Маркус шумно выдохнул прямо Оливеру в губы. Он огладил и сжал ладонями упругие ягодицы, спускаясь дорожкой из поцелуев к шее, вырисовывая языком узоры, посасывая, прикусывая нежную кожу.
— Хочу тебя, — прошептал он хрипло Оливеру на ухо, обрисовав языком ушную раковину, ухватив губами за мочку. Его руки нырнули за пояс штанов и пробрались под резинку белья. Оливер едва слышно постанывал, сжимал пальцами его плечи, все более усердно двигая бедрами, но не хватало контакта — одежда мешала. Хотелось горячих прикосновений к голой коже, и Маркус стал торопливо стягивать с Оливера рубашку.
Оливер доверчиво протянул Маркусу по очереди свои запястья, помогая освободить себя от мешающей ткани. Высвободившиеся руки тут же метнулись к застежкам мантии, точнее того, что от нее осталось, дергая, почти срывая с него обрывки одежды. Маркус послушно поднял руки, чтобы дать ему возможность стянуть майку через голову, отчего Оливера повело еще больше. Из горла вырвался слабый стон, и он уткнулся лицом в шею Флинта, лизнул ее пару раз и только тогда выдохнул в ответ.
— Хочу тебя тоже… Мерлин, Марк, так хочу.
Маркус охнул от этого жаркого признания — искреннего и такого нетерпеливого. Он плавился от прикосновений острого языка к шее, поглаживал спину, бока, грудь, живот, очерчивая пальцами остро выступающие лопатки, ребра, ключицы. Разворачиваясь, Маркус толкнул Оливера на кровать и навалился сверху, дурея от запаха лежащего под ним тела. В паху болезненно тянуло, но Маркус старался не обращать на это внимания. Похоже, сейчас он учился быть ласковым и нежным, потому что в данную секунду Оливер, такой открытый, доверившийся, жаждущий, казался ему самым хрупким и уязвимым на свете существом, обращаться с которым нужно максимально осторожно и бережно. Он мучительно медленно ласкал языком голый торс, облизывая, посасывая, казалось, каждый миллиметр кожи, целуя еще не сошедшие синяки от своих рук. Перевернув Оливера на живот, Маркус уткнулся носом в поясницу, покрытую легким почти невесомым пушком, целовал выступающие позвонки, поднимаясь вверх, слегка прикусил кожу между лопаток. Плечи у Оливера оказались покрыты родимыми пятнышками и мелкой россыпью родинок. Маркус ловил их губами, и у него совершенно предсказуемо появилась ассоциация с квиддичем — все они были разного размера: относительно большие — квоффлы, средние — бладжеры, крошечные — снитчи.
Оливер плавился под такими непривычными, мучительными прикосновениями Маркуса, нетерпеливо ерзая болезненно возбужденным членом по простыне. Он выгибался и постанывал, пока до него не дошло, что он может кончить прямо так — от этих ласк, даже еще не перешедших границу. Выскользнув из-под рук Маркуса, Оливер развернулся к нему лицом, потянул на себя, надавливая на затылок и впиваясь губами в обжигающем поцелуе. Он даже не понял, как у него получилось толкнуть Маркуса на спину — тот, скорее всего, просто подчинился невысказанной просьбе, раскидываясь перед ним на кровати. Нависнув над ним, Оливер быстро справился с пряжкой ремня, послышался звук расстегиваемой молнии, и он стянул джинсы с бедер Маркуса. Тот внимательно следил за каждым движением Оливера, приподняв голову — это делало возбуждение почти невыносимым. Оливер застыл, стараясь справиться с очередной волной неконтролируемой дрожи. Самолично выбранная роль соблазнителя, словно маска с чужого лица, была для него непривычной и смущающей.
Старательно обведя языком пупок и решительным движением стянув с Маркуса трусы, Оливер неуверенно замер, посмотрев на его возбужденный член. Он никогда прежде не делал ничего подобного, но сейчас ему слишком хотелось, чтобы Флинту все понравилось. Судорожно сглотнув и отведя взгляд, он сконфуженно прошептал:
— Извини, я первый раз, — он наклонился и, зажмурившись, коснулся губами головки и, осторожно помогая себе пальцами, насадился ртом на член, постепенно сжимая его в ладони. Маркус дернулся вперед, и Оливер подавился, закашлялся, другой рукой надавил на его бедро, заставляя его не двигаться. Он чувствовал, как член Маркуса касается влажных стенок рта и упирается в нёбо. Ощущение было странным, непривычным, но на удивление приятным. Напряженный и сконцентрированный, Оливер зажмурился и попытался взять глубже. Ему постоянно казалось, что он делает что-то не так, что у него не получается, но с воистину ослиным упрямством не останавливался.
Маркус зашипел сквозь зубы от удовольствия. Этот немного неуклюжий минет выходил непередаваемо эротичным. Вид Оливера — раскрасневшегося и чуть смущенного, склонившегося над его пахом — кружил голову.
Не выдержав, Оливер застонал горлом и сжал свой член сквозь штаны. Он нетерпеливо дернул головой и отстранился. Маркус тут же потянул его наверх, укладывая на себя и благодарно целуя. Сил сдерживаться совсем не осталось. Он перевернул Оливера на спину, стянул с него давно мешающие штаны и устроился между его ног, пройдясь кончиками пальцев по внутренней стороне бедер. Подхватив Оливера под ягодицы, Маркус притянул его ближе и закинул ноги себе на плечи. Оливер подрагивал то ли от страха, то ли от нетерпения, то ли от того и другого вместе. Маркус встретил шальной взгляд и облизал два пальца — не эротично и медленно, а слегка неловко и поспешно.
Оливер шипел, дергался, кусал губы, но не останавливал Маркуса, терпеливо пережидая первое ощущение дискомфорта. И вот он уже тихо охнул и подался вперед, насаживаясь на пальцы, правда, сам испугался своего порыва, потому что смущенно распахнул глаза, и в них отразилась невысказанная просьба, почти мольба.
Маркус, не привыкший к такой долгой, неторопливой и чувственной прелюдии, находился уже на грани. Он зарычал и мучительно медленно двинулся внутрь — в первую очередь, мучительно для него, потому что сразу хотелось быстро, резко, глубоко.
Оливер чувствовал, что Маркус критично возбужден, как и он сам, и тем ценнее была эта попытка остаться нежным до конца, стараясь не причинять ненужной боли. От проникновения в уголках глаз выступило несколько слезинок, скользнувших по вискам во влажные от пота волосы. Оливер закусил ребро ладони, скрывая болезненный вскрик, быстро переходящий в стон удовольствия. То, что происходило сейчас, разительно отличалось от их первого раза в квиддичной душевой. Душно, сладко, терпко от запаха пота и секса.
Толчки стали быстрее и несдержаннее. Пот застилал глаза, простынь сбилась. Оливер выгнулся и ахнул, когда Маркус обхватил его член ладонью, сжал и начал дрочить в такт своим движениям, приближая к разрядке.
— Черт, Марк, я не стеклянный. Давай! Сильнее, — выдохнул Оливер, и Маркус окончательно сорвался, с силой вколачиваясь в него, дергая бедрами, проникая до упора.
Звуки рваного дыхания, стонов и влажного движения отдалялись, пока не исчезли полностью, заглушенные нарастающим ревом в ушах. Перед глазами вспыхнули разноцветные круги, и их одновременно накрыло. Низкий рык, оргазм вышиб из легких воздух. Тело скрутило и подбросило на кровати. Оливер что-то невнятно забормотал, кончая, кажется, испачкал в сперме всего Маркуса — он не смог бы сказать точно, сознание выдало причудливый финт и покинуло его ненадолго.
Маркус обессиленно упал на Оливера и поцеловал его — медленно, расслабленно, закрепляя то аморфное, что случилось сегодня между ними. Двигаться абсолютно не хотелось, но он все-таки скатился с Оливера и, притягивая его к себе, лег у него за спиной.
— Я останусь, — отчего-то шепотом сказал Маркус, перебирая взмокшие на висках волосы Оливера. — Не выгонишь же ты меня сейчас голожопого и мокрого. У меня даже штанов на обратную дорогу теперь нет. Но ты не волнуйся, я уйду до подъема и…
Закончить ему не дал обиженный шепот:
— Только попробуй сейчас уйти! — Оливер повернулся лицом к Маркусу и добавил уже более мягко. — Я все равно не пущу! — он для верности обвил Флинта руками и по-хозяйски закинул на него ногу.
Если Маркусу когда-нибудь понадобилось бы выбрать счастливое воспоминание для сотворения Патронуса, он бы выбрал именно это.