Честно, я была без сил. Егор подошёл ко мне, взял в охапку и поднял на ноги, прислоняя к запасной двери, которая всегда закрыта.
- Устала? Выглядишь побитой, - он усмехнулся и сам прислонился спиной к той же двери, становясь рядом.
- Ты тоже, - сквозь мой смех доносятся крики и звуки ударов у главного входа лицея.
- Почему ты поставила поцелуй условием?
Нет, он несерьёзен. По-моему, он расслаблен. Я слышу намёк ребячества и детский задор в его голосе. И на лице нет никакого напряжения, нет условностей, нет этого «практикант и ученица». Есть просто Егор, и есть просто Катя.
- А ты согласился бы просто так? – усмехаюсь и сбиваю немного дыхание. Изо рта вырывается горячий углекислый газ и клубами пара растворяется в воздухе.
- Конечно, - переводит дыхание, - это же просто игра.
- Это война, - разворачиваюсь боком, прислоняясь плечом к двери, и игривым взглядом одариваю Егора, - а на войне все средства хороши
- Тебе виднее, - он улыбается и тоже подчиняется этому адреналину в крови.
Нас могли увидеть.
Любой прошёл бы тридцать метров и заглянул сюда – зрелище ему бы понравилось. Или нет.
Нас могли увидеть.
Но почему-то никто из нас об этом не подумал. Адреналин в крови выключил голову.
Нас могли увидеть.
Мы стояли, как два подростка, и тайком целовались, прижимаясь друг к другу в этот холод. А разгорячённые тела и дыхание заставляли всё вокруг таять. Даже снег, на котором мы стоим. Отвечаю, ещё немного, и у ног вылезли бы подснежники да расцвели.
Голоса стали громче, и это заставило нас отпрыгнуть друг от друга, яростно вытирая губы. Мы просто союзники. Шпион и тот, кто его завербовал. Практикант и ученица. С красными губами. На них никакой влаги не должно быть. Губы обветрятся.
Они и так уже пекут, дорогая! Алё! Нечего было их сначала облизывать, чтобы соблазнить Егора, а теперь целоваться с ним!
Это настоящее безумство. Нами руководило что-то непонятное. И как-то пофиг. Каждый раз, когда в ком-то из нас просыпалось целомудрие, ситуация поворачивалась задом и желала быть вытраханной. Если говорить грубо, то дела обстояли именно так.
Наше благоразумие, каждого из нас, превращалось в херню, когда мы находились наедине. Когда что-то шло не так, и всякий раз, как это происходило, кто-то один сходил с ума, втягивая в это безумство другого. Мы будто на качели, поднимаемся и опускаемся по очереди. Или магнит. Но это уже аксиома, доказанная.
- Пора возвращаться.
Мы обогнули территорию лицея за забором и вернулись в наши тылы, которые теперь обстреливались всем, кому не лень.
Полная неразбериха.
Вот, что бывает, когда в мире нет структуры. Хаос. Все против всех. Каждый за себя. До тех пор, пока снова не начнут искать союзников, пока не появится спор, пока не нарастёт конфликт. Это цикл. Вся наша жизнь – циклы. И в моей их тоже было предостаточно.
Разбредались домой нехотя и без энтузиазма. Часть людей уходила по делам, часть – завалиться куда-то в тёплое уютное местечко, а часть – всё ещё таращилась на Егора, позволяя нашей команде вывести из игры. Нет, я не говорю, что мы победили. Мы скорее в грязь лицом не ударили и как преданные историки, как патриоты смогли отстоять свою честь. И ещё с нами был Егор – наше маленькое стратегическое преимущество. А когда влюблённые в него девочки уходили, оборачивались и смотрели, как он общается с нами, с теми, кто остался, уверена, посылали не одно проклятье.
- Не знал, что вы такой меткий, Егор Дмитрич, - Леонов, схватив вовремя Ксеню под локоть, когда та случайно провалилась в снежную ямку, подходил к нам.
- Не знал, что ты смог заменить меня, - вечно он говорит людям то, что их смущает. – Кравец не смотрит больше на меня влюблёнными глазами.
- Вы расстроены? – Леонов хохочет, приобнимая за плечо девушку, пока та краснеет и немного злится. Как щеночек, хах.
- Конечно, мне всегда мало той толпы, что за мной уже бегает.
Егор, правда, выглядит расслаблено. Ему хорошо в нашей компании, легко и комфортно. Думаю, что он слишком напряжён был в последнее время. Из-за всего. Из-за слухов, учёбы, репутации. И я ещё добавляла хлопот. Он достал из внутреннего кармана пальто сигареты и закурил. Я недовольно морщу нос. И лоб. И взгляд. И губы. Вообще всё лицо кривится. Грёбаный табак.
- Егор Дмитрич, бросайте курить, - Абрамова, которая до сих пор называла практиканта с отчеством, подошла с Женькой и тоже недовольно морщилась.
- Тебе это не к лицу, да, - подтвердила Сазонова и удостоилась терпкого взгляда от Абрамовой. Ещё бы, ведь Женька называла Егора по имени, обращалась на «ты» - заслужила такое право с самого первого занятия. И он её называл по имени.
- Станете старше – поймёте.
Он высокомерно ухмылялся, но в этом не было ничего враждебного, как при первой встрече. Кажется, сейчас он в нас чуточку заинтересован, если не хочет оскорбить наши чувства. Всё-таки нам его будет не хватать. И ему – нас, надеюсь.
- А где Острова? Домой ушла? – он осматривал поле битвы или то, что осталось от территории лицея. Ни одного целого квадратного метра снега.
- Да, она не любит такие игры.
- Это не игра, а война, Женя, - он снова усмехнулся, – и ты даже не представляешь, какие грязные приёмы тут применялись.
Нет, Егор не смотрел на меня, но я понимала, о чём он. Приёмы, помимо моего собственного, применялись действительно низкие и подлые. Например, перебежать на сторону врага добровольно. Сдать позиции и дезертировать просто так. Или сделать, как я: проникнуть в лагерь противника, завербовать сильного бойца, подговорить его и совершить диверсию в двух лагерях одновременно, а затем воспользоваться данным преимуществом и захватить все территории, подчинив всех людей себе. И это тоже – грязно.
- На войне все средства хороши, - я, наконец, подаю голос, чем однозначно привлекаю внимание, прерывая их разговоры.
И каждый понял, что совершил за эту игру на смерть много важных и непростительных на настоящей войне проступков. А кто-то целовался с лицеисткой.
Домой мы добирались навеселе: Кравец предложила посидеть у неё дома всем вместе, поэтому в метро всей нашей шумной компанией ехать пришлось быстрее, но гораздо экспрессивнее.
- У меня встреча, поэтому езжайте.
Егор чувствовал теперь себя не в своей тарелке. Он ведь практикант. Старше нас. Не намного, но старше. Разница поколений всё равно ощущается, и ему будет неловко. Он принял решение снова остаться в одиночестве.
Нет, не так. Он теперь не один.
«Не грусти сегодня вечером. Приготовь мясо и насладись послевкусием сегодняшнего дня».
«И тебя с Наступающим, Катерина».
Надо ли говорить, что теперь я выглядела ещё счастливее? Ехала с самым лучшим настроением, домой к Кравец, с людьми, которые нашли выход из ситуации. Я скучала по вам, ребята.
Да, вы не идеальны. Кто-то копирует меня, пытается быть похожим, перенять черты, а кто-то наоборот – не выносит моего высокомерия или эгоизма. Но если мы можем принять друг друга, несмотря на нашу разницу в характерах, то почему бы не держаться вместе? До тех пор, пока это не причиняет нам неудобств или регресса, можно позволить себе расслабиться.
- Кать, - Абрамова, стоящая сзади меня, коснулась легко плеча и пододвинулась к моему уху, - я хочу с тобой поговорить.
- Здесь и сейчас? – она покосилась на Кравец, которая, видимо, смущала её.
- Нет, позже. Просто хочу, чтобы ты знала.
- Хорошо, Оль, - я догадываюсь, о чём она хотела поговорить, вернее, о ком, но торопить в чём-то её не стоит. Пусть выговорится, а я послушаю.
Она писала обо мне неприятные вещи в сети, о которых я не должна знать. Наверное, будет извиняться за это. И ещё за многие слова, взгляды, может, какие-то скелеты есть, которые вылезут из этой темы. Готова ли я принять её?
Пожалуй, Абрамова как человек мне крайне не импонировала, но с ней было выгодно общаться. Она умная, шарит те предметы, в которых мне иногда нужна помощь, а ещё с ней рядом вьются полезные люди. Она была для меня эдаким контактом «крайний случай». Если у тебя проблемы, иди к Оле – она знает половину лицеистов. Может, это слишком низко, вот так использовать человека, но я ценила её как раз за те качества, которых нет у меня, которые не развиты, которые я не могу себе позволить в силу каких-то обстоятельств. И то, что эти качества есть у неё, говорит о моём уважении к Оле.