Беллетор покачал головой:

– А если я откажусь от столь странного предложения?

Скавр пожал плечами:

– В этом случае мне будет куда интереснее знать, почему? Почему ты намерен отказаться от разумного, да и, на мой взгляд, вполне справедливого предложения? Боишься ударить в грязь лицом перед своими офицерами? Или же причина кроется в твоих собственных представлениях о том, как должен поступить в таких обстоятельствах человек твоего статуса?

Трибун выразительно посмотрел на него, но промолчал.

– Все понятно, – вздохнул его собеседник. – Сам не знаешь. Что касается того, что случится, если ты отвергнешь мой добрый и разумный совет, ответ прост. Я буду вынужден прибегнуть к моим полномочиям и запретить выход в город всем военным, а центурионам поручу строго следить за исполнением моего приказа. Я не потерплю повторения вчерашнего, и лучший способ не допустить его – это избегать пьяного братания до тех пор, пока наши с тобой когорты ближе не узнают друг друга. Советую тебе до окончания исполнения имперского правосудия решить для себя, станем мы с тобой действовать по взаимному согласию или же мне придется единолично насаждать требуемый порядок. Пока же представлению пора начинаться. Префект!

Квинт Канин шагнул вперед. Даже если он и слышал разногласия трибунов, то ничем этого не выдал.

– Слушаю, трибун.

– Все три когорты уже на плацу. По-моему, пора покончить с этой отвратительной необходимостью.

Канин быстро кивнул и сделал жест своему заместителю, высокому сухопарому человеку с плоским, бесстрастным лицом.

– Пора браться за дело, Торнак. Выводи пленников и готовь их к казни.

С этими словами Квинт вышел вперед и, встав перед застывшими в ожидании когортами, посмотрел на небольшую кучку горожан, решивших, невзирая на холод, собственными глазами увидеть последние мгновения жизни осужденных. Позади него Торнак вывел группу закованных в кандалы пленников. Руки у них были связаны за спиной, и все равно к каждому приставили по паре охранников, на тот случай, если кто-то в последний момент бросится в бегство в попытке спастись от неминуемой участи. Префект кашлянул и громко, насколько хватало голоса, обратился к присутствующим:

– Жители Тунгрорума! Солдаты Первого легиона Минервы и первой и второй когорты тунгрийских ауксилариев! Эти люди, что сейчас перед вами, были схвачены во время попытки грабежа на дорогах империи, некоторые из них со свежей кровью на руках! Наказание за такое преступление одно: смерть. И не колеблясь приведу его в исполнение, тем более если учесть, что это не первый их выход на разбойный промысел – в недавнем прошлом они убивали и грабили не раз. Жители Тунгрорума, некоторые из вас лишились по вине этих разбойников как собственности, так и своих близких. И вот теперь империя от вашего имени воздаст им за все. Готовы ли пленники понести наказание?

Помощник Канина пролаял приказ вооруженным охранникам. Те выстроили пленников неровной шеренгой, лицом к любопытным горожанам. Один из каждой пары охранников ударил своего пленника по ногам, вынуждая опуститься на колени, а второй, схватив за волосы, пригнул голову вниз, обнажая для палача шею.

Прежде чем ответить на вопрос начальника, Торнак еще раз посмотрел на приговоренных, после чего поднял с земли тяжелый топор.

– Готовы, префект!

Канин хмурым кивком отдал приказ привести приговор в исполнение. Его помощник с каменным лицом шагнул к первому из восьми пленников и приложил к его шее топор, готовый в любое мгновение нанести смертельный удар. Однако прежде чем сделать это, он выждал секунду, пока префект не дал последний сигнал.

– Исполнить наказание!

Лезвие топора устремилось вниз. Один миг – и голова слетела с плеч разбойника. Ударившись о землю, она слегка подскочила, после чего безжизненно покатилась в сторону застывших по стойке «смирно» солдат.

– Раз, – прошептал Морбан. Впрочем, голос его прозвучал довольно громко, чтобы его услышали стоявшие рядом.

Марк обернулся, вопросительно выгнув бровь, но лицо знаменосца осталось каменным. Палач тем временем быстро перешел к другому пленнику и, прежде чем нанести смертельный удар, примерился топором к его шее. Подпрыгнув один раз, голова упала на землю, отвернувшись лицом от солдат. Морбан промолчал, сделав вид, что не замечает устремленных на него глаз Марка. Осознав, что его ждет, пленник, находившийся по другую сторону от следующей жертвы Торнака, в ужасе закричал. Не обращая внимания на железные кулаки охранников, которыми те осыпали его голову, он принялся молить о пощаде: слова сыпались с его губ, словно бусы с порванной нити.

– Только не я! У меня не было выбора! Казните других! У них руки по локоть в крови, но только не у меня!

Марк повернулся к своим солдатам. Разыгравшая перед их глазами сцена стала предметом обсуждения, пусть даже и шепотом.

– Всем молчать! – прикрикнул Трибул.

Та же самая команда раздавалась и в других когортах. Центурионы призывали солдат к порядку, а кое-кто для пущей убедительности был даже вынужден пустить в ход жезлы, чтобы утихомирить болтунов. Между тем на землю с глухим стуком полетела голова третьего разбойника, и четвертый еще громче зашелся в крике. Он мотал головой в надежде, что охранник ослабит хватку, и умоляюще косился в сторону старших офицеров.

– Это все он! Его все боялись! Я знаю! Я слышал, как он…

Охранник на миг отпустил его волосы и врезал ему кулаком по затылку. Не успел тот прийти в себя от удара, как Торнак, перешагнув через обезглавленное тело его товарища, уже занес над ним топор. Видя, что смерть неминуема, несчастный пленник поерзал на коленях и, прежде чем топор опустился, отвернулся в сторону. Его последние слова превратились в неразборчивый клекот, но и тот мгновенно стих, отсеченный окровавленным лезвием. Над плацем повисла гробовая тишина. Но уже в следующий миг ее нарушил приказ префекта.

– Продолжить казнь! – крикнул он с побелевшим от гнева лицом.

Марк услышал, как Морбан, не скрывая своего омерзения, прошептал:

– Крикун. Почему я не поставил на крикуна?

Когда казнь наконец завершилась, тунгрийцы покинули плац, разойдясь по своим делам. Примипилу Фронтинию, которому надоел палаточный быт когорты, не терпелось поскорее завершить строительство казарм. Собрав вокруг себя центурионов, он подробно изложил их обязанности на сегодняшний день.

– Все как обычно: две центурии несут караул, остальные заняты на стройке. Давайте постараемся завершить строительство уже сегодня. Согласны? Что скажешь, центурион Дубн?

Великан сделал шаг вперед.

– Примипил.

Фронтиний в упор посмотрел на него.

– У меня для тебя слова от трибуна. Можешь передать своим бывшим легионерам, что они быстро станут бывшими тунграми, если появится хотя бы намек на то, что они снова ищут на свои головы неприятностей в Первом легионе Минервы. Более того, Рутилий Скавр уверяет меня, что лично передаст их своему товарищу трибуну Беллетору для наказания – или какие там еще меры тот сочтет нужным принять по отношению к ним как бывшим легионерам. Что-то подсказывает мне, что твои солдаты не горят желанием попасть в такой переплет, не так ли?

Дубн подавил улыбку. Уголки его рта если и дернулись, то почти незаметно.

– Нет, примипил, я бы сказал, что они вряд ли будут этому рады.

– В таком случае, центурион, так им и скажи. Свой последний шанс они уже имели. Если в следующий раз хотя бы кто-то из отряда Хабит перейдет черту, пусть пеняет на себя. Им покажется, что они в бане нагнулись не в самый подходящий момент. Свободен.

Офицеры отправились поднимать солдат на трудовые подвиги. Марк перехватил взгляд Юлия и вопрошающе посмотрел на друга.

– Арминий говорит, будто ты вчера вечером выходил в город.

Центурион кивнул и покосился на удаляющуюся фигуру Дубна, спешившего к своим солдатам. Великан шагал быстрой и решительной походкой человека, который готов потратить целый день, вдалбливая в своих подопечных слова центуриона, причем делать это он будет со своим знаменитым на все когорту усердием.