Резко сжав плечо Гарри, мужчина сжал в кулаке волосы на затылке и почти прорычал ему в губы:
— Замри.
Молодой человек неловко застыл. Он очень хотел, чтобы Северус взял его, взял на этом кресле на себе или поставив его одним коленом на сиденье и положив грудью на мягкую спинку, а потом иначе: ткнув лицом в жёсткую поверхность стола, не нежничая, чтобы юноша почувствовал, как сжимает горло ремень, а волосы — холодная рука.
— Наказание, Поттер, — резко произнес Северус и, крепко сжав бедра юноши, заставил того приподняться и соскользнуть с члена. Медленно вдохнув и выдохнув, мужчина спокойно взял стакан и принялся цедить коньяк, намеренно не обращая на любовника никакого внимания. Видит небо, он был терпелив и закрыл глаза не на один промах.
Молодой человек на минуту закрыл глаза. Ему хотелось скулить и просить прощения, хотелось чтобы Северус снова прикоснулся к нему, но мужчина мучил его, совершенно равнодушный и к собственному возбуждению и к состоянию партнёра.
— Простите, Господин, — юноша чувствовал, как жалко дрожит его голос.
Бросив на дрожащего от возбуждения любовника заинтересованный взгляд, зельевар сделал еще один глоток — он и сам был почти на пределе, ожидание сводило с ума, но эта игра нужна Гарри, ему, их альянсу — и просто так мужчина не отступит. Поэтому еще раз, как можно незаметнее, вздохнув, спокойно спросил:
— За что?
Юноша озадачился. Действительно, за что Северус наказал его? Затуманенное сознание с трудом выдавало последние воспоминания, но, наконец, Гарри сообразил.
— Я был непочтителен с Вами, Господин.
Улыбнувшись краем губ, Северус отставил бокал и даже ободряюще погладил партнера по бедру.
— Исправься, — он понизил голос до хриплого шепота, — и я возьму тебя так, как ты желаешь: сильно и глубоко.
— Господин, я умоляю Вас трахнуть меня, — юноша закусил губу и с надеждой посмотрел на партнёра.
— Хорошо, Гарри, очень хорошо, — пробормотал Северус, подаваясь вперед и целуя желанные губы. Поднявшись и придержав за талию любовника, у которого, похоже, подкашивались ноги, маг удержал его за подбородок и, на мгновение теряя маску, с тревогой заглянул в почти больные от страсти глаза. — Все в порядке?
— О, да-а, — простонал тот в ответ.
— Отлично, — запечатлев на губах любовника короткий поцелуй, он повернул его лицом к креслу и положил руки на бедра. — Обопрись, как тебе удобно, и расставь ноги.
Гарри выполнил пожелание партнёра и с предвкушением ждал, как тот коснётся его.
Медленно проведя ладонью по спине юноши, вдоль позвоночника, Северус наклонился вперед, тесно прижимаясь к разгоряченной коже грудью, и подцепил пальцами брошенный на подлокотнике ремень. Накинув его на шею партнера, Северус выпрямился, потянув кожаные края пояса на себя, и медленно вошел в жаждущее тело.
— Да, — выдохнул Гарри с последней порцией воздуха из лёгких и сильнее вцепился в спинку. Прогнувшись в спине, он хотел податься навстречу партнёру, но тот сжал его бедро сильнее и, намотав хвост ремня на кулак, оставил без дыхания.
Замерев и проведя по ягодице, а затем и по паху мимолетной лаской, мужчина аккуратно стянул с члена любовника ленту и отбросил кусочек материи в сторону. Возобновив движения, зельевар стал вбиваться в Гарри сильнее и резче.
— Не сдерживайся, кричи для меня.
Гарри хотел, но чувствовал, что не может выдавить из себя ни звука. Казалось, сознание расплылось: он перестал чётко воспринимать реальность, любые шумы доносились, как сквозь слой воды, а тело прошивали судороги. Он был так близок к оргазму, что с силой впился ногтями в шею, пытаясь в физическом действии высвободить собственные эмоции.
Продолжая вторгаться в тело партнера, Северус резко отвел руку Гарри, чтобы тот ненароком не повредил себе. Он чувствовал, что приближается к черте, к гребаной точке невозврата — их обоюдные движения стали хаотично-быстрыми, дыхание срывалось на хрипы.
Ремень, издав хлесткий звук, упал в ноги, и мужчина ближе прижал к себе юношу, чувствуя, как сумасшедшее биение его сердца отдается в каждой клетке тела. Прикусив нежную кожу на загривке, Северус сделал еще несколько сильных рывков и замер, содрогаясь от лавины вторгшихся в него ощущений.
Сладость, вспыхнувшая сначала внутри него, а затем и другая, излившаяся капельками спермы, стёрли последние остатки разумных мыслей. Тяжело осев на сиденье, Гарри чувствовал только крупную дрожь, сотрясавшую всё тело, да тонкий звон в ушах.
Смахнув влажные пряди с лица, Северус встал коленом на кресло и наклонился к любовнику, тревожно приобняв его за плечи.
— Как ты себя чувствуешь?
Гарри хватило только на то, чтобы промычать что-то утвердительное. Он был ещё внутри своих переживаний и не хотел покидать этот уютный кокон.
Призвав палочку, зельевар пробормотал диагностирующее заклинание и, не найдя в состоянии любовника ничего опасного, трансфигурировал (в который раз за вечер) из чистого листа на столе простыню. Применив очищающие чары, маг укрыл дрожащего Гарри, понимая, что тот вряд ли в состоянии поддерживать разговор. Смутившись несвойственного ему проявления заботы, Северус окинул глазами кабинет, собираясь вручную устранить небольшой беспорядок, учиненный ими, и заодно поразмыслить над произошедшим.
***
Они сидели в допросной почти час — Кингсли отправил патронуса и предупредил, что возникли временные сложности с заключенным — однако Гарри все равно захотел прийти в назначенное время и, как бы ни были логичны протесты Северуса, прекрасно помнившего состояние партнера два дня назад, отказался провести эти пару часов на работе. Бросая взгляды на отрешенного любовника (тот не проронил ни слова с тех пор, как они зашли в помещение), мужчина мысленно сетовал, что не подлил в его чай снотворного. Такой Гарри вызывал… опасения, в основном за его психологическое здоровье.
— Знаешь, — Гарри чувствовал взгляд партнёра, но не оборачивался. — Мне обидно, что это оказался именно он.
— Ты предпочел, чтобы это все-таки был Франсуа? — Северус приподнял бровь, в принципе, он и не сомневался в вине Персиваля — люди такого типа не склонны меняться.
— О, нет, что ты, — Гарри покачал головой. — Я имею в виду, что я не люблю разочаровываться в людях. До последнего хочу верить, что… Сам помнишь, скольких ты уволил. Да, он зануда, и его многие не любили, но в нём было так много хорошего. Обидно, что он отказался от этого. Обидно, что все оказались правы в своей нелюбви или даже стали причиной. Откровенное зло встречается так редко и даже оно чаще всего имеет причины и объяснение. Дамблдор помнил себя и давал другим шансы — не один, а много, и я видел в этом правильный путь, хоть и не идеальный. Жаль, что это ни к чему не привело. Мне жаль, что Перси… Мне жаль, что я бы всё равно ничего не смог бы сделать. Я не любил, это нельзя вызвать в себе по необходимости, даже если человек этого заслуживает.
— Я понимаю, — задумчиво кивнул зельевар. — И хотя сам не раз испытывал подобные чувства в отношении… довольно близкого человека, говорю тебе то, к чему пришел сам: жалость — чувство плохо контролируемое, но почти всегда иррациональное. В нашем случае — ты понимаешь, что не виноват, но жалеешь, что как-то не изменил итог ситуации, ведь это было в твоих силах. Но нет, в конце концов все пришло бы к такому же результату. Что более вероятно — к еще более худшему.
— Мне горько, — просто ответил юноша.
В этот момент дверь, щёлкнув, растворилась — ввели Перси. Кингсли в этот раз не было, и немудрено: министр довольно занятой человек. Дежурный аврор проверил их бланки посетителей и, предупредив, что в их распоряжении час официально и три — фактически, вышел.
Ободряюще сжав под столом руку юноши, Северус холодным презрительным взглядом окинул осунувшегося Уизли.
Рыжеволосый мужчина опустился на стул с непроницаемым выражением лица и исподтишка бросил взгляд на Гарри.
— Мистер Уизли, Вы приняли Веритасерум?
— Да, — спокойно ответил тот, бросая ещё один взгляд на гриффиндорца.