— Чистоту навела, — похвасталась Кира. — Даже в ванной по всем углам пылесосом прошлась. Ты давно сидишь?

— Минут пятнадцать. Международный фельетон прочитал. И как два чудака решили на велосипедах земной шар объехать.

— А как же через моря поедут? — удивилась Кира.

— Не знаю… У тебя красивые волосы, — сказал я. — И платье очень красивое.

Она немножко смутилась.

— Обыкновенное. Самый простой фасон… Посидим минуточку здесь? — Кира уселась рядом и посмотрела на мой балкон. — Все крутится. Я утром проснусь, глаза открою, посмотрю на балкон, на вертушку, и петь хочется. Ты поешь?

— Вообще, неважно. Медведь на ухо сел.

— Не сел, — засмеялась Кира, — лапой наступил.

— А платье мне все равно нравится. — Я потрогал красную оборку на колене. — Хорошо подходит — серое и красное.

Кира обтянула на коленях платье и сказала:

— Чего в нем особенного… Вот тут одна девочка приехала — на ней действительно — платье! Вся спина открыта… Ты слышал об этой девочке?

— Даже видел.

— Правда, красивая? — чуть вздохнув, сказала Кира.

— Красивая.

— А ты знаешь, что она под вашей квартирой живет?

— Знаю, — ответил я и, посмотрев на балкон, расположенный ниже нашего, вдруг поразился: — Как интересно! — тронул я Киру за руку. — Гляди: она в самом центре живет. Шесть подъездов — справа, шесть — слева, четыре этажа сверху, четыре — снизу.

— В самом деле, — сказала Кира и, кажется, немного с завистью добавила: — Только приехала, и уже — в самом центре… Ты не видел, как твой лучший друг Леша на велосипеде ездил, вон там по дорожке? Я так смеялась! Лег на руль, ноги вперед, а руками педали крутит.

— Во, циркач! — поразился я. — А ты удивляешься, как они по морю поедут. Да Лешка по океану, на гребешке волны, хоть в саму Африку укатит!

— А другой мальчишка на руках ходил, — сказала Кира. — Идет, и еще ногу об ногу чешет. Никогда таких концертов не устраивали… А знаешь, почему это представление затеяли? — Кира выжидательно посмотрела на меня.

— Чего же не подурачиться, — сказал я. — Каникулы, отдыхаем.

— Нет, — помотала Кира головой. — Это они для нее старались. Тани новенькой. Она стояла на балконе и смотрела на них.

— Не видел, — сказал я. — Опять с мамой в сад ездил.

— Она очень красивая девочка, — повторила Кира и снова вздохнула: — И как раз почему-то живет под вашей квартирой…

О новой девочке и ее необыкновенной внешности разговоры шли не только среди ребят и девчонок двора, но и сами взрослые не остались к этому равнодушны. По крайней мере, у моих родителей даже небольшой спор вышел.

Отец уверял, что теперь во дворе может вспыхнуть вражда между мальчишками.

— По себе помню, — сказал он. — В восьмом классе была у нас Жанна Райская. Будто по ней фамилия. Девочка, ну просто конфетка! Всем улыбалась, глазки строила, на свидания соглашалась и сама назначала. Что началось! Ребята вконец перессорились. Драки были.

— Любопытно, — иронически сказала мама, — новая страничка в твоей биографии. Ты, естественно, тоже украшал чьи-нибудь физиономии фонарями и шишками!

— Представь себе! — с удовольствием сказал отец. — Правда, однажды и мне навесили этих елочных погремушек. Неделю в школу не ходил. Директор потом потребовал, чтобы родители Жанны каждый день встречали ее у школы и отводили домой. Слава богу, что в девятом классе она с нами не училась. Отец ее был военным, и его куда-то перевели в другое место.

— Совершенно нетипичная история, — сказала мама. — Ты же помнишь Оленьку Телешову с физмата? Разумеется, помнишь! Прелесть — какое лицо, фигурка!

— Ну, это на чей вкус, — заметил отец.

— Перестань! По-моему, и ты был в нее тайно влюблен.

— Это, Зинуля, твои домыслы.

— Хорошо, пусть, — согласилась мама. — Не о том речь. Ведь никаких мужских распрей и поединков вокруг нее не было. И замуж вышла за простого, очень скромного человека. Младшим научным сотрудником в НИИ работал.

— Все дело в том, — попытался сформулировать отец, — как прекрасная представительница прекрасного пола ведет себя.

— Тут я совершенно согласна, — сказала мама. — Она, как дирижер в оркестре. Понимает, слышит — и музыка есть, все хорошо звучит. А станет без толку махать палочкой — и музыки не будет, все собьются, перессорятся.

— Сравнение не из лучших, — философски заметил отец, — но принять можно. Умная, красивая женщина — она как солнышко, всем в ее лучах тепло и отрадно. Солнышко одновременно для всех и ничье…

Мне, конечно, интересно было слушать этот разговор. А отец в моих глазах сразу как-то даже возвысился: оказывается, из-за девчонки в школе дрался. А я-то думал: он паинькой был и на одни пятерки учился.

Интересно, а как же поведет себя эта новенькая Таня? Что за дирижер будет из нее? Неужели правда, перессорятся ребята? Смотри-ка вот, Лешке улыбнулась, да так говорит, весело, будто знакомому, а на меня, пожалуйста, — ноль внимания! Конечно, мне и не нужно вовсе, чтоб улыбалась, но обидно как-то. Что уж я такой урод! И Кира какая-то грустная стала. Может, опасается, как бы я тоже не стал перед Таней на руках ходить или фокусы какие на велосипеде выделывать, как Лешка?

Да, что-то будет, подумал я. А если бы Лешке еще заменить сломанный зуб…

Однако уже на другой день я понял, что «дирижер» с бронзовой спиной в «музыке», кажется, разбирается. Палочку, во всяком случае, держит крепко. Я-то, по словам Лешки, думал, что красивая Таня изо всех ребят его выделила, курчавым цыганским чубом прельстилась да фигурой его атлетической — нет, ничего подобного.

Таня сидела в своем удивительном сарафане на лавочке вместе с другими девчонками у нашего шестого подъезда и белыми зубками грызла семечки. А ребята, то и дело поглядывая на нее, опять устроили представление. Игорь откуда-то принес ходули и метровыми шагами вымахивал по дорожкам, даже пританцовывать пытался. Гвоздик (это он на руках ходил и ногу об ногу почесывал) теперь еще забавней придумал цирковой трюк: взял по чурбачку, вскочил на стол для пинг-понга, встал на руки и теми чурбачками — бух! бух! по столу, тоже какую-то музыку изображает. Здорово получалось! Девчонки даже хлопали. И сильнее всех — Таня.

А у Лешки номер с велосипедом не получился. Прилаживался, прилаживался вместо рук ногами рулить, да не удержался — завалился на газон. Ясно: девчонки за это аплодировать не стали. Захихикали негромко. Тогда Лешка, я думаю, обиду на Гвоздика затаил. Поспорили они, кто больше на одной ноге присядет. Тут Гвоздик и оплошал.

— Ребята! — закричал Лешка. — Вы свидетелями были! Теперь пусть везет меня до газона!

— Садись, — сказал Гвоздик.

— На коленки становись!

— А мы же так не уговаривались, — нахмурился Гвоздик. — На закорках понесу.

— Нет, — потребовал Лешка, — на колени!

— Нет, — покраснел Гвоздик, — не встану!

— Ну ладно, — согласился Лешка. — Вези так. Но с кнутиком! — Он вытащил из штанов ремень и забрался на спину худенького Гвоздика.

Пока Гвоздик нес его до газона, Лешка то и дело хлестал его ремешком и прикрикивал:

— Но-о, Саврасушка! Но-о, милый!

Смотреть на это, по правде сказать, было не очень весело.

Вот тут Таня и показала, что буйный цыганский чуб Лешки цены для нее никакой не имеет. Ребята не слышали, но девчонкам она будто бы так и сказала: «У него что, не все дома? Он что, придурок?»

И все — померкла Лешкина звезда. Герой превратился в ничто.

Но самое удивительное: Лешка не взъерепенился, никому не пытался мстить. Он просто сник, с неделю ходил как в воду опущенный. Он покорно ждал, когда Таня наконец смилостивится и снова улыбнется ему.

Скрывать не стану: Таня за это мне понравилась. Какой ни друг Лешка, но восхищаться тем, как он измывался над Гвоздиком, я не мог. Пусть и не так понял Гвоздик уговор, только все равно требовать, чтобы он становился на колени и вез его, Лешка не имел права.

И Кира, когда узнала эту историю, тоже сказала, что Таня молодец.