- На самом деле я планировал дать её вам ещё в прошлый понедельник, когда мы с вами впервые встретились. Уже тогда я бы оценил всю безнадёжность вашего положения и не стал бы требовать от вас прыгать выше головы, - с улыбкой уверенно и бодро заявлял практикант.
Он так тонко унижал наш класс всякий раз, когда предоставлялась возможность, что моя чаша терпения время от времени наполнялась единичными желаниями вырвать ему язык, удушить, выколоть глаза, залить кислоту в уши. В общем, не самые приятные картинки возникали у меня.
- А вообще не тебе, Коротков, жаловаться на контрольную. Ты-то всё списал с телефона, а вот, как минимум, трети класса повезло меньше. Они сидят прямо у меня перед носом, и все их поползновения руками я вижу сквозь парты, - с характерным смешком и замявшейся аудиторией, он продолжал: - У вас даже отличницы списывают, да, Кравец? Всю пару подстраивалась под Скавронскую, пытаясь выведать ответы на свои вопросы. Четырнадцать раз подлезла к ней, а она три из них – отказала, пять – ответила не сразу, а на остальные – дала беглый ответ из нескольких слов. Так что я жду от тебя перековерканные слова Скавронской, разбавленные большим количеством воды.
- Егор Дмитрич, - по-детски скандировала недовольная Ксеня, сидя рядом со мной. – Вы что, следите за нами?
- Кравец, я, может быть, разрушу твои розовые мечты, но про то, кто, куда полез, кого спросил и сколько раз, я могу рассказать про каждого в этой аудитории, - снова пробилось его высокомерие и самолюбие.
Хотя, откровенно говоря, иногда остужать пыл подруги следовало бы. Мне-то тоже приедалась её увлечённость этим мужчиной (вопрос открыт). Кстати, именно от Ксюши я узнала, что практиканту нашему недавно исполнилось двадцать три. Не знаю, где они нарыли дату его рождения, правда. Не удивлюсь, если они влезли в документы секретаря директора. А ещё он не был женат никогда, у него нет детей, и на своём потоке, что в лицее, что в универе, он был, чуть ли не гением. После таких дифирамбов у меня появился только один вопрос: как человеку с дипломом специалиста и претендентом на магистра по истории удалось (без педагогического образования) преподавать предмет детям. Ведь без корочки педагога нельзя допускать до людей. Да и кто бы этому садисту дал диплом педагога?! Он же… садист натуральный.
Остаток дня прошёл неплохо, если не учитывать тот факт, что периодические встречи в коридоре с Егором Дмитричем приносили райское наслаждение Ксене, а мне – женское удовлетворение её счастьем и больше ничего хорошего. После третьей пары мы, как всегда, отправились домой, и уже тогда я чувствовала, как медленно к точке кипения подошло моё молочко фирмы-производителя «Кравец» от коровки-Егорки. И взорваться на ровном месте мне помогло метро – столько людей, все такие ничтожные, уставшие и даже жалкие, что я себя чувствовала просто Королевой, как минимум, Елизаветой. Позже пришло сообщение от матери с просьбой скупиться в супермаркете и расплатиться карточкой. Вспомнив любовь Ксени ходить по магазинам, и по продуктовым в частности, я потащила её с собой в один из самых ближайших, крупных маркетов, с большим выбором товаров, длинными стеллажами и множеством касс. «То, что доктор прописал».
Я оказалась права, ненадолго правда, иногда её так и порывало рассказать мне о том, какие у Егора (она называла при мне его уже просто по имени) красивые светло-зелёные глаза, как они пронзительно смотрят, как он своим взглядом буквально мысли её читает. Ксеню не волновало, что мысли эти уже давно написаны на лице, а не скрыты в голове за черепом. Да и я думаю, что историку такое внимание нравилось куда больше, чем моя фантазия может себе позволить. Я ведь не знаю, о чём там думают мужчины за двадцать. Моим братьям только исполнился третий десяток, да и не настолько мы близки, чтобы читать мысли друг друга. Могу только сказать, что переоценка ценностей у Егора уже произошла, судя по его поведению с учениками и по той ситуации в туалете.
Дома меня поджидал неприятный сюрприз. Гости в лице маминой сестры с семьёй к четвергу уже уехали, а вот мама была не в духе. Вернее сказать, что она была чем-то очень огорчена. Её состояние, судя по тому, что она не отвечала на разрывающийся от звонков мобильник, оставляло желать самого лучшего. Руки тяготели накупленными продуктами, а она даже не могла мне помочь. Пришлось в марком белом пиджаке блуждать по дому, от прихожей до кухни, чтобы перенести всё в комнату, а не оставлять покупки на пороге. И она даже слова мне не сказала, хотя за носку этого пиджака могла бы снести мне голову. Отсутствие рефлексов меня не порадовало, а только заострило внимание. Я ждала, пока она обратит на меня внимание. Если сейчас к ней подойти и начать расталкивать её, как застывшую желешку, она расплачется. И так вижу, что обидел кто-то, а сказать мне - гордость не позволяет. Особой любви я не проявляла к ней, так уж повелось с подросткового периода, но в детстве всё было иначе.
Раскладывая покупки в холодильник, забивая его почти до отказа, тянула время, как можно дольше. И плевать, что надо отписаться Косте в скайпе и дать задание, плевать на гору примеров на завтра. Когда мама в таком состоянии, во мне просыпается маленький супергерой, который хочет спасти её.
- Тимирязев уже в пятый раз звонит, - напомнила я о телефоне, выключая звук вовсе, чтобы не раздражал.
- Пусть звонит. Я потом его наберу, - по щекам скатились, стоявшие в глазах слёзы, и кто-то невидимый и неосязаемые крепко сжал в кулак мой маленький желудок. Стало больно и невыносимо стоять на прямых ногах. Подвинула стул и села на него рядом с мамой.
- Что случилось? Не держи в себе, - я просила её. Не приказывала и не манипулировала. Это была просьба.
В детстве мне вечно говорили, что если стучаться в дверь, то она откроется. И сейчас мама, до которой я хотела достучаться, открылась мне. Как оказалось, одна из родительниц ребёнка, с которым мама занималась танцами, устроила скандал, видите ли, её чадо слишком часто стало говорить о Боге. Что в этом такого мама поняла не сразу, а вот я догадалась о причине подобной реакции. На самом деле мне и спрашивать бы не пришлось, а уж тем более стучаться в дверь к этой образцовой мамаше. Её приход и скандал – уже показатель того, что ни церковью, ни верой эта дама не озабочена. Вообще религия для меня в последнее время стала щекотливой темой в разговоре с мамой. Она у меня человек религиозный, именно той старой закалки, мода которой заключалась в следовании всех каноничных праздников, соблюдении постов, частых походах в церковь, молитвах и прочее. Сказать, что мне не привили вот эту норму, значит ошибиться. С детства я была везде, где только можно, следовала всему, чему только можно, повторяла всё за мамой и сестрой. Отец, более терпимый, постится, следит за праздниками, хотя походы в церковь – не для него. Братья пошли в отца, оба причём, а мать довольствовалась покорной старшей сестрой и мной. В детстве я была сговорчивее, добрее и, наверное, милее. Сейчас назвать себя милой – почти оскорбление или, по крайней мере, лесть. В отличие от мамы, красивой голубоглазой женщины с правильными чертами лица и русыми мягкими волосами, я казалась не к месту. Сестра и «Петруша» пошли красотой в мать больше, а мы с Пашей – в отца. Хотя и у него не было таких тёмных волос, как у меня. Почти чернь, а не волосы, да ещё жёсткие, объёмные и трудно укладываемые в какое-нибудь подобие причёски. И глазами в отца я пошла. По детским фотографиям отца и моего деда можно было сказать, что я – их девчачья версия (авт. тире). Раньше это была отличная семейная шутка, от которой я краснела и убегала в другую комнату. Сейчас с ностальгией глядя на себя в зеркало, всякий раз вспоминаю ту шутку и понимаю, что мне бы хотелось чего-то и от мамы.
- Ещё одна непросвещённая, - именно эти слова кое-как успокаивали её, когда очередной раз она разочаровывалась в людях.
Потом была долгая сцена откровений и посиделок на кухне, вплоть до прихода отца с работы. Застав нас двоих, сидящими на кухне, с не приготовленным обедом и ужином для всей семьи, он хотел было поругаться для проформы, но вид мамы его убедил не раскрывать рот и не содрогать попусту воздух. Отправив маму отдыхать в зал, к телевизору, мы с отцом принялись готовить ужин. Как-то раз нам приходилось и рагу вместе творить, и борщ варить, и пельмени лепить. Если честно, мы достаточно много раз вместе что-то делали. Наверное, всё потому, что каждый из нас по отдельности в сравнение с мамой не идёт, а вот вместе мы чего-то да стоим. Отец рассказал, что на работе назревает новое дело, и со следующей недели официально будет встречаться уже с заказчиком. В общих чертах в курсе, поэтому выходные проведёт за книгами и пособиями, чтобы подготовиться ко встрече. Вот, за что я люблю его: он всегда идёт подготовленным. На любую встречу идёт с багажом знаний и каким-то козырем. Обычно именно это даёт ему колоссальное преимущество. И так неловко между нами завязался разговор о моём будущем, что даже фаршированный перец показался мне противным.
