Кузнец вновь запротестовал: принялся размахивать руками и затряс головой:
– Пойми, центурион, это моя лучшая работа, идеальный клинок. Как я могу…
– И ты собираешься до конца своих дней хранить его у себя под прилавком, вместо того чтобы кто-то использовал его по назначению? Называй свою цену! Иначе зачем ты его ковал?
Оружейник на минуту насупил брови и задумался.
– Цену, центурион? За месяц моей жизни, за лучшие материалы, какие я мог достать, даже если это было себе в убыток? За труд всей моей жизни и опыт, какой я вложил в этот клинок? Думаю, это обойдется тебе по меньшей мере в пятьдесят золотых.
Марк улыбнулся. Эта заоблачная цена явно была призвана отпугнуть покупателя.
– Согласен, – заявил Трибул.
От удивления оружейник вытаращил глаза. Неужто этот римлянин и впрямь готов выложить за меч такую сумму?
– Я вернусь к тебе во второй половине дня с деньгами, – продолжил Марк. – Думаю, по щедрости души ты включишь в эту цену и стоимость детских доспехов.
Мастер заколебался:
– Я сделаю тебе за них скидку, центурион. Два золотых за детские доспехи – и по рукам.
Марк кивнул, а затем указал на полку над головой у хозяина мастерской.
– Прежде чем уйти, хотелось бы взглянуть вон на тот шлем, если, конечно, ты не против.
Оружейник протянул руку, снял с полки блестящий кавалерийский шлем и вручил его Трибулу. Тот с интересом принялся разглядывать тонко выкованное забрало.
– Шестнадцать слоев железа и стали, центурион, и каждый выкован так тонко, что маска легкая как перышко, однако остановит стрелу, выпущенную с расстояния в двадцать шагов. Назвать цену?
Марк с улыбкой покачал головой.
– Спасибо, но боюсь, я уже накликал гнев жены. Но вещь и впрямь стоящая. – Он повернулся, чтобы уйти, но в дверях мастерской наткнулся на Дубна и слегка помятого Юлия. Они вошли, и Юлий с профессиональным интересом принялся рассматривать полки с оружием.
– Кадир подсказал нам, где тебя искать, – сказал он Марку. – Дядюшка Секст приказал нам найти тебя, после чего отправиться в баню и хорошенько вымыться. Во второй половине дня с нами хочет поговорить трибун, но он не желает, чтобы мы перед его носом воняли, как барсуки.
Он повернулся было к двери, однако Дубн неожиданно указал на небольшой предмет, лежавший на одной из полок позади прилавка.
– Юлий, ты по пути сюда, часом, не потерял свисток?
Юлий в упор посмотрел на него, но Дубн, к его чести, сделал непроницаемое лицо. Когда же Юлий повернулся к нему спиной, он подмигнул Марку и предостерегающе выгнул бровь.
– Кстати, да, коль ты о нем вспомнил… – отозвался Юлий. – Удивительно. Сколько стоит твой свисток, кузнец?
– Вон, рядом с тем малоприятным типом есть свободное место. – Марк повернулся в ту сторону, куда указывал Юлий. Там действительно стояла свободная скамья. – Иди, занимай его, а я проверю, где там застрял наш Дубн. Не иначе как снова препирается с банщиками.
С этими словами Трибул снова шагнул в раздевалку. Его взору предстало следующее зрелище: мускулистый молодой центурион прижимал к холодной каменной стене одного из рабов-банщиков.
– И если вдруг, пока мы будем мыться, пропадет хотя бы что-то из нашего снаряжения, то когда ты снова попадешься мне, пожалеешь о том, что твоя мать когда-то брала в руки огурец твоего отца. То же самое касается и всех твоих гребаных…
Юлий похлопал Дубна по плечу и кивком указал на кальдарий.
– Довольно. Если этим болванам хватит глупости позариться на наши вещи, они получат по заслугам. Ну а теперь пойдем со мной. Составишь нам компанию в кальдарии [28], пока там еще есть свободные места.
Войдя в банный зал, они увидели Марка в окружении раздраженных местных жителей. Он улыбался им блаженной улыбкой, в то время как они яростно жестикулировали, тыча пальцами в свободные места по обе стороны от него. Он же стоял, заложив руки за спину, как будто потягивался, однако наметанный глаз Юлия заметил, что правой ногой его товарищ упирается в каменное основание скамьи, готовый в любое мгновение дать им отпор, если дело примет более серьезный оборот. Похлопав ближайшего к нему мужчину по плечу, он сложил на груди мускулистые руки и буквально пригвоздил его к месту взглядом, после чего демонстративно посмотрел на татуировку орла на своем правом плече, под которым тушью была сделана надпись: «COH I TVNGR».
– Для тех из вас, кто еще не выучился читать, перевожу: здесь написано «Первая тунгрийская когорта». Поэтому предлагаю вам перестать размахивать руками, словно кучка галльских мамаш, и давайте проваливайте отсюда, пока я не вышел из себя.
На миг показалось, будто местные жители готовы оспорить это требование, однако, увидев рядом с Юлием еще более крупного силача, который к тому же был явно не прочь почесать о них кулаки, они нехотя отошли, что-то недовольно бормоча себе под нос. Оба центуриона заняли места по обе стороны от Марка. Юлий даже простонал от удовольствия, ощутив ягодицами тепло каменной скамьи.
– Вот так-то гораздо лучше. Неплохо бы основательно пропотеть. Готов поспорить, из меня выйдет целое ведро грязи, и никак иначе. – Он вопросительно посмотрел на руки Трибула. Его молодой сослуживец высунул из-за спины правую руку, разжал кулак и пошевелил пальцами, высыпая на ладонь левой руки монеты, которые он затем протянул другу.
– Такой воспитанный юноша – и вдруг суешь себе между пальцев монеты, как обыкновенный солдат? Что было бы, если бы тебя застукал трибун?
Марк пожал плечами:
– Их оказалось пятеро, и похоже, они были отнюдь не в восторге, что кто-то отнял у них последние свободные места.
– Ты же пытался вычислить, кому из них врезать первому. Ведь я прав? Живо признавайся, кровожадный паршивец! – Юлий покачал головой и криво улыбнулся. – В этом-то и разница между нами троими. Дубн, если только он не запугивает банщиков-рабов тем, что их ждет в случае пропажи его новой фибулы, просто схватил бы ближайшего, стукнул его головой о стену, швырнул на пол, а всех остальных отпугнул бы своей улыбкой. Я же – хочешь верь, хочешь нет – скорее просто припугнул бы идиота своим видом, шрамами и татуировками. Но ты, образованный сын сенатора и вроде как прирожденный миротворец, ты был готов вскочить со скамьи, как какой-то вышибала из лупанария. Так или нет?
Марк сконфуженно поерзал на теплом камне.
– Не стану спорить с тобой, Юлий. Ты не раз становился свидетелем того, как я выхожу из себя. Просто я не могу… – Он беспомощно пожал плечами и покачал головой. Видя это, его друг дружески взъерошил ему волосы:
– Знаю. Когда назревает драка, трудно сдержаться, особенно когда последняя крупица власти над самим собой улетает прочь по вине необдуманных слов какого-нибудь идиота или просто выражения его лица. И тогда уже невозможно остановиться. Ты готов ринуться на обидчика с первым же попавшим под руку оружием. Я видел это тем вечером, когда мы оттаскивали парней Дубна от тех легионеров. Когда все остальные таращились на хорохорящегося Луго, ты был занят тем, что тыкал своим жезлом в брюхо первому встречному. Я насчитал четверых таких – тех, кто, отведав твоей палки, стоял на четвереньках. Лично я сомневаюсь, что хотя бы один из них заметил твое приближение. – Юлий покачал головой и добродушно усмехнулся. – Скажу честно, для войны ты годен, но что ты будешь делать, когда она закончится? А? Для людей вроде нас нет ничего тяжелее мирного времени. Мы привыкаем регулярно питаться кровью, но такой человек, как… – Он не договорил. – Марк, ты в два счета соображаешь, как нанести противнику увечья подручными средствами. Ты делаешь это так быстро, что он не успевает и глазом моргнуть. Но тебе не хватает самообладания, ведь оно порой приходит с горьким опытом, а иногда и вообще не приходит. В твоем возрасте я был таким же, у меня вечно чесались кулаки. Я начал остывать лишь через десяток лет, я научился давать отпор противнику взглядом вместо того, чтобы в кровь разбивать ему лицо. У меня никогда не было ни твоей реакции, ни твоей устрашающей ярости. Я просто был задирой, который вечно искал, о кому наподдать. Но ты другой. В некотором смысле ты даже опаснее, потому что ничто не способно тебя сдержать. – Юлий смерил Трибула пристальным взглядом. – Скажем так, для таких, как ты, выбор рода занятий невелик. Зови это как хочешь, подарком судьбы или ее проклятием. Но стоит войне закончиться, как скука мирного времени начинает давить на нас свинцовым грузом.
