— Но станет еще лучше, если ты меня поцелуешь, — томно выдохнул он.

“Блять, вот только поцелуй же! Разорву нахуй!”

Вуд совсем не по-джентльменски отшатнулся, врезаясь в проклятый сундук, чуть не издав воистину мужественный писк. Если он еще как-то пропустил, списав на усталость, нехарактерное для гриффиндорки слово, если еще как-то мог поверить в то, что Грейнджер он понравился — “А что? Весьма недурен собой”, — то хищный оскал пугал.

— Прости, Гермиона, — полузадушенно прохрипел он, опасливо поглядывая на Грейнджер — неизвестно еще, как эта психопатка воспримет отказ, — но у меня уже есть… Кое-кто есть, — и Оливер старательно растянул губы в извиняющейся улыбке. По правде, он бы давно с удовольствием перебудил соседей по комнате, но мужская гордость требовала справиться с “опасностью” в одиночку. — И меня все устраивает, — для пущей убедительности добавил он. — Очень!

По лицу Маркуса расползлась самодовольная улыбка. Мгновенно забыв о том, где он, как выглядит и что сейчас может подумать об этом перепуганный Оливер (все-таки Флинт умудрился и в обличии беззащитной девушки напугать его), Маркус подался вперед, грубо впиваясь в желанные губы. Оливер протестующе замычал, но сделать что-либо не успел. Гермиона Грейнджер, жадно припавшая к его губам, вдруг резко начала менять очертания, послышался звук рвущейся ткани, и через десяток секунд сильные руки прижали Оливера к себе, покрывая лицо хаотичными поцелуями.

“Откуда, черт возьми, столько силы в этом повернутом на всю голову создании?!” — Оливер отшатнулся, все-таки отталкивая, и первое, что увидел — это постепенно проступающие под разорванной мантией татуировки. Когда он, завороженный этим зрелищем и окончательно уверившийся в собственной невменяемости, поднял глаза выше, то уставился прямо в черные глаза Маркуса.

— Ты… Ты… — задыхаясь от возмущения, Оливер замялся, подбирая подходящее слово. — Охуел! — похоже, вышло слишком громко, потому что в спальне кто-то заворочался, недовольно бормоча во сне. Еще раз за последние несколько секунд переменившись в лице, Оливер метнулся к Маркусу и толкнул его на свою кровать — паника придала необходимые силы, запрыгнул следом и задернул полог, накладывая заглушающее заклинание. Выждав для уверенности пару мгновений, чтобы убедиться, не стал ли кто свидетелем их почти полета в сторону кровати, Оливер повернул голову к Маркусу. Злющие карие глаза обещали все пытки разом.

Едва они оказались на кровати, из головы Маркуса вылетели все связные мысли.

“Кровать. Вуд. Горячий Вуд. Злой… Злой?!” — он попытался сделать невинный вид, но, наверное, получилось не очень убедительно.

— Ты! — поняв, что ничего качественно нового он выдать сейчас не может, Оливер, издав звук, удивительно похожий на рычание, с силой двинул кулаком прямо в наглое лицо. Маркус успел увернуться и перехватил занесенную уже для второго удара руку. Оливер потерял равновесие и упал, чем Маркус поспешил воспользоваться — перевернул его на спину и подмял под себя.

— Ну я, дальше что? — насмешливо протянул он.

Сдерживать Оливера оказалось на удивление трудно — никак злость и адреналин придали сил. Вуд ерзал и дергался, стараясь скинуть с себя Маркуса, матерился, выкрикивал проклятья, пока наконец не выдохся и не обмяк, прошипев в лучших слизеринских традициях:

— Ненавижу!!! Придурок!!!

Флинт был сильнее его, но злость подстегивала, не давая признать поражение так просто. Подумать только, этот идиот так просто прокрался сюда, рискуя репутацией их обоих. Да что уж там, он чуть не свел Оливера с ума действиями “псевдо-Грейнджер”.

— Кретин, я чуть не поседел, когда “она” набросилась на меня, — когда силы окончательно покинули его, Оливер обмяк, и лишь тяжелое учащенное дыхание все еще напоминало о вспышке ярости.

— Ты что, с девчонкой бы не справился?! — Маркус искренне удивился. — И вообще, я что-то не понял… Ты что, не рад меня видеть?! — Маркус поудобнее устроился и уперся подбородком в грудь Вуда. Лежать так было странно, непривычно, но уютно и тепло. Хотелось… Много чего хотелось, вот только взгляд сейчас у Оливера был из серии “Хуй тебе, а не секс!”.

— Я что, драться должен был с ней? Я же не знал, что это ты! — удивленно протянул Оливер шепотом, несмотря на наложенные заклинания. — Предупредил бы хоть, что ли! — постепенно он окончательно успокаивался, а вместе с тем желание убить Маркуса отступало, тем более, когда тот так нагло на нем расположился и разве что не мурлыкал. Оливер протянул руку, чтобы провести по волосам Маркуса, и вдруг застыл.

— Ты был Грейнджер, — медленно сказал он и издевательски улыбнулся. — И как тебе, Маркус, быть девушкой? И как тебе, Маркус, — лукавый взгляд из-под ресниц, совершено не вяжущийся со следующими словами, — без хуя?

Оливер затрясся от едва сдерживаемого смеха, а когда встретился взглядом со злющими глазами Флинта, начал ржать, как ненормальный. Так, что аж слезы выступили.

Маркус зарычал, скатившись с Оливера, ухватил его за плечи и хорошенько встряхнул.

— Охуеть смешно! Хватит ржать!!! — рявкнул он, но Оливер продолжал заливаться хохотом. На самом деле, Маркус тоже едва сдерживал смех, потому что Вуд смеялся так заразительно, что трудно было строить грозную мину. — Как засажу сейчас по самые гланды, узнаешь, что все с моим “хуем” все в порядке!

— Ты… Ты… — Оливер уже заикался от смеха. — Сначала убедись, что там все на месте и работает, прежде чем такими обещаниями разбрасываться. А то мало ли, Оборотное какое-нибудь бракованное попалось!

— Ничего не бракованное! — Маркус был уверен в себе, но все-таки для верности посмотрел вниз — все ли на месте. Вот тут он по-настоящему разозлился. Кого-кого, а его никогда не называли девчонкой!

— Отлично, блять! — он сел. — Веселись дальше, а я пошел!

Конечно, идти сейчас куда-либо Маркус не собирался, но с Оливера тут же схлынуло неконтролируемое веселье, хотя мягкая улыбка так и застыла на губах: обиженный Флинт — зрелище непривычное, но очаровательное, чего Оливер, конечно, не озвучил. Он и так уже, кажется, умудрился остаться цел за то, чего другим бы с рук не спустилось. Подобравшись к Флинту, застывшему статуей на краю кровати, он встал на колени, прижимаясь к его спине, зарылся пальцами в жесткие черные волосы и коснулся губами твердой линии подбородка.

— Маркус…

По телу Маркуса тут же пробежали мурашки, когда горячее дыхание опалило кожу. Хотелось откинуть голову назад, подставляясь под прикосновения губ, и заурчать, как мартовский кот. Но если уж обижаться, то по всем правилам — хмурый вид, сжатые губы, складка между бровями и демонстрация полнейшего равнодушия.

Маркус не желал так просто сдаваться, и Оливеру пришлось пойти на непростительную наглость со своей стороны. Сердце тревожно стукнуло, когда он коснулся пальцами подбородка Флинта, мягко, но настойчиво поворачивая его голову к себе, прижимаясь губами к упрямо сжатому рту. Возможно, Маркусу было интересно узнать, как далеко Оливер может зайти, и только поэтому он немного приоткрыл рот, пропуская горячий язык внутрь. Оливер закрыл глаза, постепенно углубляя поцелуй, терпеливо ожидая, что Маркус “оттает”. Небольшой отклик, движение навстречу, и он поймал его язык губами, посасывая, опуская руку вниз и касаясь одними лишь кончиками пальцев, сквозь одежду, но все равно почувствовал, что безучастным Маркус не остался.

Нежные прикосновения, теплые губы, дерзкий язык, толкающийся ему в рот — ощущения были оглушающе приятны. Маркус не выдержал и ответно впился в губы Оливера, грубо перехватывая инициативу. Он резко прихватил зубами его нижнюю губу, увлекшись, укусил чуть сильнее, чем нужно — тонкая кожица лопнула, и во рту почувствовался едва уловимый привкус крови. Оливер промычал в поцелуй что-то похожее на “Ты чего кусаешься сволочь?”, а Маркус стал зализывать языком ранку.

Целоваться, опираясь одной рукой о матрас, было неудобно, поэтому порядком осмелевший Оливер перебрался на колени Маркуса, сжав ногами его бедра. Горячие ладони тут же заскользили по его спине и бокам, будто не решаясь пробраться под одежду, а на деле Оливеру казалось, что Флинт просто проверяет его терпение. Не отрываясь от его губ, он сжал пальцами плечи Маркуса и подтянулся выше, подставляя ягодицы под прикосновения и потираясь возбужденным членом об его живот. Неловкости, как ни странно, не ощущалось, но легкая дрожь пальцев выдавала волнение.