— Допросить фашиста сможешь?
— Попробуем, гражданин начальник.
Повернувшись к приходящему в сознание немцу, Петров разразился длинной витиеватой фразой. Выслушав ответ, продолжил — Немец отвечать готов, гражданин майор. Чего спрашивать-то?
— Ты это… в избу его заведи. И сам зайди — чего на крыльце-то допрашивать? — заметил майор. — А вы с боцманом — повернулся майор к Иванову, — идите в баню. Там, в бане, доложите о прибытии капитану Еремину, пусть временно зачислит в часть. Все равно здесь других наших частей нету, ни пограничных, ни морских. А личного состава и так некомплект. Послужите пока здесь, а там — разберемся.
В бане за домом Иванов с Сидоровым нашли молоденького белобрысого парнишку, который назвался капитаном Ереминым. Еремин быстро обрисовал текущее положение — немцы справа и слева километрах в трех, однако между нами и немцами — сплошное болото, так что если дорогами — то минимум тридцать верст будет, поэтому здесь довольно тихо. Сзади, в тылу, сразу за околицей — мост, который надо охранять, и поэтому артиллерийский батальон сюда и направлен. Однако мост уже успел сгореть, и пушки батальонные остались на том берегу, а на этом — только штаб батальона и рота связи. Командованию о разрушении моста доложено, и батальон ждет нового приказа. Полуторки в деревне давно стоят, поломаны, бензина нет, танк приехал нынче утром из леса с тремя танкистами, двумя снарядами и одним литром бензина, так что ловить тут больше нечего и надо готовиться всем тут полечь как один. Потому что кроме пушек на том берегу на вооружении батальона два десятка винтовок и десяток пистолетов ТТ. И именной наган майора Копылова. На тридцать человек личного состава, оставшегося в строю.
Обрисовка обстановки заняла не более пяти минут и прервалась майором, вбежавшим в баню с раскрасневшимся лицом.
— Так, капитан. Получен приказ — связисты не подвели, связались со штабом полка. Так как у нас первый пленный фельдфебель на участке нашей армии, велено немедленно доставить его в штаб армии. Так как здесь охранять больше нечего и нечем, доставлять будем под охраной всего батальона. При отсутствии местного населения эвакуировать гражданских не удастся, поэтому на сборы — десять минут. Танк — взорвать оставшимися снарядами и гранатами, машины — сжечь, хоть сеном обложи. Лейтенант, боцман — бегом за мной, на той стороне реки через пять минут будет штабная машина.
Когда Иванов и Сидоров пробегали вслед за майором мимо крыльца сельсовета, вместе с Петровым из избы выбежал еще один штатский в кремовых чесучовых брюках, заправленных в сапоги, в расшитой косоворотке и сером пиджаке. Подбежав к майору, остановил его и произнес звенящим от напряжения голосом:
— Майор! Разреши присоединиться к твоему отряду? Призыву, правда, не подлежу, как классово враждебный элемент, но как доброволец и штабс-капитан в отставке пользу принести могу существенную.
— Кто такой? Толком говори — видишь, времени в обрез!
— Ну ты блин дремуч, майор! Тебе же русским по белому говорят — штабс-капитан в отставке, граф Вяземский! Счетоводом в сельсовете работаю! Только где он — сельсовет-то? Германца же и в ту войну с дерьмом мешал, а возьмешь меня сейчас — и нынче огребут они у меня по самое не балуйся! Вдобавок, двигаете вы, как я понимаю, к Смоленску уже, а там мое поместье родовое, каждый куст мне там знаком и лично приятен. Ну так что, берешь? Или тут подыхать оставишь?
— Ладно, хрен с тобой. Эй, Еремин, запиши еще в батальон графа Вяземского! А чем воевать-то будешь, вашбродь?
— Не сцы, майор, наган твой не отниму! — с этими словами Вяземский достал из-под пиджака отливающий синевой прикладной маузер без кобуры и ласково передернул затвор. — Пока вот этим повоюю, а там уж как придется.
Переправившись через реку, Иванов увидел мчащуюся к переправе полуторку. Взвизгнув тормозами, полуторка остановилась рядом с майором, и водитель крикнул ему, что немца и захвативших его окруженцев нужно загрузить в кузов, а сам батальон должен своим ходом отойти на заранее указанный рубеж обороны. Майор, притянув Иванова за гимнастерку поближе к себе, тихо проговорил:
— Слышь, лейтенант, захвати с собой графа. Это он мост спалил. И мне объяснил, почему. Мы б его все одно не удержали бы, а без моста немцам крюку лишних двадцать верст. Понимает он, вижу, в деле военном, но как классово чуждый элемент его шлепнут ведь не думая. А скажешь, что он тоже немца брал — может и не шлепнут, воевать оставят. Сам видишь, не ладится у нас что-то, которую неделю отступаем, от батальона взвод остался, короче пользы от него точно будет больше чем вреда. Давай, лейтенант, хрен лишь тут…
— Хорошо — так же хрипло ответил Иванов. — Эй, Вяземский, лезь в кузов — уже полным голосом скомандовал он графу.
В кузове у заднего борта уже сидели четверо солдат с отъевшимися рожами, красными петлицами и сжимающими новенькие автоматы ППШ пудовыми кулаками. Вновьприбывшие сгрудились у кабины, немца, снова связанного по рукам и ногам, положили в середину кузова на свернутый в несколько слоев брезент.
Выбросив фонтаны грязи из под колес, полуторка помчалась на восток.
Убедившись, что за ревом мотора полуторки с оторванным глушителем конвоиры (а ничем иным краснопогонные мордовороты и быть не могли) их не слышат, Иванов растолковал сгрудившимся, укрывающимся за кабиной от дождя и ветра Петрову, Сидорову и Вяземскому предложенную майором диспозицию. Возражений не последовало. Уточнив мелкие детали, Иванов, Петров и Сидоров быстренько, как бывает со смертельно уставшими людьми, задремали, а Вяземский, стараясь укрыть задремавших полами выданной ему Ереминым шинели, задумчиво напевал «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“».
Спустя полтора часа полуторка въехала на улицу небольшого городка. За время путешествия никаких особых происшествий не произошло, если не считать налета «Мессера», который на бреющем полете обстрелял одиноко едущую машину из пулеметов, выбив пару досок из заднего борта. Прежде чем ехать в штаб, водитель на минуту завернул к расположенному на окраине городка госпиталю, расположенному в бывшей районной больнице, где два раненых «Мессером» конвоира были отправлены в операционную, а оба убитых — в морг. Приемная сестра, оглядев пленного, сказала, что в медицинской помощи тот не нуждается, а штаны ему пусть в штабе меняют. И через пять минут полуторка остановилась у здания райкома партии, в котором теперь размещался штаб армии. Вид выгружаемого из кузова немца заставил обернуться многочисленных солдат и офицеров, внешне беспорядочно снующих на площади перед райкомом. В адрес фрица посыпались многочисленные соленые шуточки, особо подчеркивающие состояние форменных брюк фельдфебеля. Впрочем, шуточки быстро прекратились, так как не понимающий по-русски фашист на них не реагировал во-первых, а во-вторых, немца быстро утащили в открывшиеся двери обкома. Вышедший из этих дверей капитан-пехотинец о чем-то тихо спросил водителя, а затем пригласил четверку следовать за ним.
Внутри обкома четверку привели в кабинет, где за столом сидел толстый лысый полковник, поминутно утирающий запотевшее лицо большим клетчатым носовым платком, а в углу стоял высокий стройный майор госбезопасности.
— Полковник Баранов, начальник штаба армии — представился полковник. А это — небрежно махнув в угол рукой — майор Опричишвилли, из СМЕРШа. Вижу, старшим по званию будешь тут ты, лейтенант (полковник умышленно опустил слово «младший», поскольку разговор предстоял не скорый, а повторять каждый раз при обращении к младшему лейтенанту слово «младший», тем самым затягивая и без того небыструю процедуру дознания, полковнику не хотелось, да и не очень гармонировало тут «старший по званию» и «младший лейтенант» в одном предложении). Так ты давай и докладывай, кто, что и откуда.
— Разрешите доложить, товарищ полковник, — начал доклад Иванов.
— Докладывай, — разрешил полковник.
