Он стал медленно водить ладонями по телу Оливера, лаская кожу через ткань. Прихватил губы, увлекая в поцелуй — медленный, непривычно ласковый. Маркус стянул с Оливера водолазку, подхватил его под ягодицы и усадил на стол. Устроившись между широко разведенных ног, он стал расстегивать брюки, одновременно посасывая, покусывая все, до чего мог дотянуться: шею, плечи, ключицы. И вдруг резко прикусил сосок, отчего с губ Оливера сорвался тихий вздох.
— Меньше слов. Больше дела, студент Флинт, — выдохнул Оливер, помогая стянуть с себя оставшуюся одежду. Маркус сейчас действовал противоречиво: почти невесомые прикосновения, больше похожие на щекотку, неожиданно чередовались с укусами, и Оливер не сразу понял, что эта невозможность предугадать, что будет уже в следующую секунду, казалось, обострила его нервы до предела. Может, Флинт и был полным профаном в Трансфигурации, но уж в делах любовных он, как с долей ревности подумал Оливер, явно казался профессионалом. Мысль эта была неприятной, а потому Оливер вдруг резко дернул Маркуса за волосы, отчего тот от неожиданности запрокинул голову.
— Я люблю тебя, — серьезно произнес Оливер. Впервые сказал это полностью, а не отвечая на вопрос Маркуса.
Маркус рыкнул, мотнул головой и, подавшись вперед, увлек его в жадный поцелуй. Потом приподнял и резко стянул с него джинсы вместе с бельем. Внезапное признание прошло горячей волной по всему телу.
“Все, что захочешь…”
Маркус огляделся. На другом краю стола в специальной подставке стояли перья. Дотянувшись до одного, Маркус выудил его, покрутил в пальцах и провел им по груди Оливера.
— Ты мне доверяешь? — спросил резко.
Оливер кивнул. Маркус дотянулся до палочки и… Он честно хотел превратить перо в наручники — добротные, металлические, гладкие. Но вышла…
— Хуйня какая-то, — буркнул Маркус и поднес к глазам хлипкие наручники с куцым зеленым мехом.
Оливер фыркнул и согласно кивнул:
— Что хуйня, я вижу, но что это все-таки такое? — неуверенно спросил он, а потом его прорвало: — И почему оно так странно выглядит? И как этим пользоваться? Это что-то вроде сексуальной игрушки? А куда ее пихать? Или что? — Оливер буквально забросал Маркуса вопросами, не давая тому и слова вставить. Честно говоря, он немного нервничал по этому поводу. Штука эта выглядела весьма подозрительной. И зеленой!
— В жопу ее пихать! — огрызнулся Маркус, расстроенный неудачей. — Наручники это. Должны были быть, — он удрученно кинул их на стол. — Маггловская штука. По сути, действует как Инкарцеро — сковывает руки, — попытался объяснить он. — В общем, неважно. Я хотел их на тебя надеть, но эта хрень развалится, наверное, едва ты руками дернешь. И мех этот. Жутко пошло, конечно, но, может, покатит?
Оливер сглотнул и неуверенно посмотрел на эти самые “наручники”. Название, слава Мерлину, в полной мере отвечало хотя бы на вопрос, куда это следовало надевать.
— Оно, конечно, уродливо, но, может, держать будет крепко? — решил приободрить он Маркуса и вытянул руки. — А мне их как держать? Ну, чтобы тебе было удобно это на меня напялить.
Маркус смерил Оливера внимательным долгим взглядом, завел руки ему за спину и защелкнул наручники. Он тут же нашел его губы и впился в них своими, сопровождая поцелуи ласками — более настойчивыми, чем раньше. Маркус подтянул Оливера за бедра ближе к краю стола и вдруг опустился на колени. Он стал целовать внутреннюю сторону бедер, слегка прикусывая нежную чувствительную кожу, а когда добрался до истекающего смазкой члена, сразу вобрал его в рот.
Маркус стоял перед ним на коленях с вполне определенной целью. Оливер мысленно выдохнул “Вау”, но, слава Мерлину, сдержался от того, чтобы облечь свое восхищение происходящим в словесную форму. Ему тут же стало жарко. Все это заводило и сводило с ума похлеще собственно самого секса. Оливер дернул руками, порываясь дотронуться до Маркуса, но пошлая штука со странным названием держала действительно крепко. Более того, при этом неосторожном движении металл довольно болезненно впился в кожу, и он почти сразу прекратил свои попытки. Вместо этого Оливер попытался сконцентрироваться на том, что делает Маркус, что, конечно, было нелегко. Он увидел, как Маркус вбирает в рот его член, и фактически сразу захлебнулся в громком стоне. Запрокинув голову назад, Оливер уставился в потолок, тяжело дыша. Он чувствовал себя сейчас неумелым подростком, которому делают первый в его жизни минет, и это здорово смущало.
Маркус старательно посасывал, вылизывал, насаживался на член, пытаясь скопировать подсмотренные у Оливера в прошлые разы движения, но выходило, как ему казалось, совсем не так хорошо. Раньше ему не доводилось делать кому-либо минет. Раньше, в смысле, до Оливера. А те жалкие попытки, которые он пытался осуществить ранее, назвать минетом можно было только с большой натяжкой. У Маркуса в принципе опыт гомосексуальных отношений заканчивался парочкой трахов по пьяни, поэтому все, что происходило между ним и Оливером, было особенным, интимным… С ним хотелось всего. Его хотелось вылизывать с ног до головы, хотелось пробовать новое и экспериментировать.
Маркус закинул ноги Оливера себе на плечи, двигая его еще ближе к краю стола, и стал медленно спускаться поцелуями вниз. Язык прошелся между ягодицами. Вначале осторожно, неуверенно, затем все более и более настойчиво, вспоминая, приноравливаясь. Кожа под языком была чуть солоноватой, пряной, обжигающе горячей, и этот вкус кружил голову похлеще бутылки Огденского. Он оторвался на мгновенье, чтобы посмотреть вверх — до головокружения резко, встретить шальной взгляд и самому ошалеть от волны ответной обжигающей страсти, желания, такого искреннего и открытого, и снова толкнулся языком внутрь, вырывая из Оливера полубессознательные хриплые стоны, придерживая движущиеся навстречу бедра. Когда шея затекла от неудобного положения, он уткнулся в его бедро, щекоча кожу щетиной, и медленно обвел уже расслабленный вход пальцем.
Оливер упрямо открывал глаза вновь и вновь, не желая пропустить ничего из происходящего, хотя это и было донельзя смущающим. Но он планировал запомнить все до мельчайших подробностей, чтобы потом, когда Флинта не будет рядом, использовать эти моменты для дрочки. И все-таки, когда Маркус стал действовать еще более развратно, Оливер вспыхнул от смущения, зажмурился и чуть повернул голову в сторону, чтобы не видеть, что тот делает сейчас. При очередном движении Маркуса он дернулся и широко распахнул глаза, натыкаясь взглядом на блестящие любопытством гляделки-пуговки застывшей свиньи. Та прильнула к прутьям и смотрела прямо на них. Оливеру тут же стало не по себе.
— Маркус, — выдохнул он и дернулся, пытаясь отодвинуться. — Минни смотрит, — наконец смог выдавить он.
Маркус поперхнулся слюной и поднял на Оливера расфокусированный взгляд.
— Блять, что? — не сразу понял он.
Оливер кивнул головой, показывая куда-то за спину Маркуса. Обернувшись, он издал какой-то странный звук — то ли смешок, то ли рык — и, подхватив с пола свою куртку, набросил ее на импровизированную клетку с животным. Он вернулся к Оливеру, ткнулся лбом в плечо и фыркнул.
— Минни-вуайеристка. Пиздец! Ну и как теперь сексом заниматься?
Ситуация поражала своим идиотизмом. Оливер покосился на теперь скрытую курткой “клетку”, из которой доносилось невнятное шебуршание, и затрясся от смеха. Минни явно не понравилось, что ей прервали весь просмотр на самом интересном месте.
— Я не смогу смотреть в глаза МакГонагалл теперь, — заржал он. Потом подергал все еще скованные руки. — Маркус, или трахай, или освобождай.
— Освобождай? Еще чего…
Его рука легла на затылок Оливера и мягко надавила, притягивая голову ближе, и вот уже язык Маркуса оказался у него во рту. Однако Флинт быстро разорвал поцелуй и устроился между его разведенных коленей. Шумное дыхание, ощущавшееся где-то в районе ключиц, щекотало разгоряченную кожу, и Оливер дернулся, намекая, что его терпение уже на пределе. Маркус подхватил его под ягодицы и притянул ближе к себе, а потом одним резким движением вошел, чуть не вышибив из него дух — стон застрял в горле, а перед глазами все поплыло. Сердце Маркуса колотилось рядом с его, грудь поднималась и опадала в такт, казалось, даже участившееся тяжелое дыхание попадало в унисон. Оливер выворачивал руки в попытке прикоснуться к Маркусу, и наручники впивались в кожу от этих неосторожных рывков. На запястьях наверняка должны были остаться красные полосы, но сейчас это было абсолютно неважно. Маркус размашисто двигался и, периодически наклоняясь к его шее, смыкал на коже зубы, кусая и ставя отметины. Абсолютная открытость и беззащитность Оливера, ощущение полной власти и вседозволенности добавляло остроты. Разрядка наступила неожиданно, прошлась по телу, выворачивая наизнанку и вырывая из горла рычание, ругательства и хриплые стоны.
