Меня оставляли после уроков, но мне было всё равно, назначали дополнительные занятия, но я их прогуливала, отстраняли от занятий, но это для меня было огромным наслаждением. В такие дни я гуляла по городу, чтобы родители ничего не заподозрили, так как им пока ещё не звонили из школы, и хоть даже в городе я видела окружающую меня Систему, это было намного лучше, чем сидеть в школе… всё было намного лучше, чем сидеть в школе….
Но, в конце концов, поняв, что со мной справиться не так-то просто, меня отправили к школьному психологу.
Надо ли говорить, как я не хотела туда идти. Ведь я знала, что любой человек, который так или иначе подчинён Системе, ничем не сможет он мне помочь. Будь он хоть психологом, хоть священником… просто, когда какой-то человек ведёт себя странно, надо же его на кого-нибудь свалить. А психолог соглашается на это добровольно….
Меня почти силой заставили туда идти, а ныть и жаловаться было не в моём характере. Не сейчас, когда я в конфликте со всем миром и не должна показывать ему свою слабость.
Нашим школьным психологом была женщина, миссис Дэй. Красивая, с довольно молодым ещё лицом… многие ученики просто обожали её. Но я знала, что каким бы понимающим и добрым не был человек, чужую он всё равно не поймёт... и не сможет помочь ей….
- В чём дело, Ева? – обратилась ко мне миссис Дэй. Она всегда называла учеников по имени, пытаясь создать доверительную атмосферу. – Что у тебя случилось? Почему ты хочешь умереть?
Злость просто кипела в моей душе. Ну вот опять, умереть! Я хочу обновления мира, а не смерти!
- Я хочу смерти мира, а не своей! – говорю я разъярённо. – Я его ненавижу!
- Тебя кто-то обижает? – спрашивает миссис Дэй. – Тебя обижают в школе, и поэтому ты ненавидишь мир?
Господи, какая глупость, какая банальность. Я не могу так больше… и я выдаю всё, что так долго хранила в себе.
- Не в этом дело! – мой голос почти звенит на весь кабинет. – А в том, что весь этот мир сковывает Система, подчиняет себе! В этом мире у людей нет свободы, нет настоящего выбора! Из неё невозможно выбраться!
- Почему нет выбора? – удивлённо говорит миссис Дэй. – Я выбрала, в какой мне колледж поступать и поступила в него….
Это едва ли не вызывает у меня истерический смех. Выбрала, в какой поступать колледж? Как же эти люди смешны… это тоже самое, что раб, выбирающий между золотыми или серебряными кандалами! Раб, выбирающий себе хозяина!
Но как объяснить это людям? Как заставить их увидеть тюрьму в привычной жизни? Что делать? Как мне объяснить им свои чувства?
Но нет ответа на этот вопрос….
====== Глава 29 ======
Мой конфликт с миром достигал апогея. Я просто не могла быть как все, я просто не могла подчиняться Системе. Всё сильнее и сильнее сердце сдавливала боль, и всё больше и больше я пыталась сопротивляться, всё больше и больше надеялась сбежать от всего – от мерзкой суеты, от всех этих цепей, от необходимости учится и работать….
Я хотела лишь вырваться из этого замкнутого круга суеты, из этих незримых оков, и поэтому пыталась бороться. Мои попытки борьбы с Системой напоминали трепыхание птицы, умирающей в клетке и в последней отчаянной, бесплодной надежде бросающейся на прутья, чтобы вырваться. Бессильные попытки… но я не могла перестать это делать. Если бы я оставила даже их, если бы просто сжалась комочком на дне своей клетки, то меня бы захлестнуло такое отчаяние, такая невозможность жить, что я бы просто… просто уничтожила бы себя.
И поэтому я сопротивлялась, хоть знала, как бесплодны мои попытки… хоть это всё и повергало меня в ещё большее отчаяние и боль… хоть я и понимала, что не смогу ничего сделать… что я так и останусь в сводящей меня с ума клетке….
Я боролась за каждую секунду, которая могла позволить мне свободно дышать. За каждую секунду покоя, за каждую секунду относительной свободы… за каждую секунду, когда никто не станет трогать меня и я буду жить вне власти Системы….
Я знала, что за прогулы школы последует наказание. Я знала, что все мои выходки, мои слова об Апокалипсисе не могут остаться без внимания. Я знала, что чтобы я ни делала, мне придётся и работать, и учится, и жить в суете Системы… ведь я до сих пор не вижу выхода.
И возможно, было бы лучше, если бы я смирилась и подчинилась… возможно, я бы всё равно рано или поздно нашла выход и не погубила бы свою жизнь… возможно….
Но я не могла так поступить! Я просто не могла смириться, видя впереди лишь боль и тьму! Я не знала выхода, и поэтому боролась за мгновение… неважно, что будет потом… главное – сейчас я не на уроке, главное – что я туда не пошла и не терплю всё это… главное – что сейчас я говорю, что думаю, что чувствую и неважно, что мне за это будет….
Какими бы ужасными не были последствия, с чем бы мне ни пришлось столкнуться в будущем, чтобы меня ни ждало – это было меня не волновало. Да, я боялась этого самого будущего. Да, из-за этого страха я приходила в отчаянии и мечтала о смерти. Но я всё равно не могла заставить себя ходить на уроки, не могла заставить себя быть послушной. Как ни ужасна казнь, грех гораздо сладостнее. И, какое бы отчаяние ни ждало меня, я не могла перестать наслаждаться своей отчаянной, бессмысленной свободой, своим сладким грехом.
Чем бы и кем мне ни потребовалось бы пожертвовать, кого бы мне ни пришлось бы огорчить….
Даже родных….
Надо ли говорить, что все мои выходки не могли долго замалчиваться администрацией школы. Конечно же, родители узнали обо всём.
Я сидела в своей комнате, на подоконнике, рассматривая серый, унылый, суетливый, глупый мир. Его вид причинял сильную боль моей душе, без того полной отчаяния, но это всё же было лучше так… лучше так… чем заниматься теми обязанностями, которые возлагает на меня Система….
Тут ко мне в комнату вошёл хмурый отец. Я пронзила его недовольным взглядом. Никто раньше не входил ко мне в комнату вот так вот… я хотела, чтобы он ушёл… просто ушёл….
Но он, уверенный, что прав в своих взглядах на мир и на воспитание, подошёл к окну и, опёршись на подоконник, навис надо мной.
- Ева, – проговорил он резко. – Объясни мне, что ты вытворяешь в школе?
Я тяжело вздохнула. Значит, он всё узнал… с отчаянной боль в душе я отвела глаза от отца, чувствуя лишь, как бесконечно устала от всего этого мира.
- Ну, я тебя слушаю, – продолжал холодно мой отец. Но я по-прежнему ничего не отвечала. Что я могла ответить? Что я ненавижу Систему, сковавшую наш мир? Что я не хочу жить в этой суете, среди этого мерзкого человечества? Что я чувствую себя птицей, запертой в клетке, что я ненавижу людскую жизнь?
Слишком сильна моя боль, чтобы говорить об этом человеку, который, я знаю, не поймёт меня. Да даже если допустить хоть малую вероятность, что он поймёт… всё равно слишком велик страх быть непонятой. И уж точно он проклянёт меня, когда поймёт, что мои идеи – это идеи Айона….
- Я жду ответа, Ева Магдалена Ремингтон, – отец не оставлял меня в покое, но я просто не могла ничего из себя выдавить. Просто не могла.
Отец нахмурился и отступил от меня на шаг.
- Значит, так, – сказал он строго. – Всю неделю ты будешь заниматься, ты у меня носа не поднимешь от учебника. Начинаешь прямо сейчас. Никуда ты у меня не пойдёшь, ни к друзьям, ни на какие-то там праздники или вечеринки. И попросишь у всех учителей прощения за своё поведение.
И отец вытащил учебник по геометрии, бросил его мне на колени и вышел из комнаты.
Я же перевела взгляд на окно. Из груди против воли рвался какой-то странный, истерический смех. Я ощущала горькую боль, злую иронию, странную радость….
Домашний арест… никуда ни с кем не пойду… ничего не смог придумать интереснее? Мой отец совсем не знает меня! Иначе бы заметил, что последнее время я выхожу из дома только, чтобы дойти до школы! Как глупо! Как смешно!
Я кинула взгляд на учебник. Даже один его вид вызвал у меня настоящий приступ боли, ощущение оков Системы, и я отшвырнула учебник подальше, в самый далёкий угол комнаты. Смех не отпускал меня, меня всю трясло в приступе. Я любила отца… любила так, что он знал, что может заставить меня делать, всё, что угодно, но он никогда не злоупотреблял этим. А теперь….
