— Так точно! — гаркнул Иванов так, что задремавший было начштаба подпрыгнул на стуле.

— Разрешите уточнить, — вклинился в разговор Вяземский. — Если я правильно понял, если Знамя мы не найдем, остальные задания можно будет опустить?

— Ну, это уж на ваше усмотрение, — пошутил особист, — придете без знамени — все равно расстреляем за невыполнение боевого приказа. Кругом — марш, исполнять приказ!

Как только солнечный диск скрылся за верхушками обступающего деревушку леса, четверка по-пластунски проникла под сень деревьев. Собравшись у комля вывернутой бурей сосны, они начали обсуждать задание. Первым, по старшинству, выступил Вяземский.

— Лагерь этот, пионерский, наверняка коммуняки разместили в районе моего охотничьего домика. Тут по прямой километров девять будет, места глухие, дорог с этой стороны нету, так что ежели трусцой, то за час добежать можно. Так что ноги в руки — и поканали побыстрому! Раньше сядешь — раньше выйдешь, ну чего, рвем?

— Знаете, уважаемый Викентий Апполинариевич, — вступил в дискуссию Петров, я безусловно уважаю Ваш опыт в проведении боевых операций, однако, поскольку имеются некоторые шансы натолкнуться на вражеских солдат, целесообразным представляется предпринять меры по маскировке. Вот тут кусты густые рядом, и прежде чем, как вы выражаетесь, «рвать», не стоит ли использовать ветви и листья для укрытия отблескивающих элементов оружия?

— По делу бакланишь, — задумчиво ответил Вяземский. И рожи грязью залепим, тогда немцы вообще хрен нас заметят.

Иванов тем временем уже рубил ветви густого ракитника, а боцман сноровисто обвязывал оружие вязанками свежего хвороста. Через пару минут, макнув морды в грязь, разведчики стали совершенно невидимыми на фоне сгущающихся лесных сумерек, и попрыгав для проверки, не звенит ли чего, цепочкой побежали вслед за Вяземским в гущу леса.

Через сорок минут Вяземский вскинул руку и цепочка остановилась. Впереди, сквозь гущу леса, ярко светились окна. — Это моя охотничья избушка, — пояснил граф. — Стоит, как стояла. Дед еще мой строил, на века.

При внимательном рассмотрении места предстоящей операции выяснилось, что с момента отбытия молодого графа Вяземского на фронты I-й мировой к строениям добавились два дощатых сортира, два столба, долженствующих изображать ворота, с полотнищем между ними, на котором было написано «Пионерский лагерь имени завода имени Красного партизана». Вокруг избушки, в которой пионеры разместили штаб, клуб и комнату-читальню, в свете луны виднелось десяток проплешин от стоявших ранее палаток.

Вдруг дверь избы открылась и на крыльцо буквально вывалился пьяный оккупант. Фашист старался держаться вертикально, придерживаясь одной рукой за косяк. В тишине леса неожиданно раздался журчащий звук. Немец недовольно прокричал что-то внутрь избы, немного постоял еще, покачиваясь, и скрылся в глубине избы.

— «Какой идиот скинул половик с крыльца?» — перевел Перов, — «я его нечаянно описал! Теперь придется в избу с грязными сапогами входить, придурки».

— Сколько их там? — вполголоса спросил Иванов.

— А хрен его знает! — ответил Сидоров.

— Ну ты козел, разорался, как в море! — одернул боцмана граф. Сейчас подойдем к окну и посмотрим. А там — по обстоятельствам, знамя наверняка в штабе висело.

Но, подкравшись к избе, Иванов неожиданно обнаружил, что для получения знамени проникать в избу не обязательно. Знаменем оказался тот самый половик, о котором говорил давешний немец.

Он схватил его, и, прижимая к груди, отошел на исходные позиции. Вкратце объяснив столь удачное стечение обстоятельств, он предложил направить силы коллектива на выполнение следующей задачи. Однако неожиданно боцман высказал иную точку зрения.

— Они осквернили Красное Знамя! Нет прощения мерзавцам!

И с этими словами он ринулся в избу. Через минуту вышел, улыбаясь во весь рот.

— Товарищ лейтенант, разрешите доложить. Осквернители наказаны, а попутно выполнено и третье поручение. Вот, ловите, — и выдернул из-за косяка безжизненное офицерское тело. — Он живой, только пьян в зюзю, да еще я его по балде приложил слегонца, — довольно пояснил он. — Так что осталось только со станцией разобраться, и можно домой баюшки.

— Баюшки ему! — возмутился Иванов, — а если бы они отстреливаться начали?

— Они и начали, — сказал Петров странным голосом, — только недолго стреляли…

— Узловая станция тут только одна, — прервал препирательства Вяземский. — Называется «Узловая», отсюда верст пять ходу будет. Ну а раз ты такой козел, что раньше времени «языка» взял, то ты его и тащи! — добавил он, повернувшись в боцману.

— А я что? Я потащу! — ответил боцман, и цепочка разведчиков привычной трусцой направилась вслед за графом по еле приметной тропинке в сторону станции.

Однако не прошло и пяти минут, как Вяземский вновь предостерегающе поднял руку. В ночной тьме перед ними возникли темные силуэты станционных складов, вагонов, цистерн и водокачек.

— Похоже, ваше благородие, что запамятовали актуальную диспозицию объектов — не преминул съехидничать Петров.

— Сам козел, — отмахнулся граф, — где станция, я и сейчас знаю, версты три осталось по прямой. А тут что-то не так, зуб даю!

Приблизившись поближе, Вяземский довольно засмеялся.

— Вяземских хрен проведешь на мякине! Глянь, лейтенант, сараи-то картонные! И водокачка, и вагоны! Вот немчура дает! Ну а авиация, раз работает по школьным картам, и промахивается на три версты. А картон немцы наверняка с нашей же картонажной фабрики воруют, гадом буду!

— А где же настоящая «Узловая»? Почему ее-то не бомбят? — спросил Иванов.

— Ну сейчас добежим и посмотрим, недалеко осталось, — предложил Сидоров.

— Вы бегите, а тут подожду, — сказал Петров.

— Вот уж хрен тебе в сумку, все на скок, и ты тоже — отрезал Вяземский. Петров, что-то недовольно бурча, встал на привычное место в цепочке.

Через десять минут разведчики достигли большого поля, уставленного огромными стогами сена.

— Ну и где тут станция? — начал было Петров, — но неожиданно ближайший к ним стог свистнул и, громыхая колесами на стрелках, быстро стал удаляться.

— Все понятно, бомбить надо поле с сеном, подвел итог разведке Иванов, а теперь — быстренько все домой!

— Не, ребята, домой вы уже без меня побежите, — неожиданно сказал Петров неожиданно тихим голосом. — Когда это нехороший человек боцман немцам за честь обоссанную мстил, словил я пару-тройку пуль из шмайсера. В грудь словил, и теперь я больше не жилец. Так что прощайте, ребята, не поминайте лихом, — закончил Петров, и голова его безжизненно свалилась на грудь.

— Разведка своих не бросает, мы тебя вытащим и в госпиталь доставим, там тебя в лучшем виде подлатают, лучше нового будешь! — уверенным голосом сказал Иванов. — Так, Вяземский, ведите нас по кратчайшей дороге, а ты, Сидоров, бери Петрова и за ним! А я сзади прикрывать буду, если что.

Небо стремительно светлело, и начштаба дивизии, до боли в глазах всматривающийся в предрассветный лес из окопа передового охранения, плюнул и выругался: — Опять не дошли!

— Да нет, взрывов вроде не было, — ответил ему неуверенным голосом кто-то из бойцов.

Неожиданно чуть ли ни на голову подполковнику с бруствера буквально свалился капитан Вяземский. За ним — боцман Сидоров, держащий в одной руке немецкого офицера, а в другой — тело Петрова в красной от крови гимнастерке. И последним в окоп элегантно спрыгнул Иванов. Увидев подполковника, он непринужденно перешел на строевой шаг, остановился строго по уставу, и залихватски отдав честь, доложил:

— Разрешите доложить, товарищ подполковник, задание выполнено. Все три. При выполнении задания легко ранен рядовой Петров семнадцатью проникающими ранениями в грудь. Потерь среди личного состава не имеется.