- М-да, - Егор дружески хлопнул того по спине и улыбнулся. – Ты, кстати, с Анькой так и мутишь или разбежались уже?
- Да какой там. На свадьбу уже намекает. Замахался дурака строить из себя. Я же всё понимаю, но куда мне, практиканту ещё, жениться? Пока на работу не устроюсь, предложения не сделаю. Придётся ей потерпеть год, а там хоть трава не расти, - Сашка многострадальчески оглядел толпу клуба, завидуя всем подряд и Егору в частности.
- Анька хорошая же. Чего не поговоришь с ней на эту тему?
- Да ладно тебе, Егорка, это их отношения, - Марк с силой схватился за плечо друга. – О, смотри, молоденькая кровь. Не хочешь познакомиться с ней?
Марк указывал на короткостриженную шатенку в малиновом платье чуть выше колен. У неё была обычная мокрая завивка и лёгкий макияж. Ни тебе профессиональной маскировки появившихся морщин, ни тебе дряблость кожи, ни тебе отчаяние в глазах. «Да почему бы и нет?» - он был немного пьян и не видел особо никаких преград познакомиться (хотя бы!) с молодой девушкой.
Вот здесь произошло то пикантное обстоятельство, следствие которого вы читали раньше.
Паша рассказывал мне о том, что хочет познакомиться с вокалисткой, и, пока мы обсуждали наш план, к Ксюше уже подошёл чуть подвыпивший Егор. Сначала он стоял возле барной стойки, искоса поглядывая на подругу, а затем подошёл и почти не заплетающимся языком с адекватной интонацией предложил ей потанцевать. Я сначала не обратила на это ровным счётом никакого внимания, потому что Ксеня, вопреки всеобщему мнению одноклассников, была смелой, и в такие вот критические ситуации в ней просыпалась неслыханная дерзость. До драки дело не доходило, да и до изнасилования тоже. Но из-за кое-каких обстоятельств я поклялась следить за её поведением. Пожалуй, ручной тормоз, стоп-кран борзости Ксени – это я. Ну, меня это не особо волнует, правда. Если она во мне нуждалась таким образом, то почему бы и нет.
После третьего «нет», прозвучавшего с её уст, в ответ приставучему мужчине, она слегка ущипнула мою руку, привлекая внимание. Пока он отвлёкся на вибрировавший телефон, я шепнула на ухо подруге достойный ответ, после которого она смело может игнорировать «раздражителя». И вот с её уст срывается: «Здесь так много людей, а вы уделяете слишком много внимания для меня одной, Егор», и она более не смотрит в его сторону. Видимо, с этой фразы ситуация начала крутиться, как барабан Якубовича.
Вечер в клубе мы закончили успешно и даже в хорошем настроении вернулись домой, проводив Ксеню, а дома к тому времени стало потише, так что ничего досаждающего в семье не предвиделось перед сном. К слову, с вокалисткой Пашка так и не познакомился.
С утра в доме всегда хаос, потому что одна ванная на одиннадцать человек – пожалуй, слишком большая конкуренция. Обычно первее всех просыпалась мама, но вчерашний загул дал о себе знать, и первым в квартире зазвенел мой будильник. Наспех стянув с тремпеля свой махровый халат, я помчалась в ванную, первая, чтобы посидеть там подольше. На душ, умывание лица тоником и чистку зубов уходит от двадцати до тридцати минут, и за это время мама обычно успевает приготовить овсянку и разогреть что-то к каше. Котлеты, мясо, голубцы – мне без разницы, только вот мама проспала, а значит, я осталась без завтрака. Для меня выйти из дома без еды в желудке – всё равно, что пойти на экзамен неподготовленной. Мне повезло, что вчера съели не всё. Две ложки салата, бутерброд и чай послужили отличным овсянкозаменителем. К тому времени, как я собрала сумку, все были на ногах. Кто-то стучался в ванную, кто-то искал в холодильнике съестное и плохо лежащее, а кто-то уже ел. В любом случае, сегодня мне пришлось первой открывать дверной замок и покидать дом.
Как и любое начало осени, сегодня было тепло. Настолько тепло, что утром в семь ещё не прохладно, как обычно это бывает в начале сентября. К слову, первое сентября. Из предметов у нас появились право и экономика, а исчезли – труды, медицина и социология. Ещё нам освободили субботу: выпускной класс, поэтому наша шестидневка превратилась в пятидневку, а освободившийся выходной оставили под семинары, консультации, лекции и прочие кощунства преподавателей, чьи предметы тебе либо нужны для поступления, либо нужно подтянуть. Балл аттестата ведь никто не отменял, правда?
Ксеня ждала меня уже на остановке у входа в метро. Красивая, как всегда, в платье и с пиджаком. В лицее был дресс-код, поощряя тягу молодёжи к деловому стилю. Нет, никто не ходил каждый день в костюме с галстуком или бабочкой, кроме преподавателей мужского пола и нашего директора. Скорее понятие дресс-кода в лицее соответствовало понятию дресс-кода в приличном обществе. И как по мне, то это отличное решение. Я не для того ушла из школы, где ходят в кедах и шортах-трусах, чтобы наблюдать здесь такое же.
- Классный кардиган. Новый? – и да, Ксеня, как настоящая подруга, всегда замечала мои обновки. То волосы подстриженные, то тушь классная, то браслет. Нет, это не зависть, скорее просто интерес, ведь мы обе знали о том, как любит одеваться каждая из нас, и могли себе это позволить благодаря родителям.
На метро нам добираться десять минут, и столько же идти до самого лицея. Всякий раз проезжая на эскалаторе, мы с Ксеней играли в гляделки с теми, с кем встречались взглядом по встречному пути. Это могли быть симпатичные парни, суровые бабули, занятые женщины и мужчины. Но больше всего нам нравились те, кто умудрялся говорить по телефону, следя и за своим багажом, и за рядом стоящими людьми на случай кражи. А потом забавными были их лица, когда мобильная связь внезапно прерывалась. В такие моменты мы всегда прыскали со смеха.
В этот понедельник мы хотели увидеть практиканта или практикантку, которую Светлана, наша крутая историчка, поставила вместо себя. Пока она будет дописывать и защищать свою кандидатскую, знакомиться с нужными людьми и обзаводиться полезными связями, мы должны были в деталях разобрать конец 30-х годов ХХ века и идти дальше. На одиннадцатый класс министерство оставило нам Вторую мировую вплоть до ХХI века включительно. Отчасти наш костяк отличниц (Олька, Женя, Лара, Ксеня и я) были против того, чтобы на такую серьёзную тему давали какого-то практиканта, но что могли поделать мы, всего лишь рядовые ученицы. Против малоопытного студента были и наши хорошисты, которые тоже не менее заинтересованы в балле своего аттестата. Кто-то из них брал историю за профилирующий предмет на экзамены, а кто-то, как я, пользовался обстоятельствами, благодаря которым вместо сказок Андерсена знала историю.
Отец настаивает на том, что знать историю нельзя, что это просто чужие слова, переданные из уст в уста. Поэтому само выражение «знаю историю» его частенько раздражало, особенно у своих студентов. Взяв его рассказы ещё с времён преподавательской деятельности на обозрение, я употребляла и повторяла их то Ксене, то Ларе, то всему классу. Не то, чтобы я гордилась профессией своего отца, просто к слову всегда были эти его рассказы.
В этот раз всё было несколько иначе. Мы пришли рано. Взяли ключи от нашего кабинета, заняли любимые парты под стеночкой, общались на разные темы, вспоминая и вчерашний вечер. Мало-помалу подтягивался народ. Шептались, смеялись, кричали – это было похоже на самый обычный выпускной класс, который толком не отошёл от лета и пытался вторую неделю вклиниться в учёбу. «Нам же поступать всё-таки в этом году». Вообще-то у нас был неплохой класс: никто никого не травил, не унижал – могли подколоть разве что. И то, второй год, как мы вместе, а эти подколы помогали преодолеть трудность учёбы, потому что тут нас напрягали посильнее, чем в школе. Самым языкатым был наш обаятельный староста – Костя. И шутки у него всегда были безобидные, добрые, которые очень легко принять за флирт. В какой-то мере и мне он нравился. Статный, смышлёный, с чувством юмора, симпатичный – он нравился всем, да и относился ко всем просто так, дружелюбно. В прошлом году мы с ним вместе прогуливали биологию, к которой ни у меня, ни у него не лежала душа. Но это ничего не значило, хотя приложи я усилия, может быть, отношения (чуть больше, чем дружеские) у нас бы завязались. Староста нравился и Ксене, поэтому я, как настоящая подруга, пообещала ей: «Если он предложит мне встречаться, то я откажусь». А она скрывала стеснение и жалость к самой себе где-то за пределами моего кругозора, потому что неловкость после этой фразы, будто бы я могу нравиться Косте больше, её огорчила.
