– А я предупреждал, – сказал Йонге нависшему над ним охотнику. – Я говорил, что ледяные ванны не идут на пользу никому, кроме саджави.

– Весело было, – буркнул Сайнжа и примерился рухнуть прямо на пилота.

Йонге перекатился, буквально вжался в стенку, и упавший Сайнжа занял всю постель. Стандартная каюта была рассчитана на взрослого человека, причем с большим запасом, но о яутах конструкторы не подумали.

– Фелиция, режим подогрева, – прощелкал яут.

“Отменить, – беззвучно продублировал Йонге. – Стандартный режим”.

В отличие от придурочного навигатора он прекрасно знал, что при высокой температуре – а яут был точно на несколько градусов горячее обычного – излишнее утепление не поможет.

Сайнжа попробовал угнездиться как следует, но в конечном итоге скорчился почти в эмбриональной позиции. Йонге вывернулся из слабого объятия, и устроился поперек, свесив ноги через бедро яута. Он сомневался, что сможет нормально спать в живой колыбели, но если это входило в стратегию склонения Сайнжи к принятию лекарств, он был готов и на такие жертвы.

*

…Йонге спал и видел, как он, перспективный механик, только что ушедший к хренам зеленым из экипажа “Лаусты”, шарит по хедхантерным доскам, разыскивая корабль, где не будет таких идиотов, как его уже бывшие коллеги, хотя, конечно, наличие идиотов в штатном расписании никто не указывает.

Он спал и видел, как чернявый небритый мужик буквально через губу цедит, что ему не помешает механик на борту, но все расходы пополам, и он кивает, потому что собственные акции действуют ровно неделю, и если не вложиться в корабль, то вся кредит-полетная история накроется волосатой лоханкой.

Он спал и видел, как корабль с забавным именем “Фелиция” старательно гоняет по экрану графики совместимости, а потом радостно пищит, сигнализируя, что экипаж в составе двух человек может оптимально работать на борту.

Он спал и видел, как напарник, скотина, срывается с гладкого конца гасителя, который они оба вот уже второй день чистят после болота на Сварже, и летит на страховочном тросе, который сто лет как надо было менять, и он столько раз говорил об этом, но теперь уже поздно.

“Эй, я живой”, – удивленно говорит Йонге, и он облегченно улыбается, хотя от ужаса лицо закаменело, а напарник весит как центаврус, поэтому и улыбка получается кривая, словно вырезанная ножом.

Он спал и видел, как матерится напарник, обнаружив, что белый соус отправился в чрево утилизатора, и вопит во все горло, что плевал он на здоровый образ жизни, а без соуса он вообще сдохнет.

Он спал и видел, как первый пилот беззвучно шевелит губами, бинтуя ему ладонь, сожженную к чертям во время выгрузки, и какие у него при этом глаза – от этого даже боль становится глуше.

…И он видел, как желтая ядовитая кровь брызжет на землю, проедая фиолетовую траву, и чувствовал, как яростно колотится двойное сердце, разгоняя туман блаженства по венам…

*

Йонге с хрипом вынырнул из сновидений, цепляясь за воздух. Сердце колотилось так, что в груди ломило. Он инстинктивно дернулся, схватиться за ребра, но правую руку придавило. Йонге выдернул из-за головы левую и все-таки схватился за грудь. Он был весь мокрый от пота, по вискам и бокам стекали щекотные струйки.

Перестав удерживать пульс, он провел тыльной стороной ладони по лбу, но сделал только хуже. Медленно повернув голову, он обнаружил источник тяжести на правой руке. Белобрысую макушку нельзя было спутать ни с чем. Йонге сглотнул, собираясь с мыслями. Но прежде чем он успел начать прочувствованную речь, Рудольф поднял голову и так дико посмотрел на него, что слова застряли в горле.

Йонге заскрежетал зубами с досады и безмолвно залепил товарищу Веберу щелбана. Рудольф схватился за лоб, вскидываясь с места, и Йонге выдернул руку из-под него. Ощущение было такое, словно вместо руки у него бревно, а то и бетонный столб. Мгновение спустя столб начал страшно колоться изнутри, и Йонге оскалился от непереносимо острых ощущений.

По-хорошему, за такой глубокий синхрон надо было еще и в челюсть дать, но у Йонге слишком тряслись пальцы.

Наплевав на покой больного, Йонге оттолкнулся от бока яута и буквально выпрыгнул из чертовой колыбели. Сайнжа всхрапнул и дернулся, разворачиваясь. Рудольф последовал за напарником и молча схватил того за неотлежанную руку.

Пальцы у него были мокрые от пота, и Йонге мог бы легко вырваться, но медлил.

– Доброе утро, экипаж! – с неуместной радостью пропела “Фелиция”, видимо, приняв суматоху за удачное начало дня.

Йонге дернулся, пальцы Рудольфа соскользнули, но Йонге успел перехватить его ладонь в ладонь. Рукопожатие затянулось еще на несколько долгих секунд, а затем Рудольф расплылся в ухмылке.

– Иди давай, – сказал он и поскреб щеку. – Я за тобой в очереди.

*

– Сплю я себе, сплю, – оживленно рассказывал Рудольф, помахивая пищевым брикетом, – и вдруг чувствую, что кто-то без меня настроечную сессию запускает!

– Я этого не делал.

– А тебе и не надо, – отмахнулся Рудольф. – Моя гениальная крошка сама все запускает… И вот чувствую я, что все происходит без меня, встаю, иду, сшибая все углы, заглядываю в кают-компанию, где никого нет…

– А обогрев там выключен? – вспомнил Йонге.

– Иду дальше, к товарищу Далине, – продолжил Рудольф, игнорируя вопросы, – захожу – и что же я вижу?

– Розового тапаса, – ядовито сказал Йонге.

– Там не было тапасов, – тут же поправил Сайнжа, до сих пор внимательно слушавший историю похождений отважного механика.

В камбузе ему пришлось опять занять место на столе.

– Это он шутит, – снисходительно сказал Рудольф. – А вижу я, что без меня идет настройка, прямо мостик в воздухе стоит. А товарищ Далине между тем похрапывает, словно ему не полагается такие вещи отслеживать. Ну и…

– Что? – не выдержал Йонге.

– Ну и все, – буднично закончил Рудольф. – Я тоже устроился. Отрубился прямо сразу.

– Фелиция, почему не предупредила о мостиковой передаче? – рявкнул Йонге, глядя в потолок.

– Оптимальная синхронизация проводится в состоянии полного покоя и основывается на дельта-ритмах, как вам должно быть хорошо известно, пилот Йонге, – моментально отозвался корабль.

– Не понимаю, – заворчал Сайнжа и прислушался к себе, словно намеревался чихнуть.

– Пока экипаж спал, корабль устроил принудительную синхронизацию, – на пальцах разъяснил Рудольф. – Без предупреждения и без физического соединения. Воздушно-капельным путем.

– Как микробы, – поддержал Йонге. – Тебе-то с твоими соплями про микробов уже должно быть известно, а?

– Я здоров! – объявил Сайнжа.

Йонге мысленно велел “Фелиции” заткнуться, шестым чувством уловив, что сейчас искин бодро доложит о том, как по приказанию первого пилота распылял на спящего яута наспех скомбинированное противовоспалительное.

Так и не узнав тайны своего выздоровления, Сайнжа удалился в кают-компанию, на ходу прихватив с собой еще один брикет. Рудольф только крякнул, оставшись без доппайка. Но особого огорчения Йонге в его голосе не услышал – брикеты были так себе.

– Прыжок не пропустим? – буднично поинтересовался Рудольф, вертя в пальцах обертку.

– Нет. У меня таймер стоит.

– Молоде-ец…

Йонге недовольно посмотрел на Рудольфа, но тот по-прежнему вертел обертку и, похоже, не осознавал, что интонации у него самые нелепые. Будто с Евой разговаривает.

Допив свой чай – витаминизированный, только улучшенные ионы, покупайте “Тамарис” – Йонге поднялся, намереваясь заняться чем-либо душеспасительным, вроде чтения или просмотра фильмов.

– Ты тоже видел его сон?

Вопрос прозвучал точно так же буднично, но Йонге все равно остановился на полушаге и медлил несколько секунд, прежде чем обернуться.