Меня трясёт от слабости, в ушах звон, перед глазами темнеет. С трудом я вновь добираюсь до своей комнаты и залезаю под одеяло… теперь остаётся только ждать.
Я смотрю в окно, наблюдая как серое небо превращается в чёрное, как зажигаются фонари, слышу, как поворачивается ключ в замке – это отец входит в дом.
Сегодня он особенно поздно… священник и психиатр уже давно спят. Я улыбаюсь измученной, ядовитой улыбкой. Они уже не успеют рассказать отцу обо мне. Надеюсь, отец тоже выпьет воды из чудесного кувшинчика….
Наконец стрелка на моих часах доходит до двух ночи. Отец уже спит, я уверенна… снотворное отлично действует.
Я тяжело поднимаюсь с кровати. Голова кружится, меня ужасно шатает. На секунду я вынуждена сесть на пол. Но потом снова встаю, держась за стены….
Я спускаюсь по лестнице, держась за перила… в гостиной встаю на четвереньки и ползу на кухню. Там снова выпрямляюсь.
Я беру в руки нож, самый огромный нож. И вновь поднимаюсь по лестнице… священник и психиатр спят в комнате близнецов. Подумав об этом, я улыбаюсь безумной улыбкой.
Я прохожу туда, лезвие посверкивает в лунном свете. Я осторожно переступаю через игрушки, забытые близнецами и наклоняюсь над одним из спящих мужчин.
Наискосок вдоль шеи – я читала об этом. Резким движением я провожу по шее психиатра ножом. На меня брызгает кровь, заляпывая и волосы, и грязную пижаму, которая уже давно не была в стирке. Я выпрямляюсь. Я абсолютно спокойна.
Также равнодушно я перерезаю горло священника. Крови становится ещё больше, мне кажется, она заляпала всю детскую. Но я улыбаюсь.
Пошатываясь, я иду в комнату отца. Он спит на боку, светлые волосы прилипли к его лицу. Я наклоняюсь, успеваю немного провести ножом по его шеи и… отшатываясь, сползаю вдоль стены.
Сквозь темноту я вижу свои руки, безвольно лежащие на полу. И вижу окровавленное лезвие.
Иллюзии, видимо, очередной побочный эффект лекарств, наполняют моё сознание.
Я вижу людей… очень много людей. Все они занимаются своими делами, суетливыми, мерзкими противными делами Системы. Я их ненавижу… как же я их ненавижу.
И вот я иду, в своей грязной пижаме, со своим окровавленным ножом и убиваю их всех. Всех до одного….
Но сколько я не убиваю их, передо мной снова появляются люди, множество таких же мерзких, суетливых людей. И они вновь заковывают меня в Систему….
Я прихожу в себя, в спальне, освещённой лунным светом, в окровавленной одежде, с ножом, валяющимся поодаль. Я, дрожа, обнимаю себя руками. Солёный вкус крови и её тошнотворный запах сводит с ума.
Я могу убить их. Могу убить всю свою семью. Но какой от этого толк? Система всё равно найдёт тот или иной способ сковать меня….
Значит….
Я поднимаюсь на негнущиеся ноги. Нож так и остаётся лежать на полу, в спальне отца… я же с трудом добираюсь до своей комнаты и падаю на пол, навалившись спиной на кровать.
Одна рука с трудом нащупывает пачку таблеток на прикроватной тумбочке. Я беру её в руки и мрачно гляжу на неё.
Вот и всё… как просто. Чего я боялась, чего ждала? Можно покончить со всем сразу… сразу.
Я вываливаю почти всю пачку на руку и глотаю разом, даже не запивая.
На губах всё ещё прежняя, сумасшедшая улыбка. К чему ждать смерти?
Вот она, здесь….
====== Глава 35 ======
Я вновь и вновь сжимаю в руке холодную рукоятку ножа. Иду сквозь толпу людей и убиваю. Вновь и вновь убиваю.
Но люди – это не люди, это куклы, марионетки на ниточках. Нож наносит лишь царапины их крепким, пластмассовым телам. Они встают и вновь окружают меня. У них стеклянные глаза, пластмассовые руки.
Я опускаю глаза, и с ужасом вижу, что сжимаю нож такой же пластмассовой рукой. Я – такая же кукла, как и все остальные. Марионетка.
С ужасом и отчаянием я отбрасываю нож и сжимаюсь в комочек, пытаясь защититься от всего окружающего мира. Я плачу, чёрное отчаяние владеет мной, я пытаюсь укрыться в каком-то уголке сознания, но вновь и вновь вижу свои пластмассовые руки….
И вот перед моими глазами всплывает грязный, жёлтый потолок больницы, я чувствую кислородную маску, надетую мне на лицо, ощущаю свои руки, лежащие под одеялом.
И вот потолок плывёт перед глазами, и я оказываюсь среди пластмассовых кукол, обступивших меня….
Так проходит примерно неделя в реанимации. Так кажется мне. Может больше, может меньше – я не понимаю. Вокруг никого нет, только равнодушные врачи, промывающие мой организм от лекарств. Вокруг меня только стены, и далёкое окно.
И пластмассовые куклы….
Потом всё это заканчивается, и я просто лежу в палате, в каком-то странном, неподвижном ступоре, не отвечая на вопросы, не реагируя ни на что.
Вскоре я узнаю, что скоро отправлюсь на лечение в психиатрическую клинику.
Эту новость я воспринимаю с равнодушной, скептической улыбкой… этого следовало ожидать.
Клиника, в которую хотят меня отправить, не совсем обычная, она принадлежит фонду Хендрик. А это значит, что туда обычно отправляют тех, кто так или иначе подвергся нападению демонов….
Среди низших есть такие существа, которые способны влиять на разум человека. Часто бывает, что даже после уничтожения такого демона, сознание человека всё равно остаётся повреждённым… таких людей и лечат в клинике фонда Хендрик.
Отцу удалось убедить полицию, что и я действовала под влиянием демона… это значило очень много. Это значило, что на мне нет никакой ответственности за мои поступки, и если я вылечусь, то смогу вновь стать полноценным членом общества….
Конечно, скорее всего, врачи клиники знали, что на самом деле никакие демоны не нападали на меня… но, как и тот убитый мной психиатр, они могли вылечить различные расстройства психики, даже те, которые были неизлечимы в обычных психиатрических больницах. Эти врачи часто возвращали психически расстроенных людей практически в нормальное состояние, и потому отец надеялся, что они помогут мне…
Он всё ещё любил меня, любил сильно. Он всё ещё надеялся, что можно вернуть прежнюю, мечтательную и радующуюся жизни Еву… но от Мечты не может вылечить никто.
Итак, когда я более-менее поправилась, по-крайней мере, галлюцинации прекратились, а боли перестали рвать тело на части, меня отвезли в психиатрическую больницу. Всё оказалось гораздо хуже, чем я ждала….
Там знали способы разговорить больного, если он не желает этого делать. Какое-то странное лекарство, которое вкалывали в вену, оно вызывало чувство безумной эйфории и заставляло выбалтывать всё, даже то, особенно то, что не положено знать этим глупым врачам, рабам Системы.
Да, я, без удержу, говорила о Системе и своей ненависти к миру… а они продолжали записывать что-то в своих мерзких тетрадках.
Хорошо ещё то, что рабы Системы не могли понять всё это как следует и рассказать моему отца, так что то, что доходило до него он вряд ли воспринимал всерьёз… скорее всего, считал просто бредом….
А уж то, что доходило до Хроно, бывший Грешник и вовсе не мог связать с идеями Айона….
Ведь о самом Айоне я не сказала ни слова… так странно. Видимо, эта тайна была на самом дне души, что даже лекарства не могли её достать.
Или же меня просто не спрашивали….
Но даже без этого мне хватило мучений. Все эти дурацкие вопросы… «что, всем надо жить отшельниками?», «а как же дети? Их обязательно нужно учить быть послушными!», ну и извечное, что без Системы люди друг друга переубивают….
Всё это заставляло мою душу кровоточить. Я ненавидела всех этих людей, они причиняли мне жуткую боль своим непониманием, они вызывали во мне кошмар, желание умереть… я хотела, чтобы они все ушли, оставили меня в покое… но именно здесь, в больнице, это было невозможно. Они вновь и вновь приставали ко мне думая, что помогают….
Меня терзали боль, вина и страх… кошмар не отпускал меня. Больше всего я боялась, что врачам как-то удастся покорить моё сознание, удастся заставить меня забыть о Мечте… это наполняло меня отчаянием. Я была готова кидаться на стены палаты, биться об них, но только скорчивалась зародышем на кровати.
