Полная Дама на портрете встретила Маркуса яростным воплем:

— На этот раз я тебя не пущу, бессердечный хам!

Маркус вспомнил вечер, когда он тащил бессознательного Вуда на плече в гриффиндорскую башню. Кажется, целая вечность прошла с того времени.

— Даже если я скажу пароль? — ухмыльнулся Маркус.

— Ты не можешь знать пароль. Ты не гриффи…

— Злобный тролль, — скривился Маркус.

Полная Дама вытаращилась на него так, словно дементора увидела, и захлопала ртом, как выброшенная на берег русалка. Да так и отъехала безмолвно в сторону, открывая проход.

Стоя у дверей в спальню семикурсников, Маркус во всех красках вспоминал свое первое здесь появление — попросту оттягивал момент встречи и объяснений с Оливером. За дверью послышался тихий смешок, и Флинт неуверенно потянул ручку двери. Она легко поддалась, и Маркус зашел в комнату. Однако представшая перед ним картина заставила замереть на месте. Маркус изумленно открыл рот и снова закрыл, чтобы через секунду разразиться громким рыком:

— Ты какого хуя творишь?!

От неожиданного оклика Оливер дернулся, теряя равновесие, и завалился на спину, натужно кашляя и роняя сигарету на одеяло. Захлопав ладонью и шипя, он потушил окурок и с благоговейным ужасом уставился на Маркуса. Моргнул, как полуослепший филин, прищурил глаза, рассматривая видение в дверях, и с восхищением уставился на “почившую” сигарету.

— Фига себе эта хрень сильная. Одна затяжка и уже такие яркие галлюцинации, — прыснул он и посмотрел в поисках поддержки на Минни, которая продолжала жевать фильтр медленно тлеющей сигареты.

— Да, ты права, кажется, я просто напился до зеленых гоблинов, — Оливер махнул рукой, а Минни, заметив Маркуса, хрюкнула и, выплюнув пожеванную сигарету, медленно отползла под подушку, оставив выглядывать снаружи только мордочку.

— До троллей, — съязвил Флинт, приблизившись к его кровати. — И попрошу, я уже давно не зеленый, — он оглядел разбросанные по кровати помятые сигареты, покрытые пеплом одеяло и ботинки Оливера и самого Оливера — глупо улыбающегося и с осоловелым расфокусированным взглядом. Не так он представлял себе эту встречу.

— Может быть, ты мне все-таки объяснишь, что здесь происходит? Ты что, заставил свинью курить? — нет, он мог ожидать чего угодно, но это было как-то даже для безбашенного Вуда слишком.

— Не заставил, а научил, — Оливер старательно принялся отряхивать рубашку и брюки. — Я бы тебе объяснил, — протянул он, — но ведь нечего. Она, — он ткнул пальцем в притихшую Минни, — потянулась за сигаретой. Наверняка от Флинта этой гадости нахваталась, — свинка возмущенно зашуршала под подушкой, но почти сразу затихла, стушевавшись под взглядом Маркуса, а вот Вуд продолжал лучезарно улыбаться.

Потом улыбка сползла, и он вздохнул:

— Слушай, кто там ты, Фред или Джордж, дебильная шутка.

Маркус ничего не ответил на это, тяжело вздохнул и без приглашения опустился на соседнюю с вудовской кровать.

— Значит, сваливать ты не собираешься, — резюмировал Оливер и язвительно добавил: — Тогда проходи, присаживайся, где хочешь. Никто не скажет, что гриффиндорцы негостеприимны, — он широко зевнул и, вытянув руку, уставился на свои пальцы так, словно там содержались все ответы на тайны мирозданья.

— Ты совсем чокнулся, да? — с сочувствием и немного устало протянул Маркус. — Никакой я не Фред и не Джордж, — отчеканил он и, подумав, добавил издевательски: — Цыпленок.

Оливер дернулся и резко сел, сжимая пальцами покрывало. Близнецы не могли знать про это треклятое флинтовское обращение — «цыпленок», поэтому он вскинулся и процедил сквозь зубы:

— И что ты здесь делаешь? — его замутило от резких движений, и он, схватившись за голову, выдохнул: — Проваливай, Флинт.

— Поговорить нужно, — буркнул Маркус, опуская глаза.

Оливер оглядел его с ног до головы, оценил его опущенные плечи и скорбный вид. Он знал, как Флинту тяжело было прийти сюда, но помогать этому болвану не собирался. Оливер упрямо скрестил руки на груди и выжидающе уставился на Маркуса. Тот продолжал гипнотизировать пол, и Вуд не выдержал.

— Ну, говори, раз пришел, — скривился он. — Не поверишь, я заебись как рад, что ты наконец-то сподобился созреть для разговора, — Оливер начинал злиться и ничего не мог с этим поделать.

Маркус смерил его тяжелым взглядом.

— Не надо вот только во всем пытаться обвинить меня, — тут же огрызнулся он.

Оливер пожал плечами.

— Хорошо. Тогда будь добр, объясни мне наконец-то, в чем я виноват? — устало спросил он и покачал головой. — А то я, знаешь ли, до сих пор не в курсе.

— Тискался со Спиннет? — вопросом на вопрос отозвался Маркус и упрямо поджал губы.

Оливер пару раз непонимающе моргнул.

— Сомневаюсь, — неуверенно протянул он.

— Однако ты не возражал, когда она висла на тебе и рассказывала всем и каждому о том, какая вы с ней сладкая гриффиндорская парочка, — с отвращением выплюнул Маркус.

Оливер помолчал какое-то время, складывая воедино все факты, а потом отозвался в тон ему:

— А ты и рад уши развесить, — чтобы казаться внушительней, он подскочил с кровати, нависая над Маркусом и краснея от злости. Флинт тоже вскочил и гневно сделал шаг вперед, и тут бы Оливеру благоразумно сбавить обороты, но он уже вошел в раж: — Ты на самом деле тупорылый тролль!

Маркус, мгновенно свирепея, ухватил его за грудки и с силой встряхнул.

— Заткнись, — задыхаясь от возмущения и злости, зарычал он. Кулаки чесались, так хотелось накостылять Вуду за эту горькую правду — ведь он действительно не видел очевидного, зарывался в свои комплексы, лелеял мнимую обиду. Но вместо этого он потянул Оливера на себя и впился в его губы злым и отчаянным поцелуем, в котором было все: и ярость, и боль, и нежность, и надежда, и страх быть отвергнутым.

Оливер вскинул руки, сжимая в ладонях предплечья Маркуса, словно собираясь оттолкнуть его. Они неловко стукнулись зубами, но Маркус не отпустил его и чуть повернул голову, целуя крепко, но неспешно. Оливер только невнятно что-то промычал и поддался поцелую, уже не думая ни о чём, сделав свой выбор. Хотя оба они, пожалуй, знали, что выбора и быть не могло.

Когда Маркус почувствовал отклик, он словно обезумел. Ярость мгновенно перетекла в страсть — дикую и жадную. Как же ему не хватало этих губ, этого тела под руками, которое он сейчас неистово сжимал в объятьях. Маркус шарил руками по спине Оливера, гладил напряженные плечи, мял футболку руками, словно не мог определиться — снять ее или нет, можно уже или еще нельзя. Запах Оливера — мягкий, обволакивающий, теплый и такой домашний — смешивался с запахом алкоголя и табака, но все равно кружил голову до умопомрачения. Хотелось орать во всю глотку что-то глупое и влюбленно-наивное, совершенно убийственное для репутации Маркуса Флинта. Вроде как «Я никуда не отпущу тебя», приправленное парой-тройкой нецензурных слов и междометий. Мысль была нужной и важной, но сейчас ее со скоростью реактивной метлы вытесняло тяжелое душное возбуждение. Оно накатило резко, обжигающей волной затапливая с ног до головы, подбрасывая на месте, заставляя с силой выдохнуть сквозь зубы и крепче сжать Оливера в объятьях.

Поцелуй был горячим, нетерпеливым, но в тоже время уточняющим. Оливер покачнулся и ухватился за Маркуса, и тот ощутимо, хоть и аккуратно сжал ладонь на его шее, скользнул пальцем по его горлу и надавил. Вуда словно охватил озноб от этого движения: ноги подкосились и он навалился на Флинта. Поцелуи из терпеливых стали лихорадочными, они время от времени стукались зубами, шипели и шумно дышали, не отрываясь друг от друга дольше, чем на время, необходимое, чтобы сделать вдох. Оливеру казалось, что он, только-только протрезвевший благодаря нежданному появлению Флинта в спальне, снова плывет: перед крепко зажмуренными глазами расползались разноцветные круги, а в ушах шумело. Он скользнул ладонями по спине Флинта, пытаясь задрать тому рубашку, но тут же замер, когда Маркус дернул его собственную кофту вверх.