Сцепив зубы, Йонге развернулся плечом вперед и ударился о створ, окончательно добивая стенающие о пощаде мышцы. Дальше их не понесло – мешал сдвоенный вес.
– Давай, приятель, лезем, – прохрипел Рудольф. – Ну!
Словно в ответ сверху дернули и мощно потянули. Йонге вцепился в веревку так, как не цеплялся в собственный ремень десять часов назад. Сайнжа тянул похлеще той самой лебедки. Йонге едва успевал перебирать ногами. Рудольф помогал по мере сил.
Ровно в тот момент, когда веревка прорвала ткань окончательно, они достигли кольца заграждения. Сайнжа рванул, перетаскивая обоих, и пилот радостно рухнул в снег. Хлопнувшийся сверху Рудольф окончательно выбил из него дух и остатки сил.
Йонге засунул обе горящих болью руки в быстро растекающийся снег. Наблюдать за зелеными вкраплениями он не хотел.
– Йонге, помни про таблетки, – неожиданно яростно прошипел Рудольф. – Вот!
Под носом Йонге оказалась ладонь с таблетками. Вид у них был не первой свежести.
– И как в него это запихивать?
– Да по мне хоть целуйся с ним!
– Очень смешно, товарищ Вебер! – Йонге тоже перешел на злой шепот.
– А что, отличный план, – продолжил Рудольф. – Ни он, ни Фелиция не откажутся! Сожрет все и не подавится!
– Не подавится? Издеваешься?
– Он не различает горькое и сладкое.
Даже лежа в снегу и страдая от контузии, Йонге умудрился транслировать изумление. Рудольф задумчиво кашлянул, из чего можно было сделать вывод, что механик успел поставить на яуте пару негуманных экспериментов, если не больше.
Тяга механиков к двигателям порой приобретала странные расширенные формы – например, разобрать на части что-то еще, кроме двигателя, и посмотреть, как оно внутри работает и почему так вопит, когда его разбирают.
– Ладно, – захрипел Йонге. – А почему я? И слезь с меня!
– Потому что ты ее любимый пилот.
Йонге закатил глаза и наклонился, тут же слизнув таблетки. Страшная горечь буквально подожгла все вкусовые рецепторы. Йонге сдавленно замычал и жестами изобразил, как отвратительно себя ощущает. Рудольф наконец-то соизволил подняться, а затем помог встать на ноги и самому пилоту.
Йонге замычал, прижимая ладонь ко рту. Он был весь грязный и мокрый, под ногами хлюпала вода – слава богам, что не грязь – колония полыхала, а ему предлагали целоваться со сбрендившим навигатором.
– Сайнжа! – гаркнул Рудольф. – Иди сюда скорее!
– Что случилось, первый механик?
Сайнжа оказался рядом так стремительно, что Йонге инстинктивно качнулся назад. Рудольф у него за спиной резко вздохнул. Но потом справился с собой и хмыкнул как ни в чем не бывало.
– Он тебя поблагодарить хочет.
Йонге отчаянно постарался изобразить достоверное смущение: сунул руки в карманы, уставился чуть правее яута и поднял плечи.
– Каким образом?
Против обыкновения яут не наклонял голову набок, задавая вопрос, и от этого Йонге сделалось еще неприятнее. Он поманил одержимого навигатора пальцем, чувствуя, что краснеет с каждой секундой все сильнее. Проклятый церебролин жег язык так, что слезы наворачивались, а слюна текла рекой.
– Что вы хотите сказать, пилот Йонге?
Сайнжа чуть наклонился. Йонге сгреб его за дредлоки и рванул к себе. Яут мигнул, раскрывая челюсти, и Йонге моментально подарил ему самый адски горький поцелуй в своей жизни. Рудольф восхищенно присвистнул.
Яут застыл на месте, но потом стиснул Йонге обеими руками и бурно ответил. Клыки впились в капюшон, стискивая голову. Язык яута быстро и жадно заскользил во рту. Горечь исчезала, слизываемая торопливыми касаниями.
Облегчение было таким сильным, что Йонге расслабился и позволил оторвать себя от поверхности. Яут поднял его так, что теперь человек склонялся над ним, и одной рукой полез под куртку.
Отважный первый пилот ощутил пока еще неторопливую волну паники. Она накатывала медленно, позволяя как следует вообразить в красках, чем может закончиться такое общение с искином.
Но прежде чем Йонге решил начать отбиваться, усовершенствованный церебролин подействовал. Сайнжа пошатнулся, разжал челюсти и бухнулся на колени. Йонге с облегчением задрал голову и вдохнул чистый воздух. От химической ацетоновой вони ему уже было нехорошо. Ноги начали разъезжаться на снегу, и он отпустил дредлоки, вместо этого уперевшись в плечи яута.
Яут моргнул, и Йонге глейтерным чувством ощутил, что “Фелиция” больше не смотрит на него сквозь круглые глаза.
– Я спас вас?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Йонге затаил дыхание на пару мгновений, а затем дико беззвучно захохотал. Он пробовал удержаться, но смех буквально разрывал его, выплескиваясь бурным потоком. Рудольф у него за спиной отчаянно вторил, задыхаясь и хрюкая. Он явно пытался что-то сказать, но каждый раз вновь срывался, почти подвывая от восторга.
Сайнжа негромко заворчал, разжал руки, схватил Йонге за загривок и с размаху опустил в кашу из воды и снега. Йонге даже не пытался сопротивляться. Яут яростно возил его головой по толстому слою, но первый пилот все равно умудрялся веселиться, несмотря на то, что нахватал полный рот жижи в первые же пару секунд.
Потом Сайнже, видимо, надоело воспитывать неуправляемого хомо сапиенса, и он перевернул Йонге на спину. Отплевавшись, Йонге наконец-то успокоился. Рудольф выдал членораздельное “Спасатель, бля!” и тоже затих.
– Типичное людское отсутствие уважения! – раздраженно прорычал яут.
– Да спас ты, спас, – Йонге поднялся, сел на корточки и начал стряхивать с себя воду. Бедняга “Фелиция” вложила все свое мастерство в их костюмы, и они были даже почти водонепроницаемыми. – Напугал до усрачки, но спас.
– Не чувствую запаха, – фыркнул Сайнжа. – И почему ты так странно говоришь?
– Это было плоское людское чувство юмора!
Рудольф одновременно с бодрой фразой от души саданул яута меж лопаток, а потом еще и постучал по черепу. Сайнжа недобро зыркнул на него снизу вверх, и механик послал ему улыбку из арсенала наиболее обезоруживающих. Йонге лично убедился, что это действует даже на инопланетчиков.
– Вот это ты должен пить, – Рудольф торжественно протянул ему блистер. – Прежде чем ты начнешь толкать речь о том, что не пьешь лекарства, я скажу, что без них ты сдохнешь. Мозги вскипят.
– Что, слишком много информации? – с сомнением спросил яут, поднимаясь сам и поднимая за собой Йонге. Блистер он принял. – Я увидел слишком сильную связь.
– Более чем.
Рудольф постучал яута уже по лбу, инстинктивно поднявшись при этом на цыпочки. Сайнжа скосил оба глаза к месту постукиванья, и Йонге с трудом сдержал очередной смешок. У него даже прошла голова. Видимо, церебролин оказал благотворное влияние, отрубив не только вышедшую из повиновения “Фелицию”, но и всю глейтерную побочку.
– А что здесь? – Сайнжа широким жестом описал адский котел, в который превратилась колония.
– Это… – Йонге запнулся и попробовал откашляться, но голос так и не вернулся полностью. – В общем, похоже, ребята с крейсера те еще сволочи. Бочку скинули на нас.
– Слушай, – медленно протянул Рудольф. – Это ведь не бочка.
– Что такое бочка? – немедленно встрял Сайнжа.
– Списанные корабли, – рассеянно ответил Йонге. – Используются как снаряды. В смысле не бочка? А что тогда?
Не ответив, Рудольф направился к шаттлу. Йонге нахмурился и пошагал за ним, то и дело поглядывая себе под ноги. Снег таял, но поверхность из-под воды так и не появлялась. Видимо, Лифанга оказалась заморожена намного сильнее, чем обычная планета.
Да она и не была обычной планетой.
Рудольф остановился, и Йонге тормознул рядом. Дальше идти было нельзя – раскаленный шаттл излучал такой жар, что приходилось щурить глаза. Йонге приставил ладонь ко лбу козырьком и пригляделся. Потом медленно перевел взгляд на Рудольфа. Механик так выпятил нижнюю челюсть и стиснул зубы, что желваки под кожей проступали словно камни.