- Кать, ты пойдёшь со мной на занятия? – мы уже выходили из маршрутки, когда он задал этот вопрос, а я чуть было в лужу не вступила.

Какие занятия? Я не пойду на историю. Там практикант. Я либо окажусь на лезвии ножа, либо озверею. Нет-нет-нет, мне никак нельзя туда. Мне нельзя видеть Егора. Мне нельзя приближаться к нему. Нельзя. И не спрашивай. И не смотри на меня, как на предателя. Я не бросаю тебя – просто у меня есть свои причины не идти туда, о которых я тебе не могу сказать. Не обижайся и не смотри на меня так, Леонов. Я начинаю чувствовать себя виноватой и злиться. А мне нельзя выходить из эмоционального равновесия. Я добилась его слишком трудно, чтобы снова подставляться под нож. Не заставляй меня, Леонов.

Я не заметила, как мы подошли к лицею. Знакомых на улице не было, так что у меня был огромнейший шанс свалить отсюда. И чем быстрее, тем лучше. Но Леонов шёл вперёд, как танк, словно меня и не было. Невежливо было развернуться и уйти. Чёрт.

Я вошла в здание, и почувствовала лёгкую скованность. Что-то мне в этих стенах не нравилось. Даже знаю, что. В коридорах было пусто, и, пожелав Косте удачи, я посоветовала сигналить мне смс-ками о положении дел. Вдруг смогу чем-то помочь. На деле я просто ходила по коридорам, прикладывала ухо к одной из дверей, слушая отрывок лекции, измеряла шагами кабинеты (от двери к двери) и осматривала окрестности из каждого окна. Подошла к тому самому туалету. Желудок свело, и дыхание сбилось. Я закусила губу и, закрыв глаза, прошла мимо, по условно прямой линии. Прошла пару метров – не отпускает. Ещё больше – всё держит. Чёртов практикант и грёбаный туалет!

- Кать?

Нет, только не это. Ты же должна любоваться Егором. Зачем тебе выходить? Чёрт-чёрт-чёрт.

- Что ты здесь делаешь? Ты же на больничном, - в глазах Кравец было искреннее удивление. Она подошла ближе. – И что ты здесь делаешь?

Что мне сказать? Вот, что? Что я с Костей пришла? Что я на другом семинаре? Только какой именно есть сейчас? Я слышала несколько из них, правда, но меня это не спасёт. Я отсутствовала вчера, так что в голове ни одной мысли. А конспект она мне так и не прислала вместе с домашкой. А Костя забыл: нам не до этого было. Дурацкая ситуация. Я попала впросак. Ненавижу эти вот казусы.

- С тобой хотела поговорить, но выдёргивать тебя с семинара не хотела. У вас вроде контроль знаний, - как можно более непредвзято произнесла я. Простота – вот, что мне нужно в этой ситуации. Никаких эмоций – они выдадут меня. – Думала, подождать тебя, а ты сама, вон, вышла. Ты долго ещё, кстати?

- Да нет, - замялась она. Поверила? Или нет? Глаза мечутся. Руки спрятала. Давай, Кравец, решайся. Не будь евреем. – Там один вопрос остался. Я хотела тебя набрать, чтобы спросить ответ.

- Что там? – я ловко зацепилась за этот вопрос, без сущего энтузиазма, по-деловому, как обычно это делаю в таких ситуациях.

- Егор что-то рассказывал про Транснистрию и рейхскомиссариат Украина, но я точно не помню территориальные границы. Расскажи о них, если помнишь, - она с долей мольбы посмотрела на меня, и я выдохнула, улыбнувшись.

- Всё очень просто, Ксень: когда Третий Рейх оккупировал Украину в 41-м году, то она, де-факто, подчинилась ему (не забываем про СС Галичина и ОУН УПА) и подверглась административному делению. Там куча областей, могу схематически показать тебе… - я подошла к стене, готовясь пальцем нарисовать приблизительную схему. Ксеня подошла ко мне.

- Сейчас кто-то по шее получит.

Егор.

Это был он. Такой же властный, холодный голос. Я бы его слушала и слушала. Нельзя. Я опустила руки, сделав лицо невинной овечки. Обиднее было за Кравец – она ведь пишет работу. И практикант запросто мог аннулировать все её ответы и отправить на пересдачу. Влипли мы. Влипла я. Капитально так влипла.

Практикант был сегодня красивее обычного: одет по-молодёжному, просто, вкусно, стильно. Джинсы, футболка, пиджак. Это тебе не пацанчик из соседнего дома. Следящий за стилем мужчина. Хотя я до сих пор не могу свободно называть его так и оставлю как вариант «парень». Но, господи, какой же он обаятельный. Даже холодный. Наверное, из-за этого все к нему и тянутся. Я словила себя на том, что сильно сжимала ладони в кулаках, а ногти впились в кожу. Благо, что кроме меня этого никто не заметил.

- О, Скавронская, а ты что тут делаешь? – он сдвинулся с места и направился к нам. – Почему я тебя на семинаре не видел?

Поддельное удивление. Хотя Кравец явно восприняла его за чистую монету. Ну, вот. Теперь он играет на публику и для неё отдельно, пудрит и ей мозги. Гадёныш. Обольстительный, но гадёныш. Я успокоила своё колотящееся сердце цитатами о пофигизме и портретом Иосифа Виссарионовича. Это, пожалуй, единственный метод, который меня способен угомонить в такой ситуации. И знаете, сработало. Я закусила губу, чтобы не сказать лишнего или, не дай Бог, улыбнуться. Ещё заставит сидеть там остаток времени и писать опрос в рекордные сроки. Не то чтобы я не готова, скорее я не хочу отправлять себя на пытки видеть практиканта, замечать, как на него смотрят девочки, как он пользуется этим и продолжает играть на публику ещё больше. Я видела его другим. И теперь не поддамся на эти лицемерные уловки. Я ведь знаю, какой ты. Какой ты на самом деле.

Дикий. Резкий. Страстный. Животное. Глотающий таблетки для успокоения. Раскаивающийся. Заботливый. Скрытный.

Я нашла твоё слабое место и могу этим воспользоваться. Но не буду. У меня не хватит ни навыков, ни желания причинить тебе боль. Сделав тебе больно, я попаду в собственную обманку. А этого нельзя допустить. Как ни погляди, практикант в выгодном свете: я не могу ничего сделать. Знаю, но ничего не могу сделать – плохо. Знаю, но не всё – плохо. Единственное, чем я могу прижать его, к сожалению, подходит вовсе не мне. Я не настолько садист. А если он меня доведёт? Смогу ли я тогда переступить через своё горло и начать угрожать, провоцировать, шантажировать Егора? Запугать его непросто – у меня есть только этот козырь, и он, увы, знает о нём. Так что, как ни посмотри, я не в очевидном плюсе.

Кравец прищучили за хвост. Нет, она не рыдала, показывая слабость и невинность. Благо, хоть на меня вину не скинула. А то её сволочизм к Косте заставлял меня немного изменить своё мнение о ней. Она молчала и смотрела в пол. Я тоже избегала прямого зрительного контакта с Егором. Он не пытался исправить это – сейчас он учитель, так что не имеет права здесь упоминать о чём-то личном. Как же я ошибалась.

- Кравец, ты расценила моё великодушие как слабость? Я сделал вид, что не заметил телефона, но тебе, кажется, он и не пригодился: твоя подруга тут собственной персоной, - ох, началось. Психологическое давление на Ксеню. Я чувствую, как она сжимается под этими словами, хотя они, по сути, не стоят ничего. Влезать в их разговор не собираюсь: с меня достаточно того, как я однажды влезла выручать её зад из похожей ситуации. Разбирайся сама, Кравец, он ведь тебе так нравится. Ты должна получать моральный оргазм оттого, что он говорит твою фамилию и ещё кое-что, помимо неё. Он обращается к тебе – ты, должно быть, на седьмом небе от счастья. Так в какое отверстие себе ты засунула это счастье, которое должно от тебя исходить? А? Не вижу его что-то.

- Это совпадение, - произнесла подруга, найдя в себе какие-то силы. – Катя оказалась здесь случайно. Я просто в туалет вышла.

- В мужской? Занятно, - практикант подошёл к двери и открыл её, заглянув вовнутрь. – У тебя здесь свидание назначено? Но Леонов же сидит в аудитории. Или он должен был после тебя выйти? И какими же непристойностями вы хотели заниматься в мужском туалете?

Егор проницательно, с искрой глядел на Кравец, чуть усмехнувшись. Видимо, ему это доставляло удовольствие. Хотя, почему видимо? Это действительно забавляло его. Ксеня ухватилась пальцами за рукав моего пальто, прося о помощи. А что я могла сделать? Вступить снова в распри с практикантом и огрести, а Кравец вышла бы сухой из воды? Нет. Ведь рано или поздно историк и меня не пощадит. Я молчала. Делала вид декораций, словно меня здесь не было или я абсолютно не причём, оказалась здесь случайно. Не в то время и не в том месте. Снова.