Он сделал ещё шаг. Интересно — у тренера есть дети? Наверняка нет. А даже если и есть, то никакая служба не допустит этого психа к воспитанию. Его вообще надо подальше держать от детей. Лично он бы точно держал. Тысячелистник — он же полный псих!
Как же захотелось обратно. К родителям, к фонтану, посмотреть издалка на болото, послушаить гордого Лазарева, посидеть на уроках спасителя Арсения. Полежать на газоне перед домом. Заснуть у открытого окна за уроком математики.
Лиза говорит — многие семьи мечтают, чтобы у них родился воин. Да они хоть понимают — что такое воин? Это же убийца, маньяк, красный спектр, отрава… Убив первый раз — случайно или нет — он захочешь ещё. Снова и снова. Насыщение никогда не придет. Он будет убивать, пока не убьют его.
Воин — это не просто испытание для родителей, которые его воспитывают. Юный воин может навсегда уничтожить в родителях любовь к себе. Заставить их тайно себя ненавидеть. И вовсе не страшно, что он будет убегать из дома, идти поперек здравой логике — он будет стягивать на себя все конфликты, будет причиной всех раздоров. Это отвратительно, но с этим уже никак не справиться. Надо повзрослеть и принять уже себя таким, какой ты есть. Скитальцем, одиночкой…
Профессор говорит — многие люди хотят дружить с воином, но знают ли они, что дружба с ним — испытание? Что человек для воина — книга, а читает воин много и все подряд. И книге к сотой ему становится скучно, к тысячной он наичнает просто отпинывать от себя людей даже не открыв первую страницу. А если попадется ему на пути действительно интересная личность — он силой вытащит из него все интересное и тут же охладеет. Воин не дружит долго — потому что мигом вырастает из собственной оболочки, а уж тем более из оболочки друзей.
Нормальное состояние для воина — ненависть к людям, презрение, люди знают это, они чувствуют это и ненавидят его. Это алый спектр, это кровь. Дружить воин может только с таким же как он. И то, пока ещё молод и наивен. А любить… Может ли воин вообще любить?
Сон сжал кулаки, и с силой ударил им по двери, ведущей на арену. Каким-то чудом он преодолел эти чертовы ступеньки. И может быть он последний неудачник, всеми отвергнутый псих, но по крайней мере — он будет честен с собой.
Внутри что-то с треском хрустнуло — так, что стало резко больно. И захотелось даже закричать.
— Оторывай жопу и возвращайся обратно! — закричал тренер. Это было так неожиданно, что Сон интуитивно вжался в стул.
— О-о… Но я не вернусь. — промямлил он.
— Чего? — он все ещё не кричал.
— Я не вернусь и точка! — произнес он, собравшись с мыслями. — И никто не заставит меня туда вернуться.
— Ты бы мог выиграть и потребовать у него что угодно. — произнес тренер.
— Я бы не выиграл. — вздохнул Сон. Он-то прекрасно понимал, что прошлая победа была чистой случайности. Да и плазма… Может стоит сказать тренеру? Он набрался духа и уже решил признаться, как тот снова заговорил.
— А что если бы ты выиграл? Вероятность того, что ты выиграешь первый раз была одна к стам. Вероятность того, что ты выиграешь второй или третий раз — одна к тысячи. Однако выиграв один раз, ты автоматически повышаешь свой шанс выиграть в бою, так как…
— Так по теории вероятности, из всех, кто имеет шанс победы равной одной тысячи, те, кто победил в первом раунде имеютшанс уже не одну деститысячну, а одну тысячную. — закончил Сон.
— Да ты я смотрю математик.
— Недоучка. — сказал тот. — Да и мне нечего просить у первого преподавателя. Разве что вечность и пару коньк…
— Ты бы мог потребовать мое имя. — сказал Тысячелистник.
Так вот чего он злиться! Сон начал злиться сам. Тренер не верил в его победу с самого начала, не поддержал, не помог, только насмехался, но стоило ученику выиграть, стоило перед его, тренера носом, замаячить награда — как тот сразу поменялся в лице! И ведь нет же — мог спокойно и по-дружески попросить выйти на бой. Нет! Надо обязательно орать, словно ему одно место пищемили… Сон помотал головой. Хотел удариться в истерику. Но нельзя было.
— Я бы не выиграл! — произнес он устало. — У меня плазма закончилась!
— Плазма закончилась? — тренер был ко всему, но только не к этому. — Ты плазму пренимал, а что анализы не делали?
— В таблетках, ученическую. Она анализами не проверяется.
— Ученическая плазма в таблетках не выялвляется анализами? — уточнил тренер.
— Да. Она как эти… Как его. Осадочная плазма. Её никак не заметить. Я потом тренировался после экэзамена… — Сон взъерошил волосы. Чето— мысленный процесс ему никак не давался.
— Ты ещё можешь вернутся на ринг. О плазме никто не узнает. А я никому не скажу. Кроме того, я бы тебе ещё таблеток достал. — серьезно сказал тренер. А его не беспокило, что их Цикада пишет в прямом эфире?
— Нет. — сказал Сон. Врать он не хотел, не любил, да и не умел. А покрывать чье-то вранье, а особенно тренера — от этой мысли становилось ещё хуже. Он и так прикладывал все силы, чтобы не начать играть в его злостные, ожесточенные игры… А тут он сам туда затягивает. А что до плазмы которую он ему достанет — катился бы к чертям с такими взятками! Как он вообще может ему такое предлагать? Взяточник, ей богу! Даже неприятно стало.
— А где ты взял эту плазму? — спросил он, некоторое время подумав, потому что Сон молчал как пришибленный.
— Я не скажу. — признался тот. — Тайная тайна.
— Тайная тайна… — протянул они нахмурился о чем то думаю. Думал он долго. Минуты две. Делал выоды и соображал.
— Ты слабак, Сон-Трава. Слабак и трус. — произнес он и отключился.
— Ты же знаешь, я с самого начала была против. Зачем тогда спрашиваешь? — Лиза вела себя, кажется, хуже чем тренер, ей было просто наплевать. Как обычно она была чем-то занята и времени у неё не было совершенно.
— Он назвал меня трусом. — сказал Сон. — И слабаком. — Обычно он старался не показывать обиду — к чему? Но тут едва сдерживал слезы. Какого черта он так глубоко воспринимает нападки тренера? И для чего он вообще слушет что тот скажет? Наверное потому, что втайне уважал этого человека и хотел ему понравится, быть достойным учени…
— Плачешь как ребенок. — сказала Лиза.
— Я и есть ребенок, — огрызнулся Сон. — А ты думала я кто? — разозлился он. — Великий воин академии? Нет, я оказывается…
— А ведешь себя как взрослый. — задумчиво произнесла Лиза. — Иногда.
— Но я не хочу я себе вести как взрослый! У меня ещё честных… — он стал загибать пальцы. Зажмурился. На ладонь упала слеза. Да что ж ты будешь делать! — У меня ещё целых пять лет беззаботной жизни! — выпалил он. — И я не хочу слишком быстро взрослеть!
— Это хорошо, — она откинулась, открыв второй монитор. Ну надо же, он ей тут душу изливает — в прямом смысле, а она решила ещё с кем-то поболтать! — По крайней мере это говорит о твоей… Хм… Относительной нормальности. Сходи проревись. Легче же станет.
— Я не плачу! — выдавил он, утирая нос платком. Надо же — платочки, которые Снежинка клала в сумку наконец-то пригодились. Да ещё и звонок по другой линийй прошел — кому-то нетерпелось с ним пообщаться. Но он не как Лиза! Если говорит, то только с ней.
— Великий князь крайне недоволен тем, что ты отказался от боя. — сказал Лиза хмуро, косясь на другой монитор.
— Стрелолист? — ахнул Сон.
— Нет, не тот. Который первый преподаватель.
— Пусть исключит меня из школы. — сказал он и громко высморкался. Вот почему — почему когда плачешь сразу сопли из носа…? Лиза покачала головой и улыбнулась.
— Он не исключает из академии воинов за приступы идиотизма. Иначе пришлось уволить половину академии. Он даже не исключает тех, кто открыто желают ему самой медленной мучительной смерти. Иначе пришлось уволить бы другую половину. Ты думаешь, он исключит кого-то, кто просто прервал поединок? Хотя, признаться начистоту — ты нас всех удивил. Обычно воины… Никогда не прерывают поединок. В особенности алоспектральные. Это же как… — она пощелкала пальцами. — Как если бы… В общем, не прерывают и все. Это как стрелу в полете остановить. Когда ты её уже выпустил. Это просто невозможно!
