Никто не видел моих слёз. Никто не утешал меня. Только в детстве мама переживает за твои слёзы. Только мама по-настоящему боится, когда ты плачешь, и волнуется больше тебя самой. Только мама.

Я спустилась на первый этаж и нашла нужную квартиру. Ключ подошёл. Вошла, разулась, сняла пальто. Действия были лишены души – словно машина. Без интереса осмотрела квартиру. В ванной висело моё платье, постиранное. Мама. Вернулась в коридор, где на полу оставила сумку. Телефон был выключен. Представляю, что она себе там напридумывала. Сколько раз названивала. Подняла на ноги всех родственников. Подняла все связи. Забыла о работе. Я зацепилась за мысль, что до сих пор не знаю, сколько времени.

21:23

Не заметила ни небесной черни за окном, ни включённых ламп – ничего. Много пропущенных от мамы, папы, Вари и братьев. Ещё от Кравец, Ольки, Жени, Кости и Елены Александровны. Несколько номеров, которые не хранились в моих контактах. Ноги подкосились, и я села на пол, словно что-то в моей жизни, что-то важное, сломалось. Есть конструкция – она сломлена, и нет здания. Было здание – нет здания.

Сейчас всем этим людям пришло уведомление, что Скавронская Катерина появилась в сети. Не хочу никого слышать. Кроме мамы. Нажимаю на вызов, и тут же слышу обеспокоенный повышенный тон.

- Мам, - мой поникший хриплый голос останавливает поток ругани, которая у неё копится уже несколько часов. – Со мной всё в порядке. Я скоро буду дома.

- Катя, девочка моя, где ты. Что с тобой? Почему ты не звонила? – вот так всегда: дети творят чудачества, а мамы переживают в два, а то и в три раза больше. Как я могу её огорчить? Как я могу рассказать ей правду? Как я вообще могу доставить ей разочарование, когда она на такие жертвы готова пойти ради меня? Я, наверное, и вправду ужасная дочь.

- Всё в порядке. Я жива и здорова, не переживай. Не нужно никого посылать за мной – я приеду скоро домой. Просто подожди, - меня захлёстывает волна слёз, и ломается голос. Я почти не могу говорить, задыхаясь от стоящего в горле кома. – И пр-прости за то, что т-так д-долго не давала о себе н-ниче-его знать. П-прости.

Говорить больше я не могу. Слёзы хлынули ручьём, и я распласталась на полу, перематывая воспоминания. Как мама вела меня в школу, как она фотографировала моё выступление, как рассказывала о вере, как святили яйца на Пасху, как купались в проруби в январе – я помнила всё. Какой же дурой я была, когда гневалась на маму. Не могу унять озноб. Ворочаюсь, катаюсь по полу, бьюсь в конвульсиях. Не хочу, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии. Тем более Егор. Человек, чьего признания мне не хватает для полного счастья.

Почему бы просто не подружиться с ним? Почему мне надо было влюбиться в него? Почему? Почему мои мысли льнут к нему, как мухи? Почему? За что мне эти мучения? Я не готова к ним. Только не сейчас, не в этом возрасте, не в этом сознании.

Время шло, а звонка не было. Если честно, я его не ждала. Надо изучить своего противника – мне нужно было узнать о Лене всё. Но сейчас я не готова к этим потрясениям. Ещё немного и можно прямиком в больницу ехать. Давление уже держится давно повышенным. Нужно успокоиться, а я не могу. Слёзы хлынули безостановочно, всхлипы раздаются на всю квартиру и, кажется, слышны в подъезде. Руки ледяные, бледные, мокрые. Волосы везде и всюду, не высохшие, целыми комьями собирают мелкий мусор с пола. Безразлично. Я чувствую только боль физическую и большую пустоту внутри. Разъедает, как серная кислота, не оставляет ничего, сгорает дотла. Я сгораю дотла.

Звонок. Среди моих всхлипов телефонный звонок кажется диким и нереальным. Успокаиваюсь, но продолжаю лежать. Подходить к телефону не хочу и не буду. Как бы любопытно ни было, сейчас я не готова к этой информации. А вдруг это единственный шанс? Да даже если я умру, если не возьму трубку, всё равно не сдвинусь. Нет сил после сегодняшнего подняться на ноги. Делайте сами, что хотите. Без меня.

Минута. Другая. Звонок повторяется. А я лежу нерушимо, словно труп, уставившись в потолок. Из приоткрытой двери ванной светится иллюминация. Заплаканное лицо блестит в этом тусклом, мерклом свете. Иногда я громко вздыхаю и закусываю губу. Дрожь возвращается. Я лежу на холодном полу в футболке и брюках. Уже долго, раз я озябла не только из-за психики.

Дверь открывается, и в подъездном свете я узнаю силуэт практиканта. Не вижу ни лица, ни эмоций. Не вижу ничего. И не хочу видеть.

Он входит в квартиру и видит меня, лежащую на полу без движений. Что он мог подумать? Да мало ли. Думаю, ему вообще безразлично – лишь бы здесь трупа не было. Это криминал уже.

- Скавронская, эй, - он один, потому что я не слышу никаких шагов, за исключением его собственных. – Ты жива?

Перепугался, что ли? А, точно. Это ведь, правда, криминал. Кому нужны такие проблемы? Трогает меня за руку и лоб. Снимает своё пальто и кидает на меня. Укутывает и приподнимает, заставляя сесть.

- Почему ты лежишь на полу? – стальные нотки упрёка. Ты не изменишься никогда. Я молчу. Не хочу говорить с ним. Даже не реагирую никак на него. Мои зрачки просто уставлены в одну точку. Не хочу иметь ничего общего с ним в этой комнате – даже воздух. – Почему на звонок не ответила?.. Да скажи ты уже хоть что-нибудь.

- Я хочу домой, - и больше ему ничего услышать от меня не удалось.

Ни слова. Приходили Аня, Саша и ещё один мужчина. Все что-то делали, пытались меня расшевелить. Мерили мне там что-то. Никакой реакции.

Не хочу быть живой. Не хочу так жить. Не хочу видеть этих людей. Не хочу иметь с ними ничего общего. Не заслужили вы моего внимания. Только о своих шкурных интересах и заботах печётесь. О какой-то Лене. Несовершеннолетнюю девочку чуть не изнасиловали, побили, нанесли увечья – они переживают из-за какой-то суки. И друга прикрывают. Ненавижу вас всех. Ненавижу. И хочу уничтожить за то, что со мной сделали. Мрази. Твари. Уроды. Ненавижу вас. До конца своих дней буду вас ненавидеть. Никто из вас не заслужит моего прощения никогда, даже после смерти. Я буду вечно вас ненавидеть. И ничто не искупит вашего греха. Ничто.

========== Глава 7. ==========

С 1 апреля, уважаемые читатели.

Прошу прощения за то, что главу задержала.

Сильно раскаиваюсь и обещаю впредь такого не делать)

Не буду говорить ничего лишнего. Вы и так слишком долго ждали.

Приятного прочтения.

___________________________________

Я добралась до дома вместе с Аней, на её машине. История для моих родителей была проста: меня попытались изнасиловать, а Аня меня спасла. Как врач обследовала, отвезла в отделение скорой помощи больницы, где работает, а затем – к своему знакомому психотерапевту. К нему я буду ходить раз в неделю весь ближайший месяц. Со мной всё в порядке, но «для проформы за мной следует понаблюдать». Так Аня сказала моей маме, показала свой пропуск в больницу, на котором числилась её должность, название больницы и стаж работы. Скрепя сердце, доверие мамы было усыплено: она больше переживала за меня. Мне нужен был покой, а, как проснусь – сытная калорийная еда. Теперь у меня куча времени, чтобы переварить всё произошедшее.

Казалось, что всё слишком хорошо разрешилось. Да, у меня было неподдельное, истинное чувство фальши, пока Аня была в моём доме. Несмотря на то, что она оставила свой номер телефона, мне думалось, что я сплю. Ведь такого быть не может. Сначала Егор в лифте. Потом меня накачали морфином. Потом я слышу про Лену. Подстроенный спектакль. Потом я ухожу, нездоровая, психически неуравновешенная, из квартиры в другую квартиру, и мне позволяют это сделать. Дальше я прихожу в квартиру и в полуобморочном состоянии лежу на полу, так и не переодевшись. Не беру трубку, и через какое-то время заявляется Егор. Не Аня и не Саша, владельцы этой самой квартиры, судя по стоявшим на комоде и висевшим на стенах фотографиям. А Егор.

Наверное, так и задумано, чтобы друзья жили в одном подъезде для удобства. Интересно, это те же самые друзья, которые возят практиканта на работу и с работы? Наверное. И да, ещё интересно, живёт ли тот мужчина в этом же самом доме или нет. Это было бы комбо.