого славного меча. Буквально через минуту я предложу тебе надеть его и взять на себя командование первой когортой. И ты же поможешь мне выбрать примипила второй. Это станет одним из первых моих тебе поручений. Командовать сразу двумя когортами – по-моему, это слишком большая обуза для одного. Но прежде чем я предложу тебе навеки изменить твою жизнь, давай проясним одну крайне важную для меня вещь, хорошо? – С этими словами Скавр посмотрел Юлию в глаза. – Если тебе когда-нибудь покажется, что я или любой другой офицер этой когорты совершаем ошибку таких масштабов, как, например, вчера, что едва не привело к великому бедствию, ты должен мне прямо об этом сказать и говорить до тех пор, пока я к тебе не прислушаюсь. Ты меня понял?
Юлий кивнул и с еще большим уважением посмотрел на Рутилия.
– Да, трибун, отлично понял. Правда, я должен обсудить это с другими офицерами. Такая у нас традиция.
Скавр улыбнулся и похлопал Юлия по плечу, а затем потянулся за мечом и торжественно вложил его в протянутые руки теперь уже не центуриона, а примипила.
– Знаю, ваша традиция велит, чтобы примипил когорты избирался общим собранием офицеров. И хотя я мог бы легко отменить это правило, думаю, в том нет необходимости, ибо я более чем уверен, что твои собратья-офицеры единодушно поддержат мой выбор. Пока же они не приняли решения, я данной мне властью назначаю тебя временно исполняющим обязанности примипила. Так что дерзай!
Собравшись после общего построения, во время которого они стали свидетелями казни префекта Канина и его подручных, тунгрийские центурионы были хмурыми и молчаливыми. Неудивительно, ибо зрелище это было не для слабонервных. Будучи практически без сознания, Канин, как и ожидалось, задохнулся уже в первые минуты: ноги его были перебиты и ослабить давление на грудную клетку он никак не мог. В отличие от него Петра и Торнака смерть ждала медленная и мучительная. Прежде чем их прибили к крестам по обе стороны от поникшего Канина, и тот и другой подверглись истязанию бичом. Застыв в гробовом молчании, солдаты трех когорт слушали беспомощные мольбы о милосердии. На кресте оба задыхались и извивались от боли, но, увы, возмездие было суровым и неумолимым. Перед ними прогнали закованных в цепи недавно клейменных рабов – остатки их бандитской армии. Гробовую тишину нарушал лишь лязг цепей, шарканье ног и удары бичей.
Впрочем, офицеры тунгрийских когорт согласились, что, несмотря на суровость, наказание было заслуженным и потому справедливым. Как только солдаты вернулись в казармы, исполняющий обязанности примипила Юлий созвал собрание офицеров и теперь с бесстрастным лицом стоял в окружении своих сослуживцев, ожидая, когда им всем нальют вина.
– Братья, наш первейший долг, как это заведено в римской армии, – воздать дань уважения примипилу Сексту Фронтинию. Поднимем чаши с вином! – Он молча подождал, пока все поднимут чаши. – За дядюшку Секста! За лучшего примипила, под чьим началом мне когда-либо доводилось служить. Слишком рано он ушел от нас! За Секста Фронтиния! – Юлий осушил свою чашу и обвел взглядом других офицеров. Те, подхватив его тост, последовали его примеру. – Прежде чем мы покинем этот город, я распоряжусь, чтобы в стене зернового склада устроили алтарь в его честь, чтобы отметить место, где он пал смертью храбрых.