- Я сейчас не в городе, - он будто осёкся на какого-то человека, проходящего по улице, - переночую здесь, а с утра вернусь.

- Во сколько мне подъехать к больнице? – я слушала звуки хрустящего снега под его ногами, звуки проезжающих мимо машин и лёгкий свист ветра.

- Мы не работаем завтра. Рождество же, - потерялась в датах с этими каникулами и собственными переживаниями. – Я заеду за тобой около часа.

- Мне взять что-то вкусное? Ты любишь слойки с вишнями? – и накормить – это первое и единственное, что я смогла придумать в качестве благодарности.

- Люблю, но я по пути заеду за продуктами. Надо же будет рождественский ужин приготовить, - он снова отвлёкся, - или просто ужин хотя бы.

- Может, поужинаешь у нас тогда? Всё равно дома гости, и если придёт кто-то ещё – ущерба особого не будет, - десять человек нас и ещё плюс Ярослав. Одиннадцать ртов – пожалуй, я бы помогла маме, но там уже тётя Настя с Варей на подхвате. Надо будет только предупредить, что у нас ещё гости будут.

- Я не хочу обременять никого, - он подавлен, слышу. И во мне от такой интонации рождается маленький протест.

- Ярослав – ты мой друг. У тебя что-то случилось, и я не оставлю тебя одного. Поэтому либо ты ужинаешь с нами, либо я ужинаю с тобой, - что-то меня занесло. Надо переставать играть в эти игры – становлюсь слишком спонтанной и неуправляемой. А это тебе, между прочим, не миссия по захвату вражеской точки обзора. Тут надо думать головой прежде, чем делать. А не «о, было бы круто ту вышку взять – оттуда снять столько врагов можно будет».

Он согласился и положил трубку. А я, довольная и совсем забывшая, что завтра праздничный ужин, решила не играть, не читать, не слушать музыку, а выйти прогуляться. Телефон снова зазвонил, но брать его с собой я не стала. На улице хорошо, а моим мыслям надо проветриться. Безо всяких там гаджетов и чужих напутствий в виде песенных текстов. Укутавшись так, чтобы не замерзнуть после десяти минут прогулки, я вышла из квартиры. В подъезде было тепло и пахло чем-то вкусным. Какой-то выпечкой. Этажом ниже пахло, насколько я могла различить, голубцами. А ещё ниже – снегом. Кто-то приоткрыл окно, чтобы запахи улетучивались и не задерживались в пределах лестничной клетки. И правильно.

Без снега и ветра – сегодня удивительно спокойная погода. Мягкий покров белизны, пушистые ветви и чистое, как лист бумаги, небо. Знаете, за что я люблю зиму? Не за Новый год или Рождество. Не за день Рождения. И даже не за каникулы. Как бы плохо, как бы хорошо – в общем, как бы тебе ни было сейчас – выходя на улицу в любую погоду, метель, вьюгу или такой вот штиль, тебе станет легко. Зима дарила ту свободу, которую ценит каждая птица. Но каждая птица мечтает иметь еду, питье и жилье, которые зима не может предоставить. Свобода от всего не гарантирует тебе безопасности даже – понятно, почему все бегут от зимы, почему её не любят. Морозы – с каких пор морозы стали отговоркой? С каких пор красный нос и лёгкое покалывание в пальцах – это ужас, летящий на крыльях ночи? Предрассудки. Зима даёт свободу, а ни один человек не хочет быть свободным до конца. Все зависимы. От мыслей, страстей или денег. Или от всего сразу.

Я блуждала по окрестностям, в жилом массиве, всматриваясь в окна, где мигали ёлочные огни, вслушиваясь в шум телевизора и людские голоса, льнувшие через приоткрытые форточки, наслаждаясь каждым мигом, каждым видом, каждым звуком, которым пьянила меня эта свобода. Не каждый может сказать, что он доволен тем, что родился тогда, когда родился. Кому-то просто выгодно справлять дни рождения летом, когда нет достающих одноклассников. Или осенью, когда подарки дарят ещё и в школе. Или весной, когда все вокруг такие добрые и немного возбуждённые. Я горжусь тем, что родилась зимой. Ни один человек в моей жизни не мог мне сказать, почему он гордится таким. Ни один не задумывался над этим.

Во мне слишком много противоречий, слишком много спеси, чтобы не любить такую свободную и царственную зиму.

Она ведь властная, алчная и корыстная. Она наводит порядок так, где разбаловало лето и чему потакает осень. Зима управляет и смешивает карты, а затем раскладывает их по порядку, словно и не было у неё никакого умысла что-то скрыть. А скрывать она может многое. Легче лёгкого замутить людям глаза своей белизной, быть чистой и сияющей, а при этом провернуть какое-то опасненькое дельце. О, уверена, зима – та ещё проказница.

Мысли улетучивались всё дальше и дальше, материализуя и очеловечивая образ поры года. Я искала всё больше и больше сходства между нами. Как ни странно, находила и гордилась этим. Мне льстило надевать на себя корону и примерять облик Снежной Королевы. Признаюсь, в сказке Андерсена она, негативный персонаж, не вызывает сочувствия или сострадания, но как ярко выглядит этот образ! Однажды в садике я была Снежной Королевой. Вместо снежинки, лисички, какой-то белочки или примитивной снегурочки я была Королевой. Возможно, именно с тех пор началось развитие моего высокомерия.

- Катя?

Я не заметила её. Кравец шла мне навстречу и тоже, очевидно, была погружена в свои мысли. Видеть её сейчас совершенно не хотелось, но не бежать же прочь прямо посреди дороги!

- О, привет, - изобрази удивление. Да-да, вот так. И скажи что-то разряжающее обстановку: – Сегодня погода такая классная. Тоже не сиделось дома?

Она кивнула и быстрее засеменила ко мне. Дорожка, по которой я шла, была непротоптанной – пришлось оставлять глубокие следы, чтобы пройти. Зато Ксеня шла ещё по расчищенному тротуару, но тоже собиралась свернуть с него на эту тропу. Мы раньше частенько с ней гуляли вокруг домов неподалёку от наших собственных, а по этой плиточной дорожке ходили чаще всего. Она пролегала между двух девятиэтажек, вдоль качелей и горок детской игровой площадки.

- Как каникулы? Ты не брала трубку, - она шла впереди, опуская ноги в высоких сапогах на плоской подошве в мои собственные оставленные следы. Иногда теряла равновесие и осыпала снег вокруг отверстий.

- Мы уезжали из города, - это правда, - поэтому я телефон оставила дома, - а это враньё. – Не хотела, чтобы кто-то мешал.

- Мне казалось, я видела Варю недавно, - она наверняка морщит своё лицо от воспоминаний.

- Мы ездили с братьями только. Навели порядок в дедушкином доме, жарили мясо, отметили Новый год, так сказать. Да и по лесу побродили – там сейчас ужасно красиво, - воспоминания нахлынули на меня, и я снова растекалась в бесконечной любви к этому холоду, к этой свободе, к простору для мыслей, идей и эмоций.

Меня тогда обжигали слёзы. Когда я выбралась в одиночку рано утром и пошла в лес. Я лежала навзничь, сморщенным комком грязи, на этом чистом и прекрасном снегу. Меня душили собственные затихшие всхлипы. Первая ночь, проведённая тут в этом году, выдалась очень неспокойной. Я никак не могла заснуть. Мёрзла, словно меня бил озноб. А потом бросало в жар, словно в моей комнате раскалённая печь. Идеально стало только утром, когда начало светать. Это был единственный раз, когда меня трусило и разрывало. После ночи на первое число, когда мы пришли домой, я слишком разбитой чувствовала себя. Эмоции, словно гной, выходили слишком медленно. У меня не хватало сил на экспрессию и взрыв, после которого бы полегчало. После уборки и ужина, после разговоров, голова разрывалась на куски. Ярослав со своей болью. Пётр с Германией. Мне так хотелось попасть в кабинет дедушки, ныне отцовский, но мы там ещё не убрали. Слишком пыльно и грязно. И плевать, что книги там, рукописи, какие-то дневники и карты принадлежат ещё деду. Меня прочили преемницей мужской линии Скавронских, справедливых, чертовски умных и невероятно сильных духом. Но какой тут дух, если я сейчас не могу даже собственные эмоции выразить.

Утром, когда стало бесполезно лежать в постели и пытаться уснуть, после двухчасовой дрёмы, я оделась и выбралась на улицу. Зима лечила. Зима восстанавливала. Зима просто охлаждала мои собственные разгоряченные мысли, как анестетик. Я брела по заблудшим под снегом тропинкам по памяти. Я столько раз тут бывала! Каждый поворот, каждый уступ, каждый камушек – я знала здесь всё. Без преувеличения. И зимой, когда эти знания спрятаны от глаз под толстым слоем снежинок – поверьте, я не настолько не дружу с памятью, чтобы не рискнуть.