– Я не спасаю. Я охочусь.

Сентклифф молча прижал оба кулака к груди и низко поклонился. Яут самодовольно провел когтями по гриве и вскинул подбородок. Йонге запихнул ремень в карман, стащил куртку и швырнул в навигатора. Сайнжа поймал ткань и небрежно утерся, а затем перекинул мокрую одежду через плечо.

– А ты, не вздумай, – предупредил Йонге, видя, что Рудольф тоже потянулся к застежке. – Сразу двоих с соплями нам не нужно.

– В отличие от яутов я не склонен чихать по поводу каждого сквозняка. А кое-кто недавно ныл, что ему холодно. Кто бы это мог быть?

Диалог еще не успел разгореться, как яут шагнул вперед, сгреб обоих за плечи и потащил к вездеходу Сентклиффа. Сам начальник колонии телепался в кильватере, продолжая бормотать слова благодарности.

По пути Йонге раздумывал, что едва полярника малость отпустит, как он вспомнит, что его сын едва не стал обедом крассигирина именно благодаря залетным гостям.

Запихнув обоих в теплый кузов, Сайнжа бросил Йонге куртку, а сам вновь скрылся в морозной пелене. Йонге огляделся, почуяв мерзкий запах, и тут же узрел Питера.

– Дяденька, а почему у вас куртка мокрая? – прохрипел пацанчик, кутаясь в огромное одеяло. – Вы меня спасали?

– Сайнжа тебя спасал, – вздохнул Йонге. – Только не благодари его, он это не любит.

– Я думал, все хотят быть героями, – удивился мальчишка и чихнул. – О, а мне дадите?

Рудольф, вытащивший из-за пазухи плоскую фляжку, недобро покосился на оклемавшегося пацана, но потом молча протянул фляжку.

– Эй, ты чего делаешь?

Йонге только-только возмутился, а мальчишка уже хлебнул и тут же дико закашлялся. Сопли и слезы потекли во все стороны. Рудольф подхватил выпавшую фляжку и обтер горлышко, после чего смачно отхлебнул сам.

– Меня воспитатель так учил, – сообщил он, – хочешь – пробуй, но потом не жалуйся.

Йонге вытащил фляжку у него из пальцев и отхлебнул сам. Не закашляться стоило большого труда – Рудольф намешал туда чего-то, больше похожего на доисторическое ракетное топливо. Тем не менее, пилот добил остатки, зажмурился и осторожно выдохнул. Ядреный дух устремился в нос. Йонге даже показалось, что сейчас он начнет выдыхать огненные струи.

– Руд-дольф, чушка белобрысая, ты чт-то туда…

Йонге едва ворочал языком. Кабина вездехода начала стремительно вращаться, вытягиваясь в тонкую спираль.

– Да я ничего-о… – изумленно протянул Рудольф.

Йонге схватился за страховочную рукоять и с пьяным ужасом вспомнил, что “Фелиция” говорила им про шестикратное усиление алкогольного воздействия, связанное с внедрением активных белков в организм.

*

Вездеход раскачивался, Йонге мутило. Он слышал, как проклятый недоутопившийся сопляк оживленно болтает, восхищаясь героизмом великого охотника. Великий охотник даже что-то бурчал в ответ, но судя по отсутствию перевода на синхроне – просто тренировал голосовые связки. Йонге замычал и покрутил головой. Под щекой обнаружилась знакомая кожаная подушка с подогревом. Йонге разлепил один глаз и обнаружил, что лежит головой на бедре яута. Тяжелая ладонь покоилась на его шее, коготь опасно щекотал под самым подбородком. Йонге застонал и попробовал развернуться. Все тело онемело, и по ногам тут же побежали иголочки. Сайнжа ослабил хватку, а затем поерошил волосы пилота.

Разлепив второй глаз, Йонге увидел главную причину своего мерзкого состояния. Причина куталась в одеяло и была весьма жизнерадостна. Отвратительно жизнерадостна. Йонге с трудом перевернулся на спину, задрал ноги и положил на страховочную ручку. Яут осторожно погладил его двумя пальцами по лбу, снова зарылся в волосы и угомонился. Йонге не видел напарника, но был уверен, что картина там точно такая же. Уж слишком самодовольно скалился великий охотник.

– Дяденька, а вы его любите? – хитро сощурившись, поинтересовался мальчишка и потер красный нос.

– Ненавижу. Вас обоих, – простонал Йонге.

Вездеход остановился, и Йонге с грохотом опустил ноги на пол. Все еще невидимый Рудольф издал страдальческий рык.

Дверца хлопнула, и Йонге порадовался, что вездеход Сентклиффа имел четкое разделение между кабиной и пассажирской частью. Он успел кое-как сесть, прежде чем начальник колонии распахнул двери.

– Прибыли! – почти весело сказал он. – Ну и тяжелый же ваш трофей!

Йонге замычал и полез наружу, по пути безжалостно оттоптав ноги яуту. Сайнжа не замедлил помянуть людей в неприличных связях с пометом и тоже полез следом. Рудольф напутственно пожелал им всем сдохнуть.

– И не вздумайте шуметь в процессе! – закончил он.

Даже сумерки Лифанги казались слишком яркими. В глазах все пульсировало. Именно поэтому Йонге не сразу разглядел трос и только споткнувшись об него обнаружил, что Сентклифф не просто так поминал трофеи. Сайнжа поймал пилота за рукав и потянул на себя.

– Что это? – потрясенно спросил Йонге.

От шока его даже слегка отпустило.

– Добыча! – провозгласил яут.

– Я вижу! Но почему целиком?!

Чудовищных размеров ящер, примотанный к вездеходу за хвост, возлежал на снегу, как памятник яутским достижениям. Раздутая туша покрылась льдом и холодно поблескивала. Йонге оттолкнулся от яута, прошел десяток шагов и заглянул в разверстую пасть. Она состояла целиком из ощеренных зубов. Острые, длинные, тонкие – самое то, чтобы хватать рыбу и глотать, не жуя. Очень большую рыбу, где-то с человеческого подростка.

Йонге обогнул голову, прошел вдоль другого бока и обнаружил огромную резаную рану на боку чудовища. Потроха застыли наплывами и петлями. Трудно было сказать, чем орудовал Сайнжа, но это совершенно точно не был его плазмомет.

– А жрать это можно? – приглушенно донесся вопрос Рудольфа.

– Конечно, – отозвался Сентклифф.

– Йонге, слыхал? – заорал Рудольф и тут же застонал.

Стон Йонге не услышал, а почувствовал. Причем еще и за счет того, что острая головная боль досталась и ему тоже. Он схватился обеими руками за гудящий череп и прислонился к тварюге.

Сайнжа вышел на него “из-за угла”, обогнув тушу.

– Я отдаю должное твоему героизму, – прохрипел Йонге, – но на корабль я это взять не позволю!

– Возьму только череп, – ухмыльнулся яут.

Йонге еще раз медленно обошел тушу и все-таки пришел к выводу, что это даже не ящер, а амфибия, но выросшая до гигантских размеров. Что она ухитрялась жрать в ледяных темных водах – он даже не мог представить.

Сентклифф появился из-за вытянутой морды, и Йонге попробовал соорудить мужественное выражение лица.

– Спасибо, – тихо сказал полярник. – Я… понимаете, мне даже говорить сейчас тяжело, Питер, он…

– Ладно-ладно, – Йонге замахал руками и тут же скривился от головной боли. – Если б мы знали, что эта чертова ящерица такая охрененно огромная, то хрена с два сунулись бы.

– Знаете, лучше так, – все еще тихо сказал Сентклифф. – Он этими тварями бредил, твердил, что научится их добывать, а я ему все время настрого запрещал… Может, он бы однажды пошел на рыбалку сам. Тогда за ним некому было бы нырять, понимаете?

Он то и дело косился на Сайнжу, но яут уже сосредоточенно резал пасть крассигирина, точно собирался немедленно вытащить ранее упомянутую часть скелета. Йонге молча протянул руку, и Сентклифф так же безмолвно, но с большим чувством пожал ее.

– Предлагаю заняться потрошением, – бодро сказал Йонге. – Пока этот чучельник не изгадил весь филей. Вы же не шутили, когда сказали что ящерицу можно сожрать?

*

Планы по переподписанию бумажек о собственности пришлось временно отложить. Сентклифф решительно взялся за обустройство самого настоящего торжества, посвященного поимке ящера. Сначала он послал людей за брошенным вездеходом, потом связался с кем-то еще и затребовал неких “чернил”, и закончил командой по запуску отопления одного из ангаров. Бегать и кричать о чудесном спасении сына он не стал, а свел важность момента к прославлению охотничьей доблести яута.