Я дошла до мужского туалета, где когда-то состоялся разговор с практикантом и решила попробовать сесть на подоконник, как и он сидел. Довольно удобно. И спиной к стеклу можно облокотиться. Вот сижу я тут, в мужском туалете, где мне находиться запрещено. Но безопасно. И то только потому, что в женском – сразу искать будут. А я не хочу видеть никого из одноклассников. Мне стыдно, что я опоздала. Чувствую себя неловко от этого.

Через четверть часа я сидела уже без плаща. Он лежал на сумке, стоявшей рядом на подоконнике. А я повторяла историю, доучивая всё то, что не успела ночью. Но всё равно, сидеть в мужском туалете, куда ещё и преподаватели заходят – слишком опасно. Опомнилась я, только когда услышала голоса в коридоре, приближающиеся к уборной. Схватив в охапку сумку, плащ и конспект, залетела пулей в кабинку и закрылась. Сердце начало ещё сильнее стучать, когда открылась дверь в уборную, и вошло два человека. Судя по голосу, ученики. Кстати, достаточно знакомые голоса. И пока они там о чём-то своём говорили, я старалась утихомирить гул собственного сердца, который раздавался даже в ушах и пульсирующей голове. Лишь бы они только не захотели кабинку открыть. Тогда станет ясно, что их мужские разговоры услышал кто-то ещё. А мне бы очень не хотелось попасться так глупо. Теперь и близко сюда не подойду. Что меня вообще дёрнуло здесь проводить время? «Самое безопасное место». Замечательно.

- …Егор. Ты бы видел, как он смотрел на отличниц, - практикантишку обсуждают? Может, не такие уж и плохие они ребята?

- А что такого? Он же умный, так что на них возлагает надежды, как и все преподы, - рассудительный такой. Может, выйти и познакомиться с ним?

- Да ты чо! Он так отрывается на Болонке, что умора, - усмехнулся. – А она, как собачонка, реальная Болонка, вьётся за ним. Только дурак не заметит, как все тащатся по нему. Даже Абрамова из 11-В.

- Похоже, я многое пропускаю, сидя дома с простудой, - огорчённо говорит. А мне нравится его голос. Интересно, он красивый? Блин, почему тут нет окошка?

- Ага. Ты знаешь Скавронскую? Она тоже из В. Чёрненькая такая.

- Ну?

- Так у них там, то ли мутки какие-то. Короче, никто ничего не знает, но они в открытую флиртуют и вечно срутся, как молодожёны, - не нравится мне этот сплетник в юбке. Я-то думала, что парни обсуждают только своих девушек, а они ещё и…. – Ты бы видел, что было на первом занятии в субботу.

- Что такое? – он спокоен, не реагирует никак. Никакого восторга и радости от обсуждения чужой жизни. Фух. Вздыхаю от облегчения оттого, что не хочу разочаровываться в этом парне: он пока что ведёт себя достойно.

- Ну, короче, Болонка такая злая была. Названивала мне и спрашивала, мол, как я думаю, спят они или нет. Прикинь, ха.

И тут меня окатило ведром ледяной воды. Я как бы понимала, что не должна этого слышать, но раз я в интернете вижу трёп о себе, то туалетные страсти – ничем не отличаются. Болонка. Надо же. Эта серая тухлая курица обо мне распускает слухи и трындит, с кем попало? Вот сука.

Не знаю, каким образом мне удалось высидеть весь их отдых в туалете, вытерпеть их трёп о себе, практиканте и ещё о чём-то там, но я запомню эту парочку не только по голосу. Сплетник курил какую-то гадость, от которой в горле до сих пор стоит ужасный привкус. Вишнёвый, что ли. Напридумывали этих сигарет со всякими ванилями, кофе и вишнями, а теперь стой и нюхай эту гадость. Я тебя найду, сплетник, теперь везде. По запаху.

Как только парни вышли, я тут же покинула свою кабинку, в которой задыхалась уже, и открыла окно, чтобы подышать чистым воздухом. Дверь туалета, конечно, закрыла. И оставалась я тут, пока гарь изо рта не исчезла. За пятнадцать минут до звонка, я с особой осторожностью покинула мужскую уборную и двинулась в сторону своего кабинета. На пути никто не попадался. Только шум доносился из некоторых аудиторий. В целом, я сидела и ждала на стуле звонка в вестибюле. Никого не боялась, никем не интересовалась, ни на кого не смотрела. Как только прозвенел звонок, я подождала, пока выйдет правовичка и вошла без лишних слов. Видеть и разговаривать особо не хотелось. Но, судя по всему, меня решили доставать сегодня.

- Доброе утро, Кать, - Олька, в хорошем расположении духа, подошла к моей парте. – Тебе просили передать, что с тебя доклад по праву. И да, доску надо вытереть, ты не забыла?

Почему её «ты не забыла» так меня раздражает? А, точно, она же, как Ксеня – мечтает о практиканте и одобряет всё то, что он делает или говорит. Кстати, о ней. Кравец молча сидела сзади, не поздоровалась и не шла на контакт никак. Обиделась за правду? Или за то, что я сказала это всё слишком прямо ей? Знаешь, Кравец, я реально сомневаюсь иногда, что у тебя есть мозги, раз ты думала, что я спокойно отнесусь к твоему вранью. А даже если ты и думала переключиться на Костю, так надо было гнуть дальше свою линию, а не тут же сдавать позицию. Слабохарактерная особь ты, Ксюша.

Доску я вытирала всю перемену, и она, мокрая ещё, но была готова к уроку. До предварительного звонка в аудиторию зашёл практикант. Не заметил меня, сидящую на второй парте, и я облегченно вздохнула. Исподлобья наблюдала за тем, как он раскладывает какие-то пособия у себя на столе. Перед глазами был конспект, но иногда, чтобы контролировать ситуацию, я следила за тем, что он делал. Ну, знаете, чтобы не было неожиданностей. И вот так потеряв немного бдительность, увлеклась США и не заметила того, как он выходил из класса и остановился перед первой партой нашего ряда. Не замечала протекающих секунд, когда он уставился на меня, молча, с холодной яростью.

- Скавронская, ты ли это? – я дёрнула рукой, и конспект затрясся. Подняла глаза на него и увидела довольное, очернённое лицо. Его негатив меня взбодрил, и учить перехотелось. – Я думал, ты меня избегаешь.

Говорить такое на весь класс? Он вообще думает о своей репутации или хочет, чтобы толпа уничтожила меня? Тогда его душенька будет спокойна? И я, между прочим, ещё неделю назад решила, что не буду с ним ссориться. А недавно – не буду покупаться на его провокации. С меня довольно и того опыта, что у меня уже сейчас есть. Больше – не надо.

- Прошу прощения, - пауза. Искренний взгляд, немного наивный, но искренний. Он должен поверить, что я прогнулась под него, и не желаю разводить срач. – Если вас так сильно задело моё отсутствие, то прошу прощения.

Шах и мат. Я слышала, как перестали разговаривать Ксеня и Лара, сидящие сзади. Я видела, как обернулась к нам Женя, Оля и Костя. Я чувствовала, как все сейчас уставились на меня и историка. Немое кино. Правда, ребята всё ещё пытались сделать вид, что наш разговор им не так интересен. А самое главное, у Егора Дмитрича не было никаких эмоций. Он не посерел, не удивился, не разозлился. И я заметила такую тенденцию: если реакции нет, то такой ответ его устраивает. Едва он вышел, мне сам Бог велел читать конспект дальше, потому что спросит же. Или устроит опять какую-нибудь проверку знаний.

Ксеню вызвали первой. Она отвечала неплохо, периодически подстраивая тезисы в конспекте, называла даты и составляла те самые логические цепочки, которым я её учила раньше. Вопросы от ребят, вопросы от Егора – ответила почти правильно, и получила свою четвёрку. Конечно, это лучше, чем та тройка, ещё с самого первого занятия, но для отличницы вроде неё – весьма сомнительная вещь. Я сидела не на иголках: во мне вообще ничего чувственного не осталось. Обычный урок у обычного преподавателя. Обычная подготовка и обычная схема ответа. Чем этот преподаватель отличается от других? Да ничем. Он преподаватель, а все его личностные заслуги и характеристики меня не должны интересовать.

- Скавронская, что-то я давно не слышал тебя, - остановил взгляд на моей фамилии в журнале. – Давай-ка к доске. Расскажи нам про внешнюю политику Соединённых Штатов перед Второй Мировой.

«Вы меня никогда не слышали, Егор Дмитрич». Нечего лгать ни себе, ни мне, ни ребятам.

Я была в меру уверенна, ведь этот вопрос читала как раз в туалете, перед приходом тех двоих. Встала за кафедрой, положила конспект на поверхность, открыла нужную страницу, сфокусировала взгляд на первой дате и тезе. Толпа. На меня смотрела толпа. Эти люди, которые говорят обо мне за спиной. Стоя перед ними, как на паперти, я чувствовала негодование. Жгучее, сильное негодование. Несправедливость судьбы меня взбесила до жути. Я бы сказала, что она меня почти поглотила, потому что издать хоть один звук было невозможно. С каких пор начались эти тряски перед лицом людей? У меня ведь никогда не было проблем с поведением на публике. Ладно, некогда выяснять причины. Начала – доведи дело до конца.