Как оказалось, Паша просто пришёл отсидеться, пока брат штудировал курс римского права.

- Если бы ты жила за стенкой и слушала его бубнёж каждый день, то невольно выучила бы весь конспект, отвечаю, - брат откинулся на спинку кресла, заведя ладони за голову и сцепив их в замок.

- Что, Апостол Пётр снова вслух решил повторить право? – с улыбкой заявила я, присаживаясь по-хозяйски на диван. – Не завидую я тебе.

- Та да. Хорошо тебе, одна живёшь, наушники из разъёма не достаёшь и не слышишь, как Варя со своим руководителем разговаривает по телефону, - он всего лишь непринуждённо засмеялся, а я, как заражённая, повторяю за ним.

- Ты бы потише говорил. Да и сам знаешь, что я с Варькой не схожусь характерами. Думаю, только один наш скандал несколько лет назад и повлиял на то, чтобы у меня была своя комната.

- Из-за тебя мне приходится терпеть толки Петровича о легионерах и его разговоры в скайпе со старостой об учёбе.

Петрович – ласковое прозвище для брата-близнеца придумал сам Паша. К нему и я иногда прибегала, когда «апостол» приедалось. Вообще у нас была самая обычная семья, со своими тараканами. Много членов в семье – много тараканов. Вот так и мы. Моя конфликтность с Варькой и матерью перекрывалась интересными вечерами с отцом и прогулками с Пашей. Он был мне как тот самый брат, о котором все мечтают. С Петровичем у меня тоже были неплохие отношения, но общались мы не так часто, потому что не гуляка он был. «Свежий воздух придумали не для него» - так однажды сказал мне Паша.

Вначале четвёртого звонок в дверь оповестил маму, что время вышло, и она, суетливая, запырханная, снимая на ходу фартук, пошла встречать гостей. В прихожей сразу стало шумно, настолько шумно, что закрытая плотно дверь уже не спасала. Вся родня наша уже привыкла: если по приезде я не выхожу к ним из комнаты, то заходить надо самим и здороваться. Можете представить, как, по меньшей мере, четыре человека (вместе или по очереди) заходят в мою комнату и, шаркая носками или тапочками, подходят к столу, здороваются, улыбаются, вещают самые важные новости и сидят. Они садятся везде, куда можно: диван, подлокотники дивана, колени друг друга (детская забава), и ждут от меня чего-то. Ещё успевают задать какие-то вопросы. Но их стандартный вариант: учёба, дела, поступление, личная жизнь. Иногда хронология меняется. Чаще всего за моим скупым ответом сразу следует мамино «ну, где вы все», и всей толпой они дружно уходят из моей обители. Каждый раз, глядя на всю эту процессию, у меня чешется язык спросить: вам что, в моей комнате мёдом намазано? И каждый раз я сдерживаюсь, вспоминая: немного посижу за столом, жеманно поулыбаюсь, поотвечаю на какие-то левые вопросы и под предлогом прогулки смоюсь вместе с Пашей.

Так было всегда. Так было и сегодня. Ничего не меняется, и всё идёт, как обычно. Порой создаётся впечатление, что в момент приезда гостей я попадаю во временную петлю – она всё так же повторяется, имеет какое-то своё начало и конец. Зная любовь моих дядей и тёть сидеть на диване, у меня отпала привычка складывать там одежду, которую надену на прогулку, тетради, книги и прочее.

Проходя мимо дверного проёма гостиной, я украдкой глянула на воцарившийся хаос за столом. В такие моменты моим хобби было считать людей: сколько же в этот раз уместилось за нашим новеньким прямоугольным столом из тропической гевеи, на который я положила глаз, подсадив затем и маму. Итак, от нашей семьи остались родители, апостол Пётр и Варька, а от приезжих – тётя с дядей и трое их сыновей. Итого девять лиц, которым нужно съесть всё то, что с таким трудом приготовила моя мама. Застолье обещало быть долгим, в общем.

Пашка взял меня под локоть и повёл в прихожую одеваться. Мой раскрытый рот, когда я их считала и рассматривала, кто и как ест, напрягал понемногу, и апостол Павел решил избавить всех от моего докучливого внимания. Ксеня, судя по тому, что она дозванивалась до меня, уже преодолела расстояние в один квартал, разделяющий наши дома, и ждала у подъезда. Брат торопился, торопил меня и, не дожидаясь отклика мамы на прощание, закрыл дверь за мной.

Мы собирались в тематический клуб любителей хорошей музыки. Каждые выходные там можно было послушать какого-то исполнителя, известного в стране и неизвестного вообще. Так что мы с братом частенько там бывали, и клуб стал нашим общим интересом, достаточно крепким. Сегодня выступал квартет из парней и девушки-вокалистки, которая очень нравилась Паше. Стало быть, отличный повод, чтобы улизнуть с семейного застолья, появился сам собой.

В «КС» абы кого не пускали в принципе. Это вам не общество любителей разврата, похоти и гоу-гоу. Хотя мало кто знает о том, что здесь можно было достать травку и оторваться. Мальчиков и девочек для съёма, в прочем, тут тоже хватало, но в их случае совмещалось желание послушать музыку и найти партнёра на одну ночь. Никто не запрещал, но и не поощрял – на это просто закрывали глаза. Почему же в клуб пускали двоих 17-летних лицеисток в обществе совершеннолетнего парня? Потому что у нас с охранником была договорённость: он делает скидку в один год нам, а мы забываем, что он сбывает беленький порошочек. Всё закономерно, но не законно.

Бармен, с которым мы тоже были лично знакомы, устраивал нам с Ксеней почти безалкогольный напиток, приятный на вкус и не имевший названия. По его словам, этого нет в условном меню, но готовить для нас ему не трудно. То ли мы ему понравились, то ли он не имеет права давать что-то абсолютно безалкогольное в заведении. Чаще всего мы сидели около барной стойки или за столиком рядом. И сегодня было также. Мы с Пашей сидели на мягком диванчике для двоих, а Ксеня удобно расположилась на подлокотнике возле меня. И вот как раз то, что случилось дальше, и есть тем самым первым блюдом.

Неподалёку от нас, трое достаточно взрослых парней, или правильней будет называть их уже мужчинами, скромно, без лишней вычурности и пафоса общались друг с другом и делились новостями. Периодически они чокались бутылками с каким-то алкогольным напитком, а стук стекла заглушался то музыкой, то аплодисментами. Надо признать, что сегодня девушка-вокалистка была на высоте. И дело не только в её ботфортах на каблуке.

- Так ты завтра с детишками познакомишься уже? – почти трезвой улыбкой озарил друзей Марк.

- В лицее только старшеклассники. Я боюсь, что они на меня вешаться будут, - хохотнул Егор и сделал глоток из бутылки.

- Да после первого занятия они захотят повеситься на верёвке, а не на тебе, - приятели дружно засмеялись, увлекаясь всеобщим ликованием с законченной очередной песней группы. – Ты смотри там с ученицей какой-нибудь не замути. А то вотрётся какая-нибудь особа в твоё доверие, и горела твоя практика синим пламенем.

- Не могу гарантировать безобидность их фантазий, - снова смешок и глоток из бутылки, - но вот со школьницей у меня могут быть только деловые отношения.

- Ты же два года преподавал в… Как его там? – щёлкал пальцами Саша, растряхивая алкогольную смесь по стенкам бутылки.

- Говори «Мухосранск»: не ошибёшься, - Егор криво усмехнулся и продолжил речь друга: - Несколько пятиэтажек, а так – частный сектор. Ни клуба, ни кинотеатра, ни торгового центра. Почти никаких обновок за два года, да и зарплата оставляет желать лучшего. Деревня деревней, хотя Левицкий называл это городом.

- Ну, и в дыру он тебя послал, а ты ещё его любимчиком был, - Марк уже давно усыпил свою зависть к другу и не только потому, что он остался проходить практику в столице, а Егора отправили к чёрту на куличики. – Хотя ты же талантливый, так что и там управился бы.

- Это точно, - Егор жеманно усмехнулся, припоминая уроки почти деревенским детишкам. – Но они хотя бы слушали меня, потому что самому старшему из них было четырнадцать. А эти чуть ли не в затылок дышат.

- Тебе грех жаловаться, - Саша поставил выпитую бутылку на стол, - я вообще преподаю в женской гимназии. Ты представляешь себе, что такое толпа невинных девчонок?