*

Маркус нервно расхаживал взад-вперед перед дверью в лазарет уже четверть часа. Изнутри слышалась какая-то возня, перебивающие друг друга голоса и горестные возгласы — вся команда решила навестить своего капитана, так неожиданно и не вовремя получившего травму. За единственную ночь перед матчем Костерост оказался не способен тщательно срастить перелом, чтобы Оливер смог выйти на поле. Так что в Гриффиндоре вот уже пару часов царил настоящий траур.

Время шло, но гриффиндорцы уходить от пострадавшего Вуда не торопились. Тогда Маркус все-таки решительно распахнул дверь и вошел внутрь, сжимая в кармане пузырек, ставший “яблоком раздора” для его уже воспаленного от противоречивых мыслей разума.

Первым, что он увидел, была жопа склонившейся над Оливером Спиннет. Маркуса сразу передернуло, но он сдержался, вспоминая, что сейчас не время для необоснованной ревности — его благодарность к Спиннет исчезла уже буквально на следующий день после примирения с Оливером. Также Маркус заметил и всю оставшуюся гриффиндорскую братию, столпившуюся чуть поодаль.

— Кхе-кхе, — Маркус демонстративно откашлялся, привлекая к себе внимание.

Оливер испытал противоречивые чувства при виде него. С одной стороны, тот своим появлением избавил его от удушающей и удручающей заботы, потому что именно сейчас команду видеть не хотелось. По собственной самоуверенности Оливер при отборе в начале года даже не удосужился взять запасного вратаря, наивно полагая, что он-то в любом случае выйдет на поле. Замечательный он капитан, черт возьми. Не оставил собственной команде и шанса на победу. Потому, мучимый чувством вины, он не мог в должной мере оценить уделяемое ему внимание. Да и Алисия по-настоящему нервировала: “Оливер, давай, я передвину подушку чуть повыше, чтобы тебе было удобней”, “Оливер, может, ты что-нибудь хочешь? Я могу принести”, “Оливер, тебе не дует. Может, окно закрыть?”, “Ой, Оливер, тебе же понадобятся конспекты”… Оливер, Оливер, Оливер!

Он чуть ли не скрипел зубами, но мужественно терпел, понимая, что злиться нужно прежде всего на себя. И чертовых слизеринцев, конечно. Даже Маркус сейчас воспринимался как соперник, еще более остро.

“Теперь ему никто не помешает. Получит завтра свой кубок, а ты, Вуд, будешь тут валяться”, — он и сам чувствовал, что не прав, но обида жгла изнутри. Обида и разочарование — гремучая смесь, не позволяющая видеть все более-менее объективно. Поэтому взгляд, которым он одарил вошедшего Маркуса, мало напоминал тот, каким он смотрел на него все это время. Оливер поджал губы и сощурил глаза.

— Флинт, — “дружелюбно” поприветствовал он.

Уизли запихали друг друга локтями, девчонки зашушукались, Поттер отвел глаза. Атмосфера ощутимо накалилась. Словно он, Флинт, виноват в том, что случилось.

— Привет, — буркнул Маркус в ответ и покосился на гриффиндорцев. — Надо поговорить. Наедине, — многозначительно добавил он.

Поттер тут же вскочил, засуетился, побуждая и остальных членов команды подняться. Они медленно, один за одним, покидали лазарет, желая Вуду скорейшего выздоровления и дружественно хлопая его по плечу. Спиннет осталась последней:

— Ты уверен, что тебе удобно? Может, подушку поправить?

— Да удобно ему, удобно, — не выдержал Маркус. — Вон пошла.

— Да как ты… — задохнулась она от возмущения. — Оливер, ты слышал?!

Но Вуд лишь устало откинул голову на подушку и закрыл глаза.

— Я сказал, свали отсюда, — Маркус уже откровенно терял терпение. Ему и так нелегко далось это решение, а тут еще в очередной раз приходится отбивать любовника от настойчивых поклонниц. — Второй раз повторять не буду.

Спиннет поджала губы и пулей вылетела за дверь.

Маркус облегченно выдохнул и подошел ближе к кровати.

— Что, Вуд, понял, что против нас тягаться бесполезно и решил найти способ красиво выйти из игры? — он криво улыбнулся и достал из кармана пузырек с зельем. — Пей. Залпом.

Оливер тут же возмущено вскинулся.

— Какого хрена, Флинт? — запальчиво воскликнул он.

Он лишь мазнул взглядом по пузырьку, который Маркус крепко сжимал. Он абсолютно точно не собирался ничего пить. Не от такого Ма… Нет. Флинта. Не от того, кто сейчас так сильно напоминал давнего соперника, но не любовника. К тому же его слова действительно зацепили.

— У меня нет никакого желания вступать в перепалки, — припечатал Оливер и неловко развернулся на бок, поворачиваясь к Маркусу спиной. И голос его теперь звучал скорее потерянно и устало: — Иди.

— Куда? — тупо переспросил Маркус, растерявшись от такого неожиданного поведения Оливера. Нет, Маркус, конечно, подозревал, что после случившегося его ждет не самый теплый прием, но такая откровенная холодность во взгляде заставила биение сердца тревожно ускориться. Он хмуро оглядел напряженную спину и, резко ухватив Оливера за плечо, рывком развернул к себе.

— Будет немного больно, — тот даже дернуться не успел, как Маркус уже запрокинул его голову, от чего рот Оливера непроизвольно приоткрылся, и вылил содержимое пузырька. Оливер судорожно сглотнул отвратительное на вкус зелье, глотку обожгло, в глазах защипало, и пока он надрывно кашлял, Маркус достал палочку.

— Силенцио! — и тут же, надавив на плечи, прижал Вуда к кровати, потому что через секунду тот неестественно выгнулся и заметался.

Боль была невыносима. Оливеру казалось, что его кости медленно, но неумолимо ломаются, а каждые нерв по отдельности словно обжигало. Ему нередко приходилось задерживаться в Больничном крыле, и чаще всего с переломами, но он не ожидал, что боль будет настолько сильной. Согнув пальцы, он пытался схватиться за горло, но тут Маркус крепко прижал его к кровати, хватая за запястья и с силой удерживая. Тело выгнулось дугой, кажется, до хруста остальных костей, лицо превратилось в застывшую маску, и на пике боли, когда держать в себе это все больше не представлялось возможным, он беззвучно закричал, захлебываясь в этом крике.

Вряд ли он понимал, сколько времени прошло, но очень удивился бы, узнав, что вспышка эта заняла не более пары минут. Когда боль резко схлынула, Оливер буквально рухнул обратно на кровать, зажмурившись, уже не пытаясь выдернуть запястья из крепкой хватки Флинта.

Едва Оливер затих и обмяк в его руках, Маркус отпустил его, снял заклинание и шумно выдохнул. Казалось, он почти не дышал все это время. Передернув плечами, Маркус почувствовал, как по спине покатилась капля пота. Это было действительно жутко. Сейчас больше всего хотелось прижать к себе все еще вздрагивающее тело, чтобы успокоить. Но он сдержался, не зная, как к этому отнесется сам Оливер и хочет ли он этого, и обессиленно рухнул на стул, стоящий возле кровати.

Дыхание постепенно выравнивалось, уже не отзываясь звоном в ушах. Еще пару мгновений Оливер терпеливо выжидал, не зная, вернется ли боль, и когда этого не произошло, резко повернулся к Маркусу, фактически подскакивая на кровати и упираясь ладонями в постель.

— Какого черта?! Ты меня что, добить решил? — Оливер порывисто качнулся вперед, желая поймать взгляд Маркуса, и только тут осознал, что что-то не так. Переведя удивленный взгляд на лодыжку, практически сразу забыв о только что заданном вопросе, он принялся судорожно ощупывать поврежденную ногу. Ничего. То есть все было отлично.

— Ох, блять! — воскликнул он, и только после этого пришло понимание того, что произошло. Оливер застыл, растерянно моргая. — Маркус, я… Ох.

Маркус вымученно улыбнулся.

— Забей, — он устало провел ладонью по лицу. — Как сейчас? Не болит?

— Нет, слушай, — Оливер тут же зачастил, словно его прорвало, или, что вероятней, пытаясь сказать как можно больше, пока его прервут, а потому на деле его слова не отличались связностью. — Не болит! А я мудак. Но я так расстроился! Думал, что… Но как?! Мадам Помфри говорила… А тут ты! И, черт, Марк, я просто был чудовищно расстроен, ну… Я не… То есть я и не…

— Ты просто не думал. Я понял, — Маркус потянулся и, взяв руку Оливера в свою, потянул вверх и коснулся губами. — Это немного… неприятно. Осознавать, что ты мне все еще не доверяешь. Словно все время ждешь подвоха. А я… Я никогда тебя не предам, слышишь? Сдохну, блять, но не предам, — тихо, но запальчиво сказал он и отвел взгляд. Наверное, просто сказалось нервное перенапряжение, но слова, такие ненужные, правдивые, честные, сами слетали с языка. — Мне это зелье Снейп на День рождения подарил. Мгновенная регенерация, но боль при этом адская. Скажу честно, я долго сомневался, давать ли тебе его. Ты не представляешь, какой соблазн был, — он махнул рукой. — Но, в конце концов, только я знаю, что для тебя значит этот матч, а значит, ты должен выйти на поле, — договорив, Маркус смутился и поспешил отшутиться. — Даже если для того, чтобы пропускать мячи, которые я тебе забью.