Егор ничуть не изменился за время, пока спустился в эту квартиру. Не встревоженный, абсолютно спокойный, немного озабоченный, да и только. А что делала в этот момент я? Мне было безразлично, что происходит. Я не слышала ни единого слова из целого потока оправданий. Я не слышала ни его разговоров с друзьями, ни перешептываний, ни оправданий для мамы, которые они придумывали все вместе, чтобы спасти мою задницу. Вернее, чтобы прикрыть свою собственную. Ведь Егор всё-таки приложил силу. И увенчались его усилия синяками на моём теле. Не самый приятный исход, если честно. Но в тот момент, когда я лежала в квартире, потом сидела и что-то ещё делала, в моей голове было пусто. Ни одной мысли. Ни одного образа. Ничего.
Сознание не пришло, ни когда меня усаживали в машину, ни в самой машине, ни пока мы добирались до квартиры. Я была типичной марионеткой, которую просто пожалели. Ничтожное, противное, мерзкое ощущение.
Я лежала в кровати, не двигаясь: как положили, в таком положении и осталась. Мне было безразлично, удобная эта поза или нет. Ноги затекают? Шею тянет? Это туфта по сравнению с тем, что было со мной сегодня. Из красивой куколки превратилась в изувеченную уродину. Что внешне, что внутренне. Классика жанра. В комнату только первый час заходил кто-то из семьи – потом мама сказала, чтобы никто меня не тревожил, и пожелала спокойной ночи. Вот как думаете, у меня может быть спокойная ночь теперь? Да я спать теперь боюсь, потому что во снах будет приходить отдельная деталь пережитых сегодня событий. Я многого не понимала до сих пор, многое мой мозг не переработал. Истощение было сильным, так что сил на работу головы не нашлось.
Я провалилась в сон и даже не заметила этого. Проснулась ночью, когда все уже спали, а за окном стоял мрак. Проснулась просто так и ощутила сразу же голод, сильный, аж желудок свело. Терпеть боль и пытаться уснуть снова не получится. Открыла дверь и пробралась на кухню перекусить. Печенье и молоко с холодильника. Отлично. Свет включать не стала, сидела в темноте, пока глаза не привыкли, и я стала различать образы кухонной мебели. Телефон извещал, что сейчас начало третьего ночи. В стадию глубокого сна провалиться даже не успела. Бедный организм. Чего он только не пережил за сутки. Я встряхнула головой, приводя плохо уложенные волосы в движение. Выглядела, наверное, неважно.
После того, как практикант зашёл в квартиру своих друзей, я в принципе мало, что помнила. Он рассказывал что-то, говорил какие-то оправдания, а знаете, что делала в этот момент я? Я смотрела на его губы. Пересохшие от стольких разговоров, переживаний и потрясений. Не видела глаз, носа, рук и тела целиком. Для меня, как у психоделиков, существовали исключительно его губы, которые двигались. Пожалуй, единственной разницей было то, что они были натурального цвета, розоватого. Не фиолетового, синего или зелёного. Розоватые, сухие, вместо привычных увлажнённых. Я хотела поцеловать его, быть с этими губами, остаться наедине и избавиться от этих предрассудков, от всех ограничений, историй и запретов. Я устала. Кто бы знал, как я устала от этих условностей.
Молоко взбодрило мой отчаявшийся организм. Желудок успокоился. А голова просвещалась. На место становились кое-какие моменты в памяти. Например, квартира принадлежала Саше и Ане – Егор пояснял. А ещё он сказал им, что идея с телефонным звонком была глупой с самого начала. И Аня тут же стала упрекать их обоих в том, что они скинули на меня слишком много открытий. Я ведь и так пережила за сегодня многое. Да, для меня день не закончился, потому что поспать мне не удалось.
Само собой, что мне всё не рассказали. Кто я такая? Я ведь просто «не в то время и не в том месте» оказалась, как сказала Аня. И остальные только подтвердили это. Хотя мне прекрасно было слышно, что у Егора и Лены «необычные» отношения. Что заключалось в этом «необычные», я не знала, и пояснений не последовало. Не уверена, что практикант по-прежнему чувствует любовь к ней. По крайней мере, это не то нежное, ранимое, сладкое чувство. Скорее болезненное, отравляющее жизнь, с которым нельзя существовать, и без которого невозможно дышать. Ни за что не хочу такой же участи.
Память приходила в порядок: я могла вспомнить детали сцены в лифте, как вломились Аня и Саша, как мужчина, чьего имени я до сих пор не знаю, вытаскивал буйного Егора, как мне вкалывали морфин, как Егор принимал какой-то препарат, чтобы успокоиться. Я помню, словно в забвении, разговоры, но не могу выудить оттуда ничего стоящего. Обычный трёп. Я помню, что эти разговоры были, но цитатами не могу передать. Помню крики и ругань. Помню шёпот. Я помню, как дрожала от озноба и страха прежде, чем провалиться под действием морфина в сон. Пусть он и успокоил меня, но даже сейчас от одного воспоминания я покрывалась мурашками. Видимо, не так просто моей психике сейчас. Часть головы хочет к Егору, а часть – готова продать себя на улице Красных фонарей. И что мне теперь делать? Расчленить себя? Продать? Сломать голову? Шею? Что мне делать, а?!
Мне действительно нужна была помощь. Я это понимала, но ничего не хотела делать. Это мои проблемы, и посвящать в них кого-то мне было стыдно. Никто не должен был знать про мои отношения с практикантом, а в итоге – узнали близкие, пусть и в таком завуалированном формате. Что скажут одногруппники? Как мне вообще идти в лицей? Ах да, Аня же прописала покой. Раз в неделю ходить к ней в больницу, чтобы узнать какие-то детали и просто поболтать, чтобы я не окочурилась от недостатка социума. Вы же всерьёз не думали, что я была у психотерапевта? Отмазка, чтобы оправдать потраченное время. Аня просто предложила помощь и обещала выкрутиться, в случае непредвиденных обстоятельств. Например, если мама захочет поговорить с врачом этим, к которому я буду ходить. Более того, она его даже не увидит. Надеюсь на это, по крайней мере. Не очень хочется маму посвящать в такие интимные детали, даже если мне нет восемнадцати. Мне стыдно, что я такая идиотка, пошла на поводу у чувств и детского любопытства, попала в западню и теперь не могу расхлебать эти недетские уже проблемы. И кто в этой ситуации ребёнок, безответственный и инфантильный? Ответ очевиден.
Но Егор. Это же был почти мой Егор. Тот, к кому я хочу каждый миг своей жизни, которому хочу рассказать каждую мелочь. Ах да, как давно я поняла, что чувствую к нему что-то подобное, ведь даже не подавала вида, что мне это надо. Практикант далеко не идеал, далеко не тот, кого я хотела видеть рядом с собой. Если честно, я даже не представляю нас рядом. Мне настолько плохо, когда думаю о нём, что не успеваю даже толком помечтать о нём. Я не представляла никогда его обыденного, его рядом, его мечтательного и домашнего. Того, кто по утрам готовит завтрак, жарит яичницу и спрашивает у сонной меня, жарить помидоры кольцами или я съем их свежими. Того, что в спешке будет чистить зубы в ванной, потому что мои утренние процедуры заняли слишком много времени. Того, кто будет звонить вечером, возвращаясь после работы, и спрашивать, что нужно купить домой. Я безумно хотела этого и не представляла в роли этого человека Егора. Но мне хотелось, чтобы это был он. Лежать у него на коленях головой и слушать рассказы о Наполеоне и Варфоломеевской ночи. А на ночь глядя, когда я попрошу рассказать о Кровавом воскресенье, он укоризненно взглянет, как обычно это делает, и расскажет сказку вместо исторического ужаса. Он не будет рассказывать мне о голодоморе, антисемитизме и расизме. Он не будет рассказывать мне о лихорадках, чуме, оспе, сибирской язве, малярии и туберкулёзе, поразивших целые народы и национальности, до грани вымирания.
Этого не будет.
Егор, которого ты представляла, это не тот человек из реальной жизни. Жестокий, холодный, высокомерный. Садист и моральный урод. Манипулятор и лицемер. Ты не такого человека ждала, Кать, это не твоё. Ты не справишься с ним. Тебе такой не нужен. Он – не твоё. Он сильнее тебя. Он уничтожит тебя.
Да как же ты не понимаешь, что ты умрёшь рядом с ним? Всё, что ты в себе воспитывала, всё доброе, что в тебе есть, хорошее, солнечное, милое, оно просто умрёт рядом с ним. Он будет ослеплять тебя до тех пор, пока ты не потеряешь зрение. Затем будет оглушать своей славой, пока ты не оглохнешь. А после говорить… до смерти. Он лишит тебя радостей жизни. Видишь? Он уже это делает, а ты только способствуешь этому. Очнись. Очнись немедленно. У тебя ещё есть шанс избавиться от этой никому не нужной привязанности. Она не приведёт тебя к будущему. Она похоронит тебя в этом настоящем. Без цветов, могилы и надгробья.
